Аландский крест

— Именно. На самом деле нам, если можно так выразиться, «повезло» с противником. Англичане, как всегда, не сумели сдержать своих грабительских инстинктов и начали грабить чухонцев. Если бы не это, те в лучшем случае ограничились нейтралитетом. Но скорее всего с восторгом присоединились бы к противнику. И это стало бы для нас катастрофой.

— Ты говоришь страшные вещи!

— От этого они не перестают быть правдой. Поэтому, если мы хотим сохранить свою империю, надо коренным образом пересмотреть отношение к национальному вопросу. Отныне все народы в нашей обширной стране должны ясно видеть, что русским быть в России не просто почетно, но и выгодно! Но для этого нужно, чтобы русские в своей стране жили в достатке. Чтобы их дети могли получать образование! Чтобы у них была перспектива в жизни!

— Но как этого достичь?

— Очень просто. Дать людям немного свободы и показать перспективу. И тогда наш народ горы свернет!

— А где взять столько земли?

— Боже правый, Россия — самая большая в мире страна. В Сибири, на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке достаточно места, чтобы разместить вдвое больше людей, чем у нас есть сейчас! К слову, там можно найти место и для балканских христиан, если уж на то пошло. Пусть приезжают, земли для всех хватит. Но в первую очередь нужно думать все же о своих!

— Ты так страстно обо всем этом говоришь, просто голова кругом. Можешь быть уверен, я вполне согласен с твоими мыслями, но все же это дело будущего, а сейчас все же следует заняться более насущными заботами.

— Войной?

— И этим тоже, — улыбнулся брат. — Но вообще я имел в виду обед. Не желаешь присоединиться?

— Чертовски своевременное предложение! — засмеялся я. — Поверишь ли, с утра маковой росинки во рту не было…

Я и прежде не раз обедал у брата, но поскольку тогда он был еще цесаревичем, все было немного проще. Можно сказать, по-домашнему. Теперь все немного иначе, официальнее. Даже дежурный генерал-адъютант есть.

Сегодня это был граф Александр Владимирович Адлерберг, чья звезда стремительно разгоралась на придворном небосводе. Да, а начиналось все с его бабки — норвежской аристократки Анны Шарлотты Юлианы Багговут, назначенной еще императором Павлом воспитательницей для третьего сына — будущего Николая Первого и ставшей затем статс-дамой, гофмейстериной и главой Смольного института, получившей позднее титул и фамилию графини Барановой.

Она же приложила руку на старости лет и к воспитанию цесаревича Александра Николаевича. Продолжил ее успехи и сын — один из любимцев Николая — ставший министром двора граф Владимир Адлерберг. Теперь вот и третье поколение готово в бой, благо, два Александра и выросли вместе, став ближайшими друзьями. Да-с… вот так…

Место во главе стола занял, разумеется, сам государь. Мне, согласно регламенту, полагалось место слева от него, напротив императрицы, но Александра Федоровна пожелала, чтобы я сел рядом с ней. После чего стало понятно, что важные разговоры еще не окончились.

Так же присутствовали дети: наследник престола и любимец родителей одиннадцатилетний Николай, девятилетний, похожий на насупленного бульдожку Сашка, семилетний Вовка и пятилетний, лишь недавно в первый раз переодетый из детского платьица в матроску Алешка. Великая княжна Маша в связи с очевидным малолетством осталась с няньками.

Сам обед прошел, можно сказать, непринужденно. Дети почти не шалили, разве что надутый увалень Сашка громко фыркнул, увидев скорченную мною рожу. Да еще Лешка то и дело кидал пробравшемуся в столовую Милорду какую-нибудь вкусняшку. Как ни странно, про Милорда мне приходилось слышать еще до моего попадания в прошлое.

Помните пронзительную повесть Гавриила Троепольского «Белый Бим — черное ухо»? Там хозяин Бима, пытаясь подтвердить породу своего пса, вспоминает про собаку императора с белой лапой? Вот это Милорд и есть. Беспородный сеттер с игривым, но при этом добрым характером. С ним постоянно случаются разные забавные казусы, которые, впрочем, всегда сходят ему с рук. Точнее с лап.

Сначала на столе появилась рыбная русская калья. Сваренная из жирной рыбы и щедро приправленная паюсной икрой на ядреном огуречном рассоле, пряно-острая и густая, с ярким кисло-соленым вкусом. Отличное начало застолья. А следом появились любимейшие блюда царя. Нежнейшая осетрина и медвежья печень, запеченная на углях. К слову, это и правда настоящий деликатес. Опять же и время для добычи на косолапых сейчас самое подходящее, а мой царственный братец отличался небывалой страстью к охоте, и даже траур ему в том помехой не стал. На десерт всех угостили сладкой ячневой «барановской» кашей со сливками, популярностью своей обязанной все той же воспитательнице двух царей — графине Барановой.

Когда обед, наконец, закончился, и дети, попросив разрешения, удалились, мы остались втроем. Даже Брат Александр, против обыкновения, не ушел курить любимые папиросы фабрики «Лаферм».

— Константин, — без обиняков начала императрица. — Есть одно деликатное дело, которое бы мне хотелось с тобой обсудить.

— Я весь внимание, ваше величество!

— О нет-нет, не надо никакой официальности, ибо дело это, в сущности, семейное.

— Хорошо, Мари. Скажи, что тебя беспокоит?

— Речь идет об одной молодой особе, с которой ты, как мне сказали, обошелся не слишком учтиво.

— Правда?!

— Перестань притворяться, речь идет о Машеньке Анненковой, которую ты так безжалостно изгнал из своего дома!

— Вот именно, из своего. Видишь ли, я считаю, что мадемуазель Анненкова весьма дурно влияет на мою супругу.

— И в чем это выражается?

— Прости, я не хотел бы обсуждать здоровье Александры Иосифовны у нее за спиной. Скажу лишь, что лейб-медик Иван Васильевич Енохин рекомендовал ей принимать опийное молочко, что на мой взгляд свидетельствует о серьезном нервном расстройстве. Пойти на столь серьезные меры я, разумеется, не готов, но поспешил избавиться от всех раздражающих факторов. В том числе и от Анненковой.

— Но ты не думаешь, что это могло еще более расстроить милую Санни?

— Увлечение спиритизмом расстраивает ее куда больше!

— Прости, мой дорогой, но я решительно тебя не понимаю. Это всего лишь безобидная забава, которой увлекаются многие люди нашего круга.

— Видишь ли, Мари. Карты тоже, в сущности, безобидная игра, но иногда случается так, что азартные люди просаживают за вечер все свое состояние, лишая свои семьи не только куска хлеба, но и всякого будущего. Так и тут, Анненкова не просто слишком увлеклась своими фантазиями, на что мне, в сущности, плевать, но и убедила в их реальности мою жену. Как хотите, но этого я точно не потерплю!

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что она объявила себя принцессой бурбонского дома Марией Антуанеттой?

— В каком смысле? — вытаращил глаза помалкивавший до сих пор брат. — Она же из Габсбургов!

— Очевидно, в Патриотическом институте не слишком хорошо преподают генеалогию.

— Может, бедная девочка была вместилищем духа казненной королевы, и это так на нее повлияло…

— Мари, эта «бедная», как ты выразилась, девочка либо сумасшедшая, либо такая же мошенница, как и ее папаша. Он, кстати, уже обращался ко мне за субсидией, чтобы, цитирую — «компенсировать урон репутации»!