Аландский крест
Шрифт:
— Возможно, и даже вероятно, — продолжал Александр, — со временем такое положение дел станет стеснять Горчакова, но это если и случится, то очень и очень нескоро.
«А до той поры твоя власть окрепнет, и ты сможешь обойтись не только без него, но и без меня!» — подумал я, глядя в глаза брату. Хотя, почему бы и нет. Буду заниматься флотом, лишь изредка появляясь на заседаниях Государственного совета и прочих протокольных мероприятиях.
— Ты, как глава Морского ведомства, мой брат и официальный местоблюститель престола в любом случае останешься и позднее ключевой фигурой в нашей внешней и внутренней политике. Флот обязан трудиться в теснейшей связке
— Это верно. Дипломатия, покреплённая силой крупнокалиберных орудий и военными кораблями, становится куда более доходчивой и действенной. Стало быть, ты хочешь, чтобы я выступал как официальное лицо нашей политики, из-за спины которого торчат пушки и штыки Аландской бригады.
— Совершенно справедливо!
— Будь по-твоему! — кивнул я. — Чтобы ты не решил, всегда можешь на меня рассчитывать.
— Меньшего я от тебя и не ждал, — расплылся в улыбке император, после чего продолжил. — В таком случае, остается дождаться прибытия Горчакова в столицу, чтобы обсудить все необходимые вопросы, после чего можешь отправляться в свой гранд-вояж. Кстати, можешь захватить бедную Санни. Что-то она неважно выглядит в последнее время.
Эти слова августейшего братца вполне можно было расценить как ложку дегтя, едва не испортившей мне весь триумф. Увы, но мой расчет на то, что за время разлуки нервная система Александры Иосифовны хоть немного успокоится, совершенно не оправдался. То есть внешне все выглядело более или менее пристойно, но стоило взглянуть в потемневшие от переживаний глаза моей красавицы жены и сразу становилось понятно, в душе ее бушует адское пламя.
— Надеюсь, дома все благополучно? — поинтересовался я, пытаясь взять ее за руку.
— Конечно, — немного громче, чем дозволяли приличия, отвечала она. — Что с нами может случиться?!
— Дети здоровы?
— Слава Богу, да, — ответила она, после чего, резко крутнувшись на каблуках, развернулась и покинула зал.
— Какого черта? — озадаченно посмотрел я ей вслед. — Кузьмич, что все это значит?
— Простите, Константин Николаевич, — робко проговорил верный камердинер, — только пока вашего высочества не было, эта оглашенная опять приходила!
— Анненкова?
— Она!
— Проклятье! По дворцу кто попало шляется, а охране и горя мало.
— Так ведь с Александрой Иосифовной ссориться дураков нет. Кушать будете?
— Даже не знаю… пожалуй.
— Так я распоряжусь?
— Изволь, братец.
Жена к обеду спускаться не стала, сказавшись больной. Впрочем, есть в одиночестве мне не пришлось, поскольку помимо бессменного Юшкова прибыли Головнин с Фишером. Что само по себе было довольно странно. Они между собой не то, чтобы не ладили, но поскольку служебные интересы пересекались нечасто, держались достаточно отчужденно.
За столом мы если и говорили, то о всяких пустяках вроде погоды или балета. Впрочем, в отличие от настоящего Кости, этот вид искусства я не жаловал, а потому остался равнодушным. И лишь после десерта, когда Федор с моего разрешения отошел в курительную комнату, гости решились перейти к делу.
— Константин Николаевич, — начал Фишер. — Если позволите, я хотел бы обсудить с вами один весьма деликатный вопрос.
— Соблазнил юную девицу и не желаешь жениться? — зачем-то пошутил я.
— Что?! — вспыхнул никак не ожидавший подобного сенатор и вот уже почти двадцать лет как бессменный начальник канцелярии генерал-губернатора
Великого княжества Финляндского. — Конечно же, нет!— То есть жениться ты не против? — с трудом удерживаясь от смеха, уточнил я.
— Э… — едва смог из себя выдавить закоренелый холостяк.
— Вы все шутите, — скорбно заметил помалкивавший до сих пор Головнин, — а между тем вопрос более чем серьезный.
— Ну ладно, Константин Иванович, не обижайся. Говори, что у тебя приключилось, а мы подумаем, чем можем помочь.
— Ваше императорское высочество! — начал немного успокоившийся Фишер. — Вам прекрасно известно, что я никогда не стал бы утруждать вас просьбами о себе. Но есть один человек, с которым обошлись не слишком справедливо. И я молю вас о милосердии.
— И кто же этот бедолага? — почуяв неладное, поинтересовался я.
— Князь Меншиков.
— Что?!
— Александр Сергеевич так много сделал для нашей маленькой родины, что я просто не могу хотя бы не попытаться помочь ему. Ибо с моей стороны это было бы самой черной неблагодарностью…
— Какого, простите за мой французский, райфорта [1] здесь творится?
— Константин Николаевич, — поспешил вмешаться Головнин, — позвольте напомнить вам ваши же слова. — Всякий может быть полезен, будучи употреблен на своем месте.
— Это не я, а Кузьма Прутков.
— Может быть, но сказано-то верно! [2]
— И какое же место вы приготовили для «несчастного» князя?
Вместо того, чтобы прямо ответить на мой вопрос, Головнин с Фишером вдруг бросились живописать действительные и мнимые заслуги Меншикова. Если их послушать, это был не просто государственный муж, но сборище всех возможных добродетелей, не использовать которого было бы просто преступлением.
В принципе, их можно было понять. В нашем варианте истории не было проигранного Альминского сражения, позорного затопления Черноморской эскадры и кровавой осады Севастополя. Более того, в глазах многих обывателей и чиновников именно Меншиков, много лет властвовавший в Морском ведомстве, был создателем победоносного флота. Ну не юный же великий князь, в конце концов, смог за какой-то год создать эскадры, бросившие вызов не только «Владычице морей», но и прекрасной Франции, разлукой с курортами и злачными местами которой так тяготилась добрая половина высшего света Петербурга?!
— И зачем мне это нужно?
— Константин Николаевич, — вкрадчиво заметил статс-секретарь. — Светлейший при всех его недостатках хорошо знает о своих промахах. И если вы проявите милосердие, сумеет быть благодарным.
— К флоту я его не подпущу!
— И не надо. Есть масса других постов, на которых он может себя проявить.
Вот черт! Терпеть не могу, когда меня так «тихой сапой» обходят, вынуждая делать то, что я не хочу! С другой стороны, если подумать, Меншиков ведь хамелеон. Будучи записным либералом при Александре Благословенном [3], он вдруг превратился в ярого поборника существующих порядков при его брате Николае. Сможет ли снова стать сторонником реформ? Да запросто!
— Конкретнее?
— Ходят слухи, что государю нужен новый генерал-губернатор в Москве.
— Вот как… и чем же ему Закревский не угодил?
— Помилуйте, да при чем тут Арсений Андреевич? Хоть он и не ладит с московским дворянством, да и вообще крепостник, дело вовсе не в нем.
— Нессельроде? — сообразил я.
— Именно-с! Как вам вероятно известно, они с канцлером сваты. Беда лишь в том, что Лидия Арсеньевна — дама свободных нравов и одаривает своим вниманием всех, кроме мужа.