Александрийская поэзия
Шрифт:
Подняли гомон и крик, а пастух только громко смеялся.
Прелесть моя, Амариллис! Хоть нет уж тебя меж живыми,
Помню тебя лишь одну; милей ты всех коз — и угасла!
40Горе! Какой это бог поразил меня так беспощадно?
Батт, приободрись, дружок! Вдруг завтрашний день улыбнется:
В жизни надежда не гаснет, одни мертвецы — без надежды.
Зевс лучезарен подчас, подчас же и дождь
Правда твоя. Но телят прогони-ка ты! Вот негодяи!
Вот они — гложут побеги маслины. Ну, серый, смотри ты!
Ну-ка, Кимайта, поближе к пригорку! Как? Слушать не хочешь?
Паном клянусь, доберусь я — тогда тебе плохо придется,
Коли назад не вернешься. Смотри-ка ты, снова туда же!
Где ж это посох с крюком запропал мой? Отдую на славу!
50Слушай, взгляни, Коридон, ради Зевса! Мне, верно, колючка
Только что в пятку впилась; до чего ж они входят глубоко!
Что за противный терновник! Подохнуть бы этой корове!
Я на нее зазевался. Ну что же, ты видишь занозу?
Да, ухватился уже я ногтями. А вот она — глянь-ка!
Ранка-то чуть лишь заметна, а сладила с этаким парнем!
Батт, коли в горы пойдешь, так идти ты не вздумай разутым:
Есть держи-дерево там, и боярышник пышно разросся.
Кстати, скажи, Коридон, к Эротиде-то твой старикашка
Все еще льнет, к чернобровой? Он здорово ею разжегся.
60Страсть как пылает, бедняжка! К примеру, — то давеча было —
В хлев я случайно вошел и застал его прямо за делом.
Ах, старикашка бесстыжий! Ну, впрямь он мог бы сравняться
С родом веселых сатиров и с Пана родней козлоногой.
Козы мои, вон того пастуха, что при стаде Сибирта,
Вы избегайте, Лакона! Вчера мою шкуру украл он.
Овцы, живей от ручья! Вы не видите разве Комата?
Давеча он поживился моею прекрасной свирелью!
Я поживился свирелью? Когда ж это, раб ты Сибиртов,
Ты-то свирелью разжился? Неужто уж больше не хочешь
Ты с
Коридоном своим на свистульке пищать тростниковой?Эту свирель подарил мне Ликон; у тебя вот, любезный, 64
Шкуру навряд ли украсть бы я мог! У Комата — и шкура!
10Верно, лежит без подстилки и сам Эвмарид, твой хозяин.
Крокил недавно отдал мне ее, эту пеструю шкурку,
Нимфам козленка зарезав; тогда уже, верно, негодный,
Таял от зависти ты, а теперь меня голым оставил.
Паном прибрежным клянусь: я, Лакон, Калайта наследник,
Шкуры твоей не украл! Коли лгу я, то, ум потерявши,
С этих утесов тотчас же пусть брошусь я в Кратиса 65воду!
Что ж до меня, дорогой мой, то нимфами этих заливов
Я поклянусь — навсегда пусть ко мне благосклонны пребудут —
Верь, потихоньку свирелью твоею Комат не разжился.
20Нет! Чем поверить тебе, лучше вынести Дафниса муки!
Хочешь козленка поставить? Хотя уж не больно он важен.
В пенье тебя одолею я так, что пойдешь на попятный.
Спорит с Афиной свинья! 66Но согласен я, ладно, вот козлик;
Ставь пожирнее барашка, — смотри, только выбери с толком.
Это, ты скажешь, мошенник, считается равной наградой?
Конский ты волос возьмешь вместо шерсти? И кто же, имея
Козочку с первым козленком, доить станет скверную суку?
Тот, кто надеется зря на победу, со мною тягаясь,
Тот, кто жужжит, как оса, а с кузнечиком спорить затеял.
30Козлик не нравится — можно козла тебе дать; начинай же!
Ты не спеши, не в огне ты сидишь. Нам же будет приятней
Петь под маслиною там, посмотри-ка, в той роще усевшись;
Там, где холодный журчит ручеек, где мягкой подстилкой
Свежая будет трава, где немолчно болтают цикады.
Я-то ничуть не спешу. Но я, право же, диву даюся,
Как еще смеешь ты прямо в глаза поглядеть мне? Ведь я же
Сам обучал тебя, крошку! И вот мне за ласку награда.
Вскармливай, видно, волчат или псов, чтоб тебя же и съели.
Доброе что я слыхал от тебя и чему научился?
40Я не припомню! Ты сам, человечишка, грязный завистник.