Академия Высших: студенты

– Внимание! Внимание! Через пять минут над каждым коттеджем будут включены силовые щиты. Оставайтесь дома или войдите в ближайший коттедж. Если вы находитесь в студенческом центре, оставайтесь внутри. После включения силового поля войти или покинуть любое помещение на территории студенческого городка будет невозможно.

Мурасаки обернулся, посмотрел на Сигму и свернул в переулок. Сигма попыталась выдернуть руку, но напрасно. Мурасаки на секунду остановился, попытался ей что-то сказать, но из-за рева ветра и раскатов грома ничего было невозможно услышать. Впрочем, Сигма колебалась всего одно мгновенье. Провести ночь в компании неизвестно кого, или провести ночь в компании Мурасаки? Даже выбирать не из чего!

Он ворвались в дом и захлопнули двери. Вода лилась с них ручьями. Они едва отдышались, как над дверью вспыхнула красная полоса и механический голос сообщил «Защитное поле активировано. Просьба не пытаться покинуть помещение, пока не погаснет cветовой индикатор». После третьего повтора голос замолчал.

Сигма посмотрела вниз. Лужа под ними была такой, будто они разлили по полу два или три ведра воды.

– Хорошо, что ты оставил свою книгу в академии, – сказала Сигма растерянно, не понимая, что делать дальше.

– Раздевайся, – сказал Мурасаки.

Сигма нервно засмеялась.

– Что смешного? – не понял Мурасаки, стягивая с себя куртку. С каждым движением на пол выплескивался очередной фонтанчик воды.

– Представила, как нас завтра утром встречает Вайолет и спрашивает, как мы провели ночь, – Сигма не переставала смеяться. – И я ей отвечаю – для начала Мурасаки приказал мне раздеться. А потом мы всю ночь вытирали воду с пола и сушили одежду.

– Я тебе ничего не приказывал, – буркнул Мурасаки. – Можешь так и стоять в мокрой одежде всю ночь, если хочешь. Потому что дальше порога в мокрой одежде я тебя не пущу.

– Куда делось твое чувство юмора? – спросила Сигма, снимая обувь и стаскивая парку. – Смылось дождем?

Они стояли друг напротив друга, у Мурасаки в руках все еще была его куртка, у Сигмы – парка. И с них обоих по-прежнему стекала вода.

Мурасаки нехорошо щурился, глядя на Сигму.

– Слушай, лично мне не до смеха. И не до шуток. Нам надо быстро переодеться в сухую одежду и каким-то образом пережить эту ночь.

– О, – сказала Сигма, – мы можем поругаться так, что тебе на меня даже смотреть не захочется.

– Не сомневаюсь в твоем умении ругаться. Но предпочел бы обойтись без ссор. Подожди, я сейчас.

Он сунул Сигме в руку свою куртку, прошел вглубь дома, оставляя за собой дорожку из мокрых следов, потом вернулся с тазом, отобрал у Сигмы обе куртки и бросил в таз.

– Иди в душ, а я тут разберусь с водой и лужами. Я оставил тебе полотенце и свою пижаму.

Только в ванной комнате, увидев себя в большом зеркале, Сигма поняла Мурасаки. Она вымокла вся, целиком. Рубашка и брюки облепили ее так плотно, как будто были второй кожей. Видны были даже швы на белье. Сигма покраснела. Мда. Тут уже можно и не раздеваться, никаких секретов практически не осталось. На месте Мурасаки она бы тоже психанула. С другой стороны, вот сейчас у них точно не было никакого другого выхода – добежать к себе она бы не успела. И ей еще очень повезло, что она возвращалась домой не одна, а то сидела бы всю ночь в студенческом центре.

Когда Сигма вышла из душа, пол был уже сухим, а сам Мурасаки уже переоделся в домашний плюшевый костюм в мелкую шахматную черно-фиолетовую клеточку. Сигма с завистью смотрела на его одежду. Костюм выглядел более теплым и менее скользким, чем ее пижама. Сигма завернула слишком длинные штанины, но они то и дело норовили развернуться обратно. Рукава тоже доходили до кончиков пальцев. И это было ужасно неудобно. Но просить у Мурасаки другую одежду было бы еще неудобнее.

– Я отправил наши куртки в сушилку, и она считает, что они высохнут только к утру, – как ни в чем не бывало сказал Мурасаки. – Уступаю твоей одежде почетное право первой побывать в моей стиральной машине. Можешь ее туда забросить. Ты разберешься сама? Или тебе помочь?

Все коттеджи были одинаковыми, как и вся техника в них, так что Сигма легко нашла мини-прачечную. Мокрая одежда Мурасаки была сложена в корзину, и Сигма почти не задумываясь рассортировала – брюки к брюкам, белье в бельевой отсек, а рубашки и футболки – в третий. Она выставила режимы, нажала пуск и только потом сообразила, что наверное, Мурасаки не порадуется, что она трогала его одежду... Всю его одежду. Она бы точно не обрадовалась.

– Есть проблема, – сказала Сигма, заходя в комнату. – Я поставила нашу одежду стираться вместе. Но если ты против, только скажи, я остановлю стирку и разберу обратно. Вдруг у вас есть приметы, что тот, кто видел чужие трусы сможет читать чужие мысли или видеть чужие сны.

Мурасаки засмеялся.

– Я так и думал, что тебе захочется посмотреть на мои легендарные трусы.

Сигма пожала плечами.

– Не могу сказать, что я их рассматривала. Просто бросила в бельевой отсек.

– Здесь должна быть шутка, что моим трусам повезло больше, чем мне, – фыркнул Мурасаки. – Но я считаю, что мне тоже очень повезло. Я собираюсь заварить чай, а еще у меня есть мед и замороженные булочки. Если их разморозить в печке, они даже похожи на свежие. Будешь?

– Только если за компанию. Мы же недавно ужинали.

– После пробежек я всегда очень голодный.

– Учту на будущее, – пообещала Сигма.

Она забралась на стул, поджав ноги под себя, и смотрела, как Мурасаки возится с булочками, чашками, медом. С улицы больше не доносилась ни рева, ни грома, и Сигма слышала только уютные кухонные звуки – позвякивание посуды, звонок таймера на печке, когда разогрелись булочки, шум закипающего чайника. Впервые за последние дни Сигма почувствовала себя спокойно. Может быть, конечно, дело было в прекрасных результатах теста. Да ладно, кого она обманывает? Дело было во всем одновременно – и в том, что она решила почти все задачи, и в том, что она снова видит Мурасаки и что как минимум до утра не надо никуда идти, не надо думать про учебу и можно просто расслабиться.

Мурасаки поставил на стол блюдо с булочками, непривычно большой чайник с чаем, плошку с густым белым медом, как будто состоящим из крупинок, и две небольшие чашки на блюдцах – тонкие-тонкие, словно из бумаги. Улыбнулся, налил чаю в обе и одну придвинул Сигме. Этот чай был желтовато-зеленым, с изумрудным оттенком. Сигма никогда такого не видела.

– Тебе может не понравится. Говорят, это или любовь с первого глотка, или отвращение на всю жизнь.

Сигма с интересом поднесла чашку к губам и вдруг отставила.

Мурасаки удивленно поднял брови.

– Не будешь пробовать?

– А вдруг мне не понравится?

– И что тогда?

Сигма пожала плечами.

– Ну, вдруг тебя это обидит?

Мурасаки шутливо обнял чайник.

– Нет, что ты. Мне же тогда больше достанется.

Сигма сделала аккуратный глоток. По вкусу напиток был похож именно на тот самый чай, к которому она привыкла дома. Только дома он заваривался до цвета темного янтаря – рыже-коричневый, с краснотой. Но вкус был знакомым. Сигма улыбнулась. От этого вкуса, который она первые дни в Академии пыталась найти и так и не смогла, ей снова показалось, что она дома.