Аландский крест

— А остальные?

— Ничего не попишешь. Пока останутся с гладкоствольными ружьями. Впрочем, если без промедления внедрить пули конструкции Нейслера…

— Какие пули?

— Василий Андреевич, — пристально посмотрел я на министра. — После капитуляции союзников выяснилось, что главным оружием французской линейной пехоты являются вовсе не штуцера Тувенена, как можно было бы подумать, а гладкоствольные ружья, снабженные, однако, пулями цилиндро-оживальной формы. Я лично распорядился отослать захваченные образцы в министерство и Офицерскую Стрелковую школу. Неужто не получили?

— Не могу знать, — растерялся генерал.

Я в ответ обернулся на брата и печально посмотрел на него, как бы спрашивая, ты уверен, что этого человека надо сохранить на посту министра? Может, ну ее, такую стабильность…

[1] Старший сын Александра II — Николай (1843–1865), умерший в возрасте 22 лет от менингита.

[2] Такое решение было утверждено манифестом Александра II в мае 1855 года.

[3] Прелиминарный договор в международном праве — предварительное соглашение между воюющими сторонами, определяющее основные положения будущего мирного договора.

[4] Граф Карл Фердинанд фон Буоль-Шауэрштейн — министр иностранных дел Австрийской империи.

Глава 12

Александра Иосифовна не зря слыла первой красавицей Петербурга. Стройная, с прекрасной несмотря на три беременности фигурой, с густой копной золотисто-рыжих волос, огромными и глубокими как омут голубыми глазами. Добавьте к этому чистую кожу, правильные черты лица, красиво очерченный рот, и картина станет полной.

Неудивительно, что Костя влюбился в нее с первого взгляда и заявил родителям — или она, или никто! Правда, в ходе семейной жизни быстро выяснилось, что интеллект, мягко говоря, не самое большое достоинство великой княгини, но в те времена это вовсе не считалось недостатком для женщин. Главное, она была мила, очаровательна, страстно любила танцевать и просто дня прожить не могла без музыки.

— Прости, Санни, вчера я вернулся слишком поздно, а сегодня слишком рано уехал, — прошептал я в розовое ушко. — У нас не было времени даже поговорить, не говоря уж о чем-то большем…

— Кажется, ты все наверстал, — смущенно улыбнулась она, натягивая до подбородка одеяло.

— Черта с два! — хмыкнул я. — Мы не виделись почти полгода, и я намерен получить все мне причитающееся.

— Ты все-таки очень изменился!

— Что тут скажешь, война сильно влияет на людей. Начинаешь ценить жизнь и связанные с ней маленькие радости.

— Нет, война тут ни при чем. Ты стал другим после той болезни.

— О чем ты, милая?

— Ты стал иначе говорить, двигаться, забросил виолончель. Если бы не твое всегдашнее увлечение морем, я бы даже подумала, что передо мной совсем другой человек. Но своим кораблям ты не изменил, в отличие от…

— Что за вздор, Сани? Да, я люблю свое дело, но также и тебя, и наших детей. К слову сказать, Николка очень вырос за время моего отсутствия. Скоро станет совсем большим…

— Мне так не показалось.

— Это потому, что ты всегда рядом и видишь его каждый день.

— Надеюсь, теперь то же можно будет сказать и о тебе?

— Я тоже надеюсь. Но, к сожалению, дел накопилось много, так что мне понадобится время, чтобы их разгрести. К счастью, большинство из них совсем рядом.

— Главное, не уезжай больше на свою гадкую войну. Я так переживала за тебя все это время, что чуть не заболела. К счастью, Мари нашла способ меня успокоить. Я так ей благодарна…

— Мари, это? — немного рассеянно переспросил я, натягивая рубашку.

Меня ждали в Новом Адмиралтействе и, чтобы не опоздать, следовало поторопиться.

— Машенька Анненкова — моя фрейлина! — пояснила супруга.

— Ах да, — вспомнил я. — У нее еще четыре сестры и, кажется, все хороши собой?

— Откуда ты знаешь? — в только что мягком и нежном голоске великой княгини мелькнула нотка ревности.

— Ниоткуда. Я, признаться, и твоей фрейлины толком не помню. Просто слышал, что их папаша дурак и мот, а потому оставил дочек бесприданницами.

— Увы, это так. Но Машенька — она совершенно необыкновенная. Знаешь, она очень похожа на Марию-Антуанетту.

— Ту, которой отрубили голову? Клянусь честью, не самый лучший образец для подражания.

— Боже, как ты бываешь несносен! Я говорю тебе о серьезных вещах, а ты все обращаешь в шутку, причем довольно дурного свойства.

— Хорошо, больше не буду. И если тебе уж так нравится эта девушка, пригласи ее как-нибудь на завтрак. Будет любопытно на нее взглянуть в непринужденной обстановке.

— Лучше к ужину. Вечером удобнее устроить сеанс.

— Как угодно, милая, — улыбнулся я. — Прости, мне опять пора. Кстати, ты разве не собираешься подниматься?

— Не раньше, чем ваше высочество покинет эту комнату! — снова натянула сползшее было одеяло жена.

— Можно подумать, там есть что-то, чего я еще не видел, — улыбнулся я, и, послав Александре воздушный поцелуй, вышел вон.

В этот момент мне было так хорошо, что я даже не обратил должного внимания на слово «сеанс». Казалось, что все идет просто замечательно. И дома, и на службе, и вообще…

Увы, скоро мне пришлось убедиться, что все далеко не так радужно. На верфях бывшего Галерного двора царило затишье. Лишь из находящихся поблизости мастерских доносился перестук молотов, а рядом с недостроенными корпусами кораблей никого не было. А между тем, одна из этих недостроенных деревянных конструкций должна была стать первым русским броненосцем целевой постройки.[1]

Если помните, одним из наших трофеев прошлой Балтийской компании стал переоборудованный из парусного линейного корабля винтовой блокшип «Эдинбург». Затонувший на мелководье перед Кронштадтом корабль подняли, подлатали корпус, отремонтировали машины, после чего задумались, каким образом лучше всего его использовать.

Проще всего, конечно, было восстановить его в качестве обычного парусно-винтового линкора, тем паче, что у нас их не так чтобы много, но я решил иначе и приказал перестроить его в импровизированный броненосец. Для чего практически до ватерлинии срезать борт, а вместо него построить массивный бруствер с закругленными оконечностями. В общем, сделать примерно то же самое, что сотворят через десять лет южане, перестраивая фрегат «Мерримак» в «Вирджинию».

Получившийся мастодонт, не без юмора нареченный «Не тронь меня», конечно, лютый паллиатив и кружок «умелые руки», но, как говорится, на бедность сойдет. А поскольку один в море не воин, было решено построить еще один броненосец, но на этот раз с нуля. Сразу скажу, никто из ведущих инженеров и кораблестроителей всерьез этот проект не рассматривал.

И это при том, что броневые брустверы русских канонерок успели недурно себя зарекомендовать, в возможность бронирования корабля целиком мало кто верил. Мне говорили, что обложенный такими плитами корабль получится крайне тяжелым, и станет обладать весьма низкой остойчивостью и мореходностью, а также слабым вооружением и оттого сомнительной боевой ценностью.