Акула пера в СССР
Шрифт:
– Ладно, я с документами пока поковыряюсь, потом постучишь в кабинет – и пойдем.
Когда мы выходили из редакции, стояли глубокие сумерки: конечно, прошло гораздо больше пятнадцати минут!
Глава 16, в которой женщины остаются женщинами
Я шел домой весь в мыслях о великом. О великих свершениях, великих людях, великих деньгах. На плече у меня тяжким грузом лежал полуразобранный металлоискатель, в сумке ожидали своего часа четыре порции мороженого. Две вафельки, а посередине – пломбир! Очень вкусно.
В
Всхлипы я услышал, когда подходил к своей калитке. И неслись они из-за забора Пантелевны! Что характерно – звуки эти отдавались многоголосьем, то есть плакальщиц было минимум двое! Я не бог весть какой эксперт по женщинам, но, кажется, в данной ситуации план действий был кристально ясным.
Решительно открыв калитку, я решительно глянул на крыльцо, где обнявшись сидели заплаканные Тася, Вася и Ася, очень решительно вручил каждой из них по мороженому и также со всей решительностью сказал:
– Пока не съедите – ни слова! – потом сунул в руку Васе как самой сознательной еще одну порцию пломбира. – А это отдай бабушке.
Вася шмыгнула носом, сбегала в дом и вернулась назад – снова сидеть с мамой и сестричкой и рыдать. Теперь рыдания прерывались на мороженое и постепенно сходили на нет.
– Спасибо, Германушка! – крикнула из окна Пантелевна. – А я говорила этим дурындам, что никуда ты не делся и что нечего лухту нести!
– Так это из-за меня? – оторопел я. – А что я успел такого сделать? Меня же весь день не было!
– Вот именно, – сказала Таисия и шмыгнула носом – совсем как ее старшая дочь. – А мороженое вкусное, спасибо.
– На Дубровицком молокозоводе делают. Но ты еще не доела. С недоевшими мороженое я не общаюсь. Если продолжишь плакать – испеку бисквит и заставлю есть. Очень сладкий! – я, кажется, был немного самонадеян, с выпечкой у меня сложились специфические отношения.
– Хоцю сьядкий! – запрыгала Аська.
Ей уже надоело рыдать. Вообще-то она спать хотела – это было видно по глазам, но пропускать сеанс коллективных бабских страданий не желала.
– Будет вам завтра бисквит! Напросились.
И отправился домой. Нужно было разобраться с металлоискателем.
Тася пришла ближе к полуночи. Ни следа рыданий, очень вся собранная, аккуратненькая, с книжкой в руке.
– Я прочитала, – сказала она и протянула мне томик Сабатини. – Спасибо. И за мороженое – тоже.
Девушка во все глаза смотрела на металлоискатель, куски которого лежали тут же на кухонном столе вперемешку с болтиками, гаечками, ключами и отвертками.
– Гера, – сказала она, – скажи мне честно, где ты ночевал? И куда ты ходил с той красивой блондинкой сегодня вечером?
Я едва сдерживался, подавляя приступ гомерического хохота.
– Ночевал? – смех пытался вырваться, но мне пока удавалось с ним бороться. – Сначала на кладбище, потом в тюрьме.
– Что?.. – такие квадратные глаза я уже сегодня видел у Соломина.
– А ходил – за металлоискателем.
–
Гера… – квадратные глаза девушки стали ещё квадратнее. И она произнесла жалобно: – Может, всё-таки у тебя любовница есть? А то ведь дурдом какой-то получается…Я всё-таки засмеялся и между приступами хохота сумел из себя выдавить:
– Есть!.. Есть любовница!
– Что-о-о? Да как ты… – а потом она поймала мой взгляд и всё поняла. – Ой!
Я вытер руки об ветошь и подошел, чтобы обнять. Она уткнулась носом мне в грудь и снова принялась всхлипывать.
– Гера-а-а, а я думала – всё… Я на тебя утром накричала, а ты ничего не сказал, переоделся и на работу пошел. И не приходил долго-долго, а я в магазин поехала и видела, как ты с той… С той…
– С Ариной Петровной, ответственным секретарем…
– С безответственной секретуткой! Она так бессовестно задницей вертела! И ты на задницу пялился, не отрицай…
Я пожал плечами: ну да, бывает – пялюсь на женские задницы. Ничего с этим поделать не могу. Но это так, эстетического чувства для, без всякой там задней или передней мысли, честное индейское слово! К чему вообще это обсуждать?
– И я подумала, ты к ней идешь, и всё, и останешься, и… А ты – мороженое. И кладбище. И тюрьма. И миноискатель!
– Металлоискатель.
– Вот! Ты почему со мной не ругаешься? Я же, получается, дурная баба? – она глянула снизу вверх своими зелеными бездонными глазищами.
Поди пойми этих женщин!
– А смысл с тобой ругаться? Ругаться можно с людьми, на которых наплевать. Если на человека не наплевать, если хочешь с ним общаться и дальше и сохранить хорошие отношения, ругань как способ достижения цели полностью бессмысленна. Это способ выплеснуть эмоции, но никак не донести свою позицию до собеседника и добиться какого-то позитивного результата…
– Гера, знаешь что?
– М-м?
– Ты зануда.
– Это я знаю. А еще знаю гораздо более приятные способы выплеснуть энергию, чем ругань.
– Да? Гера-а-а… М-м-м-м…
– Гера! Зайдите ко мне! – если честно, от этой фразы у меня уже начинал дергаться глаз.
Как это у него получается? Или это такая суперспособность у старых коммунистов – печенкой чуять врагов народа? У него ведь дверь была закрыта, а я к Алёне шел кофе две ложки стрельнуть! Если бы нынче на дворе был двадцать первый век, грешил бы на скрытые камеры, но пока для такого рановато. Может, он экстрасенс?
– Да, Сергей Игоревич? – сунул я морду в кабинет.
– Заходи-заходи… И двери закрой.
Я закрыл и по мягкому ковру прошел к письменному столу. Всё-таки шикарно главред устроился! Наверное, и в райкоме такого кабинета нет. Ну и трофеев наших: переходящих знамен, всяких статуэток, грамот и кубков тут полно. «Маяк» – это вам не хухры-мухры! Мы, между прочим, боремся за звание лучшей районки в республике! Эх, если б не мозыряне… И полочане, и оршанцы, и еще пять-семь крепких изданий… Были бы мы обласканы почестями и милостями высокого начальства. Может, и хорошо, что не обласканы. Нам и своего начальства хватает. Вот оно, сидит и строго смотрит на меня сквозь очки в роговой оправе.