Александра
Шрифт:
— Нет, Мессир. Ничего, никаких следов. Я сам в недоумении.
— Плохо, Томас. Не могут такие две особы не оставить никаких следов. Это говорит только об одном, те, кто их двигают, работают лучше чем мы. Они умеют хорошо заметать следы. Найди мне хоть что-нибудь на принцесс.
— Да, Мессир…
Константинополь. Высокая Порта, резиденция султана оттоманской империи и великого визиря. Сентябрь 1514 года от Р. Х. или седьмой месяц раджап 920 года Хиджры.
Султан всех осман был зол. То, что он захватил казну и личные вещи шахиншаха,
Османов очень быстро выбили из Тебриза. Но это ничего не меняло. Дальше всё пошло ещё хуже. Битлис, Хасанкейф, Мийяфарикин, Неджти, то что подчинилось османам, вдруг перестало им подчиняться. Персы очень быстро выбили османов из захваченных и присоединённых областей Персии. Освободим от турок половину Анатолии. Посланные войска, потерпели поражения. Усилились схватки его войск с египетскими мамлюками. Там шла постоянная резня.
В апартаменты султана зашёл Великий визирь. Поклонился, застыв в полусогнутом положении.
— Говори. — Сказал Селим.
— Господин мой и мой падишах.
— Дальше! И хватит этого словоблудия. Что по существу?
— Персы потеснили нас. Янычары готовы взбунтоваться. — Селим встал и походил по комнате.
— Откуда у персов вдруг так внезапно появились артиллерия? И пехота?
— Прости, Великий. Это всё московиты. А именно Александра Комнина.
— Что? — Заорал Селим. — Опять Комнина?
— Прости недостойного, мой Господин. Но есть ещё одна неприятная весть. — Пробормотал Великий Визирь.Селим Первый Явуз медленно подошёл к Визирю. В руках у Селима был обнажённый ятаган.
— Говори.
— Я не могу сказать такое святотатство.
— Говори. — Прошипел султан.
— Русы провозгласили Искандер Султан и её сестру Порфирородными и Порфирогенитами.
— Что??? — Закричал султан, брызгая слюной на Визиря. — Нет больше Порфирородных! Нет больше Порфирогенит, последних из них пользовали мои предки, как простых наложниц в своих гаремах. Что, разве не так?
— Так, господин.
— Тогда о чём ты мне говоришь, ничтожный?
— Я передаю то, что сказано в сообщении, поступившем из Москвы. И это ещё не всё, мой Господин. — Визирь боялся смотреть султану в глаза. Явуз придвинулся к своему слуге вплотную. Визирь даже ощутил дыхание султана.
— Говори.
— В Крыму скончался Менгли Герай. А с ним умерли целых два рода карачи-беков.
— И что? Мне какое дело до них? Да пусть они там хоть все друг друга перережут. Мне нет разницы, кто из Гераев станет очередным ханом. Главное, чтобы бесперебойно поставлял рабов. Что ещё?
— В большой Степи идёт резня. С востока движутся новые монголы. Под их удар попала Большая Ногайская орда и Казанское ханство. Сибирский хан потерпел поражение, что с ним сейчас, неизвестно. Толи жив, толи нет. Ногайские бии и Казанский хан просят помощи.
— Помощи? Какой помощи? Как я им помогу? Посмотри,
что происходит. Мы потеряли практически всё, что я сумел отвоевать у персов. Я даже с Балкан перевожу в Анатолию сипахов и акынджи. Артиллерию тоже туда же на восточное направление стягиваю. А вчера мне сообщили, что эти проклятые кяфиры венецианцы вновь напали на Лесбос. Никак не хотят смирится с его потерей.— Значит Казань и ногаи сами должны справляться с монголами?
— Да. Я ничем не могу им помочь.
— Я всё понимаю, мой Господин. Но если казанцы и ногаи потерпят поражение, мы утратим там своё влияние.
— А оно большое было, влияние это? Ладно Крым, там наши земли и опорные крепости. А дальше, увы. Идти на север, мы не готовы. Ввязываться сейчас в войну с Московским правителем я пока не могу. И когда смогу, не знаю. Я планировал походы на юге. Хочу присоединить к империи Мекку и Медину. А для этого надо решить вопрос с Египтом. Мне многое, что нужно сделать здесь у нас, рядом. А ещё я хочу дойти до Индии.
— Я всё понял, мой Господин. Что делать с византийскими девками?
— А что ты с ними сейчас сделаешь? Они вне нашей досягаемости. Увеличь награду за них обеих. Особенно за старшую. Увеличь ещё на 200000 акче за младшую и на 300000 за старшую.
— Слушаюсь и повинуюсь…
Москва. Зачатьевский монастырь. Середина августа 1514 года от Р. Х.
Проснулась не в своей келье, в которой отбывала епитимью последние три дня. Я лежала на кровати, укрытая заботливо одеялом. В комнате было светло, чисто и аккуратно. Пахло вкусно хлебом и ещё чем-то. Поняла — мирой. Почувствовала голод. Рядом на лавочке дремала молоденькая монашка. Лежала и смотрела на неё. Боже мой, молодая такая, а никогда не познает вкус любви, не познает счастья материнства. И тут вспомнила о Ксении Остожской, юной княжне. Вот чёрт, прости Господи. Монашка вздрогнула, хотя я её не трогала и сонно открыла глаза. Смотрела на меня. Я на неё.
— Доброе утро! — Пожелала ей. Она вскочила с лавки. Глаза, как блюдца, рванула к выходу. — Стоять! — Последовала жёсткая команда. Всё же детство и юность среди военных и папа командир. Потом мои палатины и наконец Корпус, наложили свои отпечатки на меня. Отдавать команды правильно поставленным голосом, у меня это было уже на автомате. Монашка замерла возле двери. — Кругом! — Она оглянулась.
— Ась? — Вопрос сам слетел с её губ.
— Я сказала кругом. То есть, повернись ко мне. — Она повернулась. — Ко мне, шагом марш. — Монашка послушно вернулась. Правда не строевым шагом. Но это ладно. Всё же девица и не в армии. — Сядь на лавку. — Села. — Где я и сколько времени?
— У матушки игуменьи в её опочивальне.
— А сама матушка где?
— В келье твоей, Царевна Пресветлая.
— А что она там делает?
— Так молится. Теперь там многие молятся. Даже Владыко был вчера. Тоже молился. И ещё. — Она стала говорить шёпотом. — Сам Великий Государь приезжал. Но он помолился в молельне. А потом на тебя смотрел, Пресветлая Царевна. Но только от двери. Дальше пройти ему не дали.
Я пока слушала её, у меня глаза стали на лоб вылезать и волосы дыбом вставать. Что значит Митрополит вчера приезжал с Василием на пару? Как это вчера?