Аксиома Эскобара: всегда занимай высоту

В нынешней своей жизни Пабло десятикратно масштабировал этот подход, порою даже и не дожидаясь каких-либо стихийных бедствий. «Acciones, no palabras». «Действия, не слова». Лозунг его будущей партии. Неудивительно, что всего-то за год с небольшим любой честный опрос в стране показал бы просто бешеный рост популярности молодого бизнесмена. И на сей раз не только в Медельине и родной Антиокии.

Пользоваться этой популярностью Эскобар пока не планировал. Выборы в парламент — в которых он участвовал в той жизни — будут еще нескоро. И в них он участвовать, пожалуй, не станет. Несколько «его людей» — да, будут. А он — нет. А вот ещё через четыре года…

Поневоле, конечно, мелькнула мысль, что он так-то гораздо разумнее подошел к собственной репутации в этот раз и мог бы и залететь в кресло настоящего (а не «замещающего» — как в тот раз) сенатора. С некоторой долей вероятности даже президентом мог бы стать. Вот только…рано, это всё было рано. Для колумбийских элит он — выскочка. И ничего он с этим не сделает, если не хочет залить страну кровью в масштабах как бы не больших, чем тогда. Мало стать президентом: у тебя должна быть команда и целая куча верных людей. И далеко не всегда это можно решить деньгами…

Именно кадровому вопросу он уделяет как бы не самую большую часть своего времени, готовясь. А несколько лет спустя, при текущем росте популярности, он выиграет выборы не на ниточке и «если повезёт», а триумфально. Если, конечно, решит, что оно того стоит вообще.

Вот только до этого времени надо бы дожить. Не самая простая задача, учитывая, сколько уже врагов — реальных и потенциальных — он успел нажить за прошедший год. А уж если американцы узнают правду…мало не покажется.

Впрочем, он позаботился, чтобы жена и сын спокойно прожили состоятельную жизнь, даже если его убьют, а все счета арестуют. Одних только ячеек и кладов с золотыми монетами и наличными долларами он заготовил достаточно, чтобы на этот счёт не переживать. Даже если всё рухнет, они без куска хлеба с маслом не останутся.

Так что останавливаться он не будет. Сначала, правда, отдохнёт, а потом подумает о делах на предстоящий год. Которых, конечно, хватает: спасти президента Панамы и не дать Мануэлю Норьега прийти к власти; устроить хаос в американской политике с десятком громких скандалов одновременно; оживить вялотекущую возню ИРА с англичанами, добавив в их и без того непростые разборки крови… И, наконец, подумать о том, чтобы слетать в космос — осуществить мечту из прошлой жизни. Мечта, которая в этой реальности выглядит довольно доступной, благо, что Советский Союз ему должен. И стоит ему добиться такого успеха, как это выведет его на совершенно новый политический уровень не только в Колумбии, но в и в Южной Америке в целом — особенно учитывая его усилия в создании собственного образа…

Небольшой самолет летел через половину страны, отвозя своего хозяина в личное поместье. Впереди был бурный год. Или, скорее, десятилетие.

Глава 5

Шейн о’Брайен искренне ненавидел британцев. Вот прям всей душой, до самых потаённых её уголков. Естественно, не просто так, а впитав эту ненависть с молоком матери. Его семья страдала от англичан столько, сколько можно было проследить её историю. В страшный Картофельный голод сороковых годов 19-го века погибло две трети большого клана. Кто-то сумел тогда уехать в Америку, кто-то — единицы — остался и выжил. Этот ад прописался в ирландских генах надолго…чего говорить — если до этого голодомора в Ирландии жило восемь миллионов человек, то полтора века спустя, в 1980 — три с половиной.

Так или иначе, оставшиеся и выжившие в том аду страдали позже еще неоднократно. Во время Пасхального восстания 1916-го в семье были убитые и раненные, во время войны за независимость, закончившейся в 1921-ом — тоже. Да и потом без жертв не обходилось, в том числе и в жизни самого о’Брайена. Так, во время одной из стычек лоялистов с республиканцами он, тогда еще подросток, увидел, как британский солдат, лупивший длинными очередями, зацепил его подругу, с которой они выросли в соседних домах и с которой они тогда только начали встречаться… Эми истекла кровью у о’Брайена на руках. Именно тогда генетическая неприязнь к англичанам, пройдя через чувство полной беспомощности и отчаяние от смерти близкого человека, превратилась в пожар ненависти, который с тех самых пор и не думал утихать.

В тот самый год, в свои неполные семнадцать, Шейн совершил первое убийство: подобрав у одного из убитых республиканцев старый револьвер, он выследил того британца и пристрелил, потратив на свою месть полгода жизни. Потушило ли это гнев, обиду и ненависть? Ничуть… Впрочем, убийство солдата помогло в другом: тогда его заприметили в боевых бригадах ИРА и пристроили к делу.

В двадцать три о’Брайен был вынужден сбежать в США: слишком уж близко к нему подобрались англичане и лоялисты, потерявшие от рук непримиримого ирландца пятнадцать человек — и это только те, про кого они знали почти наверняка. На самом деле у парня «за душой» имелось кладбище почти в полсотни трупов. Впрочем, помогать Республиканской армии можно было и с другого берега Атлантики. И последние десять лет в качестве сборщика средств Шейн действовал достаточно успешно, чтобы иметь поводы для гордости.

Вот только никакой гордости он не ощущал: ИРА не могла добиться ничего. Мелкие и даже средние акции не могли поколебать британского господства на севере Зеленого острова. Да и даже сколько их было, этих самых «мелких акций»… Смешно. Даже засада в Уорренпойнте, случившаяся в августе 79-го, и приведшая к смерти почти двадцати английских солдат — операция, к планированию которой он был причастен — являлась, по большому счету, чем-то совершенно незначительным в общем масштабе. Восемнадцать солдат… сассенах даже не почесались. Нет, кто-то из генералов поныл, что «давайте армия уйдет с острова», но, получив от начальства по своей тупой башке, немедленно заткнулся.

Шейн понимал, что надо что-то менять, и менять глобально, но придумать, что и как, не получалось. И вот сейчас, сидя в одном из своих любимых местечек, маленьком баре на окраине Бостона, он мрачно смотрел на практически пустой бокал с виски — ирландским двадцатиоднолетним «Бушмиллс», который он очень редко, но мог себе позволить.

Очередной сбор средств прошел неплохо, но какого-то прорыва не случилось — как и всегда, в общем-то. Местные ирландцы помогали своей Родине, но у многих какого-то огромного прямо-таки энтузиазма не наблюдалось. О’Брайен чувствовал это, видел в глазах и лицах собеседников. В успех борьбы верило всё меньше и меньше людей.

Хорошо хоть, что ФБР и прочие американские специальные службы смотрели на деятельность сборщиков средств для Временной ИРА сквозь пальцы…Видимо, тоже не особенно любили «кузенов».

— Смотрю, жизнь не особо радует, — рядом, за барную стойку присел мужчина. Темноволосый, невысокий. Фланелевая рубашка, кожаная, подбитая мехом куртка — потертая, как и старые джинсы. Небритый — щетине было уже дня так четыре. Типичный «синий воротничок».

— Да уж не радует, — буркнул о’Брайен. — Идёт куда-то не туда.

— Так может стоит что-то поменять?

— Остаётся понять, что именно…

Помолчали. Собеседник не представился, Шейн ему — тоже.

— Знаешь, о’Брайен, главное ведь до самого конца верить и не сдаваться, — вдруг произнес незнакомец. — И, даст Господь, всё получится.

Шейн немедленно насторожился: лично он этого мужика не знал, так что откуда тот знал его — большой вопрос.

Конечно, он мог за себя постоять — рыжеватый громила рядом с невысоким брюнетом даже близко не смотрелись равными соперниками — но мало ли, вдруг у незнакомца есть ствол?