Аландский крест

— Понимаю вас. Я вам уже все сказал прежде и повторяться не стану. Выбор за вами, граф. Могу лишь заметить, что я и не призывал вас отказаться от союза с нашими врагами. Помилуйте, зачем это? Подписали соглашение и прекрасно. Воюйте с нами сколько вам угодно… на бумаге…

— Но вы недвусмысленно обозначили, что…

— Верно. Если вы будете торопиться и пошлете войска, они не вернутся. Мое слово твердо. А без лучших полков ваши шансы противостоять Австрии становятся фикцией… Но есть решение. Вы затянете подписание военной конвенции, постараетесь выторговать лучшие условия, добьетесь больших ограничений на использование ваших солдат, потребуете в разы больше денег и не потом, а прямо сейчас. Понимаете? В какой-то момент британцы могут попросту счесть сделку слишком невыгодной. А вы добьетесь своей неуступчивой и твердой позицией на переговорах большего уважения с их стороны. Ну и в итоге, никуда не спеша, соберете тысяч десять далеко не отборных войск и отправите на смерть. Можете дать секретную директиву командующему, чтобы он не слишком геройствовал и при случае отступал или сдавался, если его окружат… А там, как Господь распорядится…

— Это я, пожалуй, могу устроить, — после долгого молчания и раздумий ответил Кавур. — После ваших побед я и сам не горю желанием рисковать нашими солдатами. Но нам до крайности нужна поддержка Франции…

— Вы хотите усидеть на двух стульях, граф. Это сложная политическая эквилибристика. Поверьте, очень скоро все эти ухищрения окажутся излишними. Но не буду настаивать на большем, мне и этого достаточно. Скоро я уезжаю. Следующая наша встреча всего скорее произойдет во время больших мирных переговоров этой осенью.

— Вы так уверены в своей победе?

— Война слишком дорого всем обходится. Союзники уже потеряли десятки тысяч солдат и новых им взять неоткуда. По крайней мере, англичанам. Французам в этом смысле проще, но мне почему-то кажется, что Наполеону III уже надоело таскать каштаны из огня для островитян. Так что еще одна кампания — это максимум, о котором они могут договориться.

— Вы считаете, что она также будет неудачной? Для союзников, конечно…

— Судите сами, дорогой граф. Повторить высадку в Крыму наши противники вряд ли решатся. Прежняя неудача со всей ясностью показала риски подобного предприятия, не говоря уж о том, что на этот раз мы подготовились гораздо лучше. Про Кавказ и говорить нечего. В эти дикие места они не сунутся! Австрия и Пруссия на союз с ним не пойдут и войска через свою территорию не пропустят. Остается Балтика, где их ждёт двести тысяч отборных солдат, а на море мины и многочисленные канонерки, уже имеющие более чем успешный опыт борьбы с Роял Неви и французами. Добавьте к этому короткое лето и неотвратимо следующую за ним суровую зиму и задайте себе вопрос, есть ли хоть один шанс на успех у наших противников?

— Трудно не согласиться с вашими аргументами…

— А теперь посмотрите на моих матросов. Вы прибыли, кутаясь в теплое пальто, а они встретили вас в одних блузах. Для нашего народа суровая погода привычна. Они могут обходиться без крыши над головой и без тепла, довольствуясь при этом самой грубой и скудной пищей. Враги хотят разорить наши города? Мы сами разорим их и будем продолжать сражаться, как это было сорок два года назад!

— Скифы, — потрясенно пробормотал итальянец.

— Да, скифы. Азиаты. Варвары. И горе тем, кто посмеет сунуться в наше логово! Так что, любезный граф, прежде чем принять окончательное решение, рекомендую еще раз тщательно взвесить все риски и все же не втягивать свою страну в авантюру на востоке.

— Мы уже с вами все обсудили. И пришли к соглашению, — твердо ответил сардинский министр.

— Что ж, тогда не смею вас больше задерживать, граф. Хотя…

— Что?

— Отчего вы выбрали для нашей встречи такое место?

— Видите ли… до меня дошли слухи, что прибывшие недавно в Турин поляки ищут встречи с нашими местными… как бы это сказать поделикатнее…

— Бандитами-карбонариями? [3]

— Некоторые зовут их анархистами, другие патриотами, но ваше определение, пожалуй, наиболее точное. Внезапный отъезд вашего высочества в Милан несколько спутал им карты, но я все же не рекомендую вам возвращаться. Еще раз прошу меня извинить.

— Я вас понял, мой друг. Arrivederci

[1] «Сила судьбы» — опера Джузеппе Верди написана по заказу Большого Каменного театра Санкт-Петербурга, где впервые поставлена 10 ноября 1862 (единственная опера Верди, написанная специально для российского театра). В скором времени опера была также поставлена в Риме, Мадриде, Нью-Йорке, Вене, Буэнос-Айресе и Лондоне.

[2] Прагматическая санкция 1830. — закон о престолонаследии, принятый королем Фердинандом VII Бурбоном, объявивший наследницей Испанской короны Изабеллу в обход прав младшего брата Фердинанда — дона Карлоса и приведший к Гражданской войне. Россия этот закон не признала.

[3] Карбонарии (итал. carbonari «угольщики») — сеть тайных революционных обществ, действовавших на Итальянском полуострове в первой половине 19 века.

Глава 24

По мнению некоторых историков, пиратство появилось практически одновременно с мореплаванием. И отправлявшиеся в дальние плавания торговцы не брезговали при случае ограбить прибрежное селение или утопить корабль конкурентов. С тех пор мало что изменилось, хотя формально профессии разделены. К тому же некоторых пиратов стали брать на государственную службу, в результате чего получилось каперство.

Занимались этим почтенным промыслом абсолютно во всех странах, не исключая и нашего богоспасаемого отечества. Иван Васильевич Грозный привлек на службу датчанина Карстена Роде, Петр Великий посылал свои шнявы «каперить» шведские суда, а при матушке Екатерине Великой и ее августейшем внуке Александре Благословенном патенты давали грекам.

Стоит ли удивляться, что как только в блокаде образовалась брешь, я сразу же отослал в море только что построенные корветы: «Витязь» под командованием Павла Селиванова, «Варяг» князя Дмитрия Шаховского, «Олег» Гавришева 2-го, «Аскольд» князя Вадбольского, «Громобой» капитана второго ранга Шиллинга и флагманский «Баян» П. Истомина.

Первый же выход в закрытую до сей поры часть Балтики принес нам немало трофеев, причем настолько весомых, что Шиллингу пришлось отказаться от прорыва и конвоировать захваченные суда в наши порты. Говоря по чести, узнав об этом, я едва не снял его с должности, но… покойный теперь уже император осыпал молодого офицера милостями, пожаловав ему, помимо золотого оружия и ордена святого Владимира, драгоценную табакерку. Из-за чего наказывать обласканного паче всякой меры героя стало неудобно.

Впрочем, может, оно и к лучшему, ибо «Громобой» после этого еще неоднократно выходил в море и возвращался с добычей, пусть и не такой обильной, как в первый раз. В любом случае, свое предназначение корвет выполнил.

Что же касается его товарищей, их «одиссея» вышла куда более продуктивной и занимательной. Обойдя британские острова с Севера, они вырвались в Атлантику, после чего тут же разделились. «Аскольду» предстояло крейсировать на пути из Англии в Ост-Индию; «Олегу» в районе Азорских островов; «Варягу» на пути из Англии в Южную Америку; «Витязю» на пути от мыса Доброй Надежды до острова Святой Елены.

Флагманскому же «Баяну» пришлось действовать не только на изначально назначенной ему линии Ливерпуль-Нассау, но и забегать в Центральную Атлантику, где должен был охотиться на торговые суда противника оставшийся на Балтике «Громобой».

В 1853 году карьере Павла — младшего брата героя Севастопольской обороны и обоих Синопских сражений адмирала Владимира Истомина — едва не пришел крах. Полученный им перед самым походом в Средиземное море корвет «Наварин» оказался, как тогда говорили, «неблагонадежен» до такой степени, что его пришлось продать на дрова. При том, что по документам тот числился прошедшим полную тимберовку — то есть капитально отремонтированным.

Обвинили во всем, разумеется, молодого офицера и, если бы не мое заступничество и начавшаяся вскоре война, дело могло кончиться отставкой. Однако со временем ему удалось восстановить свою репутацию и не просто получить новый корвет, но и стать, пусть и временно, во главе целого отряда.