Аландский крест

— Что ж, это звучит приемлемо. Я отдам распоряжение начать подготовку текста договора.

— Рад, что мы поняли друг друга и пришли к согласию.

Можно сказать, что я выкрутил своими угрозами Оскару первому руки. А можно посмотреть на эту ситуацию иначе. Ведь в сложившейся обстановке я действительно был готов обрушиться на Швецию всей силой, так же как сделал это в Трапезунде и Батуме.

Но что делать с этим чемоданом без ручки в дальнейшем? Нет, хватит нам и финнов. Положительно, стремительный разгром шведской армии стал бы отличным финалом Крымской авантюры союзников, но этим мы бы лишь укрепили восприятие России как агрессора и «угрозы с востока». Сейчас же мы будем пусть и жесткими переговорщиками, зато настоящими миротворцами. А это хорошая база для дальнейших действий. Что ж, теперь самое время вернуться в столицу и доложить брату Саше итоги моего дипломатического экспромта.

[1] Дипломатические отношения России с Парагваем впервые установлены в 1909 году.

[2] Стадсхольм — остров в черте Стокгольма, на котором находится официальная резиденция шведских монархов, построенная на месте сгоревшего средневекового замка «Трех корон»

Глава 17

Вот уже почти сорок лет во главе Российского внешнеполитического ведомства стоял один из авторов «Священного союза» Карл Васильевич Нессельроде. Будучи, мягко говоря, невысокого роста, он постоянно терялся на фоне довольно-таки рослых царей, которым ему пришлось служить.

Причем настолько, что некоторые историки его практически не замечали, считая всего лишь послушным проводником монаршей воли, не имевшим собственного мнения. А если и вспоминали, то лишь для того, чтобы вслед за Тарле дружно обругать. И было за что… Но, как бы то ни было, нос по ветру любезнейший Карл Васильевич держать умел и место своего у руля русской дипломатии уступать никому не собрался.

Видимо поэтому первым, кто меня поздравил с «выдающимся дипломатическим успехом» после возвращения из Стокгольма, был наш канцлер.

— Что? — не поверил я своим ушам.

— Одним ударом разрубил Гордиев узел «русско-шведских отношений» к вящей славе отечества! — охотно процитировал рожденный министром меморандум император Александр.

— Да ладно!

— Впрочем, не обольщайся, — хитренько усмехнулся в бакенбарды брат. — Дальше идут соображения обо всех возможных неприятностях, которые могут воспоследовать после твоей эскапады. Кстати, как ты решился?

— Сам удивляюсь, — пожал я плечами.

— Нет, правда. Это ведь не первый твой успешный опыт в дипломатии?

— Я действовал как частное лицо!

— Перестань. Такие люди, как мы с тобой, не могут быть частными лицами по определению. Но, как говорится, победителей не судят.

— И на том спасибо, благодетель!

— Более того, — продолжил император, не обращая внимания на мою шпильку, — есть мнение продолжить столь удачное начинание. Но уже официально.

— В каком смысле?

— Почему бы тебе не совершить вояж в Европу?

— Куда?!

— В первую очередь в Германию. Ты, оказывается, очень популярен в тех краях. Твои портреты постоянно печатают в газетах, в военных учебных заведениях изучают данные тобой сражения…

— Прости, а что, дипломаты у нас закончились?

— Дипломатов много, а Черный Принц только один.

— Интересные у тебя планы.

— Говоря по чести, это придумал Карл Васильевич. Но, согласись, идея не дурна?

— Что?! — удивился я, не поверив своим ушам.

— Представь себе, — тонко улыбнулся брат.

— Получается, наш карлик так сильно хочет сохранить свой пост, что готов переобуться в прыжке?

— Ха-ха-ха, — зашелся от смеха император, очевидно, представив себе канцлера в шутовском колпаке на арене цирка. — Костя, ты, как всегда, не подражаем!

— Это все, конечно, прекрасно, — не поддержал я его веселья, — но, скажи на милость, для чего тебе этот балаган? Ты ведь собирался отправить Нессельроде в отставку, заменив его на Горчакова? Так, может, пора отозвать князя из Вены и поставить расчищать «авгиевы конюшни» нашего МИДа?

— А кто тебе сказал, что это уже не сделано? Александр Михайлович на пути в Петербург. И как только он прибудет, я официально объявлю о его назначении.

— Я так понимаю, Карл Васильевич еще не в курсе? — пристально посмотрел я на наслаждающегося сложившейся ситуацией брата.

— Нет. Я приказал вызвать его через министерство двора. Ведь Горчаков, помимо всего прочего, камергер!

— Какое поистине византийское коварство!

— Рад, что тебе понравилось. Но скажи, ты ведь не очень доволен кандидатурой Александра Михайловича. Какие у тебя к нему претензии?

— Бог с тобой, Саша! Какие у меня могут быть претензии… кроме одной. Горчаков, при всех своих замечательных качествах, стар. Если представить, что случилось чудо, и отец назначил его министром хотя бы лет десять назад… о, это, вне всякого сомнения, были бы самые блистательные годы нашей внешней политики!

— Ничего страшного, — легкомысленно отмахнулся от моих слов брат. — Все равно все решения по важным дипломатическим вопросам будем принимать совместно.

— Ты сейчас серьёзно?

— Ну, конечно! Костя, ты, верно, и сам не заметил, как умудрился стремительно вознестись на небосклон европейской политики. Но можешь быть уверен, более яркой звезды там сейчас нет!

— Это изрядное преувеличение.

— Вовсе нет! У тебя есть авторитет, к твоему мнению прислушиваются, скажу более, наши враги тебя боятся! И последние события это только подтверждают…

Чего у Александра не отнять, это умения быть убедительным. С детских лет никто лучше него не мог подольститься к взрослым. Взять за руку, заглядывать в глаза, говорить вкрадчивым голосом — «Если Вы меня любите, сделайте так, как я прошу…» Прошлый Костя никогда не мог устоять.

— И как ты видишь наше взаимодействие с новым канцлером? — скептически посмотрел я на брата.

— Об этом можешь не беспокоиться. Любезнейший Александр Михайлович займется непосредственным руководством министерства и каждодневной рутиной, которой там, будь уверен, хватает. Но все главные вопросы мы будем решать сообща, и твой голос останется решающим. За вычетом, разумеется, моего. Но и в этом случае твердо обещаюсь не отказывать тебе без самых веских и ясных оснований.

— Остается только один вопрос — устроит ли это Горчакова? Насколько я знаю, он редкий честолюбец!

— Поверь, Александр Михайлович человек разумный и не откажется от возможности опереться на тебя. Тем паче, что стоящие перед ним задачи весьма сложны.

— Хорошо, коли так, — внимательно посмотрел я на брата, сообразив, что в данном случае он говорит не столько о Горчакове, сколько о себе.

Именно он в начале своего царствования, оставшись один на один с государственной бюрократией и придворной камарильей, как никто нуждается в моей поддержке, прекрасно зная о безусловной лояльности победоносного генерал-адмирала государю и отечеству.