АкаДЕМОНиЯ. Я - не чудовище! Я только учусь!

— А отец? — спросила я, вспоминая суперсекретное досье.

— Отца вблизи я видел раза четыре. Иногда я думал, что он должен просто подойти ко мне и поговорить со мной, но он так и не соизволил, — равнодушно отозвался некромант.

— То есть маги не создают семьи? — поинтересовалась я.

— Раньше создавали. А потом это посчитали угрозой. Магические кланы разрастались, стали бороться за власть. И тогда был введен этот запрет, — прошептал Асфард.

Мы немного помолчали.

— Ника, — раздался его шепот, — Ты спишь?

— Да нет же! — прошептала я, — Расскажи про зеркало…

— Что тебе рассказать? — поинтересовался Асфард, — Я им никогда не пользовался. Оно мне досталось по наследству от моего учителя. Вместе с амулетом. Гианфар был прямым потомком их создателя. Перед тем как погибнуть, он передал мне амулет и ключ от тайника, где лежали его записи. Части записей не хватало, страницы были вырваны из тетради, но исходя из того, что мне удалось прочитать, с его помощью действительно можно изменить ход истории.

— А что это за универсальный ключ? Как он выглядит? — поинтересовалась я.

— Ключ — это пластина с символами. Его часто рисуют на портретах. Ее называли Апотропей Верховного Мага. Многие думали, что это — обычное украшение. Но на самом деле это — ключ от Башни. Башня сама выбирает хранителя Апотропея из предложенных кандидатур, также, как и учитель выбирает ученика.

— Я все хотела спросить, почему ты отказался призывать Тьму? — поинтересовалась я, — Тебя совесть замучила?

— Два года я делал то, что мне велели. Пробуждения Тьмы с каждым разом становились все страшнее и страшнее. Почти все многотысячное войско Стражей, все маги, которые были на тот момент в Башне, но не находились в Зале Вызова, поднятые неведомой силой, бессмертные и почти неуязвимые, жаждали только одного — уничтожать все живое.

— Видишь, тебе удалось примирить злейших врагов и заставить сражаться их на одной стороне, — вздохнула я, — А что было дальше?

— Стоило Стражам снова поднять голову, как Тьма сметала все на своем пути. И чем больше становилось воинство, тем труднее его стало контролировать. В последний раз, когда мне пришлось это сделать, я с трудом смог его остановить. И тогда я понял, что следующий раз будет роковым и отказался. Люди, увидев Тьму, впервые были настолько напуганы, что обратились за помощью к чародеям. Совет, разумеется, отказываться не стал. Авторитет магии укрепился. Стражи были признаны вне закона. На них была объявлена охота. Они пытались донести правду, но испуганные люди не хотели их слушать. Вот и вся история.

— А где сейчас Тьма? — спросила я, зевая.

— Она спит и ждет, когда я снова призову ее. Но это не сделаю никогда. Даже под угрозой смерти! — глухо отозвался мой учитель, — Только бы получилось вернуться в прошлое, только бы тебе удалось успеть перехватить меня на подходах к Залу Вызова…

— Так, ни слова о смерти. Я этого не допущу! Если мне удастся вернуться в твое прошлое… Как сделать так, чтобы ты мне поверил… Просто… Если я подойду к тебе, то ты меня посчитаешь сумасшедшей… — заметила я, вспоминая фильмы про путешествия во времени.

— Назови мое детское имя — Ион или Ян. И так и так отзывался, — усмехнулся Асфард, — Пусть я родился в этой Башне, и при рождении мне было дано имя Асфард, но воспитывали меня обычные люди под простым именем, чтобы не привлекать ко мне внимания Стражей. Так многие делают, если в их семье внезапно появляется потенциальный маг. О моем первом имени никто не знает, поэтому есть шанс, что я тебе поверю. Но я боюсь, что у тебя не выйдет, и тебе придется…

— Еще раз заикнешься о смерти, получишь подушкой по голове! — возмутилась я, бросая в него подушкой и отползая в сторону. Подушка полетела в ответку, чуть не сбив меня с кровати. Я вернула ее обратно и почувствовала, как меня хватают и пытаются завернуть в одеяло, как в мешок. Я вырывалась, извивалась, смеялась, чувствуя, как по щекам текут слезы.

— Попалась, которая кусалась… — спросил Асфард, сгребая меня в охапку вместе с одеялом и подушкой, которую я так и не выпустила из рук, — Ника, ты что, плачешь? Я сделал тебе больно? Ну чего ты?

Да ничего я. Совсем ничего. Совсем-совсем. Честно-честно.

Прошло около трех недель с момента, когда стало ясно, что за нами придут. Но либо у них руки не доходили до нас, либо ноги, но факт остается фактом, жизнь продолжалась. Я изредка ходила на пары, дабы отметиться, что таки да, я еще живая, не дождетесь. «Час Хэ» все никак не наступал, и я радовалась каждому прожитому дню.

Физкультуру перенесли с крыши на второй этаж. Однорукий, шепелявый физрук еще не до конца оправился от травмы, поэтому читал нам лекцию о том, как правильно нужно сражаться, показывая на старом тряпичном манекене, как нужно наносить рубящие удары. «Е…е…е…если за…за…заходят с…с… за…за…ди, т… т…то на…на…на…. надо…» Все что-то усиленно строчили, пока я сидела и играла с монеткой, мысленно загадывая на аверс и на реверс. Реверс означал — нет, аверс — да. Асфард однажды застав меня за этим занятием усмехнулся, что одно время тоже так делал. Только у него все было наоборот. Говорит, что кое-что сбывалось. Пока что ответы меня утешали.

«Мне не придется убивать Асфарда?» — реверс. Выдыхаем.

«Получится ли у меня сделать все хорошо?» — монетка встала ребром. Эм… И как это понимать? Будем оптимистами. Если нам будет хорошо, то не факт, что остальным будет хорошо. Остальным в этот момент может быть очень плохо.

«Выживу ли я?» — аверс. Внушает оптимизм.

«Выживет ли Асфард?» — монетка встала ребром. Так! Меня такой ответ не устраивает! А ну давай, думай, как следует! Аверс. Все, успокоила.

«Я вернусь домой?» — аверс. Я грустно посмотрела на монетку. В свете последних событий в личной жизни слово «домой» звучит как-то невесело. Домой хочется, а расставаться — нет. Парадокс.

«Скоро ждать нападения?» — аверс. «Собирайся народ, кто в Крестовый Поход идет! Пришедших со своим оружием принимаем без очереди!»

«Сегодня?» — аверс. Какой сегодня день? Надо обвести в календаре. Для потомков.

Из всех учеников больше всех нервничал Эпик Фейлор. В его глазах читалось то же самое, что и у Андрея Волконского: «Но где же? Как же выразится мой Тулон?», а после уроков он гордо распинался перед восторженными хомячками на тему: «Кто к нам с мечом придет, то тот по забралу и получит! Десять лет назад получили? И сейчас получат!» О как! Мариэнн — Сьюзанн, когда у нее были карие глаза смотрела на нас, явно чувствуя себя Жанной Д’Арк, готовой к труду и обороне. Я не была готова ни к чему.

Стоило мне подумать о битве, как в голове начинало крутиться: «С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь…», вызывая активизацию слезных желез. В сердце сразу что-то начинало колоть. За себя я почему-то не боялась. А вот за него… «И каждый раз навек прощайтесь…» Расскажите кто-нибудь, как сменить пластинку у мысленного патефона? Или сломать его ко всем чертям?

Я сидела на паре по физкультуре и вместо того, чтобы записывать стенограмму за физруком, посмотрела, как клубится туман за окном. Странно, но через минут пятнадцать мне показалось, что туман начал рассеиваться. Перед глазами сразу возникла улыбчивая доктор Малышева со своим коронным: «Это не норма!» Прогноз погоды молчал, синоптики пожимали плечами. Я настолько привыкла к туману, что даже привстала от удивления, чтобы посмотреть, что там, за окном. Сквозь оконное стекло я видела обрыв и черную кромку леса на горизонте. На небе висели сизые тучи, предвещавшие грозу.