Александрийская поэзия
Шрифт:
Песню о том, как когда-то о Ксении Дафнис томился;
Горы с ним вместе страдали, вздыхали с ним вместе дубравы
Те, что растут на обрывах крутых над потоком Гимерским;
Дафнис же таял, как снег, лежащий на Тема вершинах
Иль на Афоне крутом, на Родопе, 86на дальнем Кавказе.
Также споет и о том, как однажды в сундук преогромный
Был козопас замурован велением злого владыки;
80Пчелы, с лугов возвращаясь и сладостный запах кедровый
Чуя, к
Так как в уста его Музы сладчайший свой нектар излили. 87
О всеблаженный Комат! Ты сам пережил это чудо,
Ты был в ларец замурован, питался ты медом пчелиным;
Так ты дожил до поры, когда все плоды созревают.
Ах, если был бы теперь ты в живых и жил бы со мною!
Коз твоих мог бы прекрасных гонять я на пастбище в горы,
Голос твой слушал бы я; под сосной иль под дубом прилегши,
Ты, о божественный, пел бы, Комат, мне сладкие песни».
90Так он, окончивши песню, умолк; на это сейчас же
«Милый Ликид, — я ответил, — напевам, и многим и славным,
Нимфы меня обучили в горах, где быков стерегу я,
Песням таким, что их слава домчалась до Зевсова трона.
Та, что спою, — лучше всех; чтоб тебя уважить, начну я
Тотчас ее; ты ж послушай, ты с Музами издавна дружен.
«Да, Симихиду на счастье чихнули Эроты; 88ах, бедный!
Так же влюблен он в Мирто, как влюбляются козы весною.
Что ж до Арата, который из всех — его друг наилучший,
Сердце свое раздирает он к мальчику страстью; Аристис
100Знает про это, почтеннейший муж; ему Феб разрешенье
Дал бы, чтоб спел под формингу 89он возле треножника песню
И рассказал, как Арат пламенеет, охваченный страстью:
«Пан, получивший на долю прелестной Гомолы 90долину,
Мальчика этого ты в его милые ввергни объятья
Раньше, чем сам позовет, будь Филин это или другой кто.
Если услышишь нас, Пан дорогой, то аркадцы-мальчишки
Пусть по бокам и плечам тебя сциллы стеблем не посмеют
Больно хлестать, рассердившись за то, что еды не хватает. 91
Если ж иначе решишь, то будешь всю ночь ты чесаться,
110Ногтем укусы скребя, уснув на крапивной постели,
Будешь зимою ты жить на холодных Эдонских вершинах, 92
Возле Геброна-реки 93обитая, к Медведице близко;
В летний же зной тебе жить на границах страны эфиопов,
Возле Блемийской скалы, 94где и Нила истоков не видно!
Вы же, Эроты, покиньте Библида любимого волны,
Свой Гиетид и Ойкунт, где алтарь белокурой Дионы 95
Ввысь вознесен; вы, Эроты, чьи щечки румянее яблок,
Нынче в красавца Филина метните острые
стрелы,Крепче метните! Зачем беспощаден он к милому гостю?
120Сам же — как плод перезрелый; недаром красотки смеются:
«Горе, ах горе, Филин! тебе красоваться недолго!»
Больше не станем, Арат, у дверей до утра мы томиться,
Ноги себе обивать. Петухов предрассветные крики
Пусть повергают других, а не нас, в огорчения злые.
Пусть-ка отныне Молон отличается в этой палестре.
С нами ж да будет покой, и пусть знахарка-старуха,
Плюнувши, впредь заклянет навсегда нас от бедствий подобных».
Вот что я спел, а пастух, улыбнувшись приветливо снова,
Мне, как подарок от Муз, преподнес свой изогнутый посох.
130После, налево свернув, пошел он дорогой на Пиксу, 96
Я же пошел к Фрасидаму; туда же Эвкрит направлялся,
Также красавец Аминт. Ожидало нас мягкое ложе;
Был нам постелен камыш и засыпан листвой виноградной,
Только что срезанной с веток. И весело мы отдыхали.
Много вверху колыхалось, над нашей склонясь головою,
Вязов густых, тополей. Под ними священный источник,
Звонко журча, выбегал из пещеры, где нимфы скрывались.
В тень забираясь ветвей, опаленные солнца лучами,
Звонко болтали цикады, древесный кричал лягушонок,
140Криком своим оглашая терновник густой и колючий.
Жавронки пели, щеглы щебетали, стонала голубка,
Желтые пчелы летали, кружась над водной струею, —
Все это летом богатым дышало и осенью пышной.
Падали груши к ногам, и сыпались яблоки щедро
Прямо нам в руки, и гнулся сливняк, отягченный плодами,
Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой
Сняли мы с винных кувшинов печать от четвертого года.
Нимфы Кастальских ключей, 97живущие в скалах Парнаса,
Был ли таким тот напиток, который из погреба Фола 98
150Старец Хирон 99для Геракла поставил на стол в угощенье?
Нектар такой, может быть, опьянив пастуха на Анапе
Встарь, силача Полифема, швырявшего скалами в лодки,
В буйную пляску заставил пуститься в темной пещере?
Правда ль, подобным напитком нас нимфы тогда угостили
Там, где Деметры алтарь? Если б мог я ей снова на кучу
Полной лопатою ссыпать зерно! И, смеясь благосклонно,
Той и другою рукой обняла б она мак и колосья.
Дафнис прелестный — так слышно, — коров своих пасший, с Меналком