Аландский крест

Основой для десанта стали самые боеспособные части и в первую очередь морская пехота. То есть, становившиеся все более знаменитыми «Аландцы» и вторая бригада, только что сформированная из сводных стрелковых батальонов черноморского флота, получившая почетное наименование «Балаклавской». Несмотря на отсутствие у них скорострельных шарпсов и митральез получилось крепкое соединение, способное решить практически любую задачу и доставить противнику массу неприятных минут.

Затем, 1 бригада 14-й пехотной дивизии, которой до недавнего времени командовал Хрущов. Входящие в нее Волынский и Минский полки были пополнены до штатного состава и практически поголовно вооружены трофейными штуцерами. В помощь ей были приданы еще два полка из корпуса Реада: Смоленский и Севский. Плюс сводная артиллерийская бригада из восьми легких батарей, а также прекрасно себя проявившие 2-й Пластунский и Греческий Балаклавский батальоны. Последний взяли в надежде привлечь на свою сторону местных греков.

Батальон саперов, сотня конных казаков-черноморцев, — вот и весь отряд, командование которым было поручено Хрущову. С ним отправился и полковник Тотлебен, с понятной задачей поспособствовать захвату города и крепости, а затем и выстроить новую линию обороны вокруг древней столицы одного из осколков ромейской державы.

Еще одним отнюдь не рядовым персонажем десанта стал еще мало кому известный артиллерийский поручик Лев Толстой, прибывший в самом начале ноября с одной из батарей 14-й дивизии в Севастополь. Под началом все того же Хрущова он успел принять участие в Балаклавском десанте и последующем сражении с Обсервационным корпусом Боске, где сумел показать себя с лучшей стороны, приняв бой в одном из новых люнетов, прикрывавших правый фланг редута на Канроберовом холме. И кто знает, как распорядилась бы его судьба, если не геройский рывок батареи митральез мичмана Тимирязева?

Прочитывая наградные листы и встретив там знакомую ФИО, поинтересовался, как там было на самом деле, и, когда узнал о подробностях боя, и кто оказался на передовой под моим началом, первой мыслью было убрать будущее светило русской литературы подальше от фронта, но немного поразмыслив, передумал. Пусть все идет своим чередом. Глядишь, в печать выйдут не «Севастопольские», а «Трапезундские рассказы».

[1] До появления орденских фабрик, ордена изготовлялись ювелирами, отчего могли серьезно отличаться мелкими деталями.

[2] Каймакам — (помощник, заместитель, тур.) заместитель командира орта (полка), что примерно соответствует званию подполковника.

Глава 2

Времена славы древнего Трапезунда давно миновали. Бывший когда-то столицей одного из осколков разрушенной крестоносцами Византии, город давно превратился в маленький городишко с запущенным портом. Главным, а, пожалуй, и единственным источником дохода для местных была торговля с Кавказом.

Именно сюда стремились разного рода авантюристы, мошенники и даже бывшие пираты, чтобы попытаться прорваться сквозь завесу русских кораблей и отвезти черкесам оружие, порох, соль и особо ценимые в этих диких краях тонкие ткани. За которые свободолюбивые и гордые горцы расплачивались живым товаром. В первую очередь, конечно, прекрасными девушками, способными украсить собой гарем любого сластолюбца. Не меньше ценились и мальчики, предназначенные все для тех же гаремов, но уже в качестве евнухов.

Была правда одна сложность. Стоило работорговцам попасться в руки к северным варварам, все представители этого древнего и почтенного промысла немедленно отправлялись на виселицу, а их суда и товар конфисковались. Ни деньги, ни связи не могли вызволить из беды. И если простые матросы еще имели возможность отделаться каторгой или арестантскими ротами, то капитанов и владельцев ждала рея. Но если по милости Аллаха рейс оказывался удачным, рискнувший своими деньгами и жизнью негоциант мог стать по-настоящему богатым человеком.

С началом войны совсем было заглохшая торговля получила новый импульс. Твердо отстаивающие свободу мореплавания и торговли флоты Европейских держав очистили море от русских, и в гавани Кавказского побережья устремились целые караваны коммерсантов. Турецкие, английские, французские суда беспрепятственно заходили в бухты, где их ожидали продавцы живого товара. После чего следовал короткий торг, и они возвращались в столицу Сиятельной Порты с трюмами, полными юных рабов и рабынь.

Впрочем, все это оживление было возможно только летом. Зимой суровые ветра не позволяли посещать становившиеся негостеприимными берега, и жизнь в Трапезунде замирала. Большинство торговцев к тому времени успевали разъехаться и лишь немногие оставались ждать, пока начнется навигация, в надежде первыми сорвать куш.

Случившийся недавно разгром Союзного флота, вошедший в историю как «Второе сражение при Синопе», погрузил многих из них в состояние уныния. Если проклятому всеми богами «Черному Принцу» удастся овладеть морем, благословенным временам опять придет конец. Русские крейсера вернутся, и побережье Кавказа снова окажется в тисках блокады.

Но того, что случилось на самом деле, не мог ожидать никто. Ранним утром 30 ноября порт был разбужен артиллерийской канонадой. Всполошенные непривычными звуками полуодетые люди бросились на улицу и увидели входящие на рейд громады русских линейных кораблей.

И пусть среди них не было все еще находившихся в ремонте могучих 120-пушечников, имевшихся сил с лихвой хватало, чтобы раздавить сопротивление куда более сильной крепости. Всего под началом Корнилова оказалось восемь линейных кораблей 84-пушечного ранга из числа наименее пострадавших во время «Второго Синопа» и два фрегата, а также несколько пароходов, три из которых были трофейными.

Планируя операцию, Владимир Алексеевич решил использовать тактические находки союзников во время достопамятного обстрела Севастополя. Тогда англичане, действуя основными силами с фронта, смогли обойти Константиновский равелин с двух сторон и, придвинувшись близко к берегу, открыли огонь с тыла, нанеся серьезный ущерб его защитникам.

Чтобы обеспечить своим кораблям необходимую маневренность, Корнилов приказал пришвартовать к четырем линкорам пароходы, с помощью которых те подошли к глубоко вдающемуся в море мысу, на вершине которого находился охранявший прибрежные воды форт. Причем два из них — «Чесма» и «Гавриил» — зашли в маленькую бухту непосредственно перед укреплениями, а остальные заняли позицию со стороны рейда.

Заняв позиции по обе стороны от турецкого бастиона, русские корабли немедленно обрушили на него всю мощь своей артиллерии. Оказавшись между двух огней, большинство защитников не стали изображать из себя героев и поспешили покинуть свои батареи.

Пока отряд линкоров Корнилова превращал старую крепость в груды щебня, к вражеским причалам подошли три небольших колесных парохода, служивших прежде буксирами в мелководном Азовском море. Пользуясь своей малой осадкой, они смогли подойти к самому берегу и высадили первые две роты морских пехотинцев прямиком на деревянную пристань.

Одной из них командовал только что получивший лейтенантские эполеты девятнадцатилетний Федор Тимирязев. Отличившийся во время захвата Балаклавы офицер сам вызвался идти в первых рядах. Ощетинившиеся «шарпсами» стрелки быстро заняли прилегающую к порту территорию и вытянувшуюся вдоль береговой кромки часть «Нижнего города», именуемого местными жителями «Асаги-хисар».

Так, не встречая сопротивления, они прошли не менее версты, зайдя в тыл горящей крепости и достигнув стен «Среднего города» или «Орта-хисара». Здесь им впервые повстречались турецкие аскеры, по всей видимости, как раз из числа бежавших «защитников» форта.

— Огонь! — скомандовал лейтенант, и его подчиненные тут же открыли стрельбу по никак не ожидавшим подобной встречи османам.

Трое или четверо были убиты на месте, еще с полдюжины предпочли сдаться, остальные же бросились наутек, оглашая узкие улочки средневекового города истошными криками.