Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:

— Ну, хорошо, допустим. А вы-то что? Вы, товарищ Ягода? Что вы предприняли, дабы предотвратить это нелепое боестолкновение?

— Отправил самокатчика к прибывающим по вашему приказу частям, — пожал плечами Ягода, хладнокровно глядя на Троцкого. — Велел им задержаться, в центр не лезть. К сожалению, моё распоряжение было начальствующими лицами отряда проигнорировано. И ещё доложу, что в рабочих кварталах вдоль Шлиссельбургского проспекта отмечены многочисленные грабежи и насилия, учинённые рядовыми данной части.

— Революционное рвение, — отмахнулся Троцкий. — Уверен, пострадали

одни лишь мелкие куркули-лавочники. Впрочем, неважно. Значит, товарищи Жадов и Шульц, вы считали, что ведёте бой с переодетыми беляками?

— Мы не знали, кто они, — твёрдо ответил Жадов. — Я вышел к ним навстречу. Назвал себя. Потребовал, чтобы они ответили, что за части, куда направляются, кто командир. Свидетели — весь мой батальон. В ответ они выстрелили. Чудом не попали. Я тогда швырнул гранату.

— Да-да, — с досадой заметил Лев Давидович. — Гранаты вы, товарищ Жадов, мечете отменно. Только не в тех, кого надо.

— Это достойно сожаления, товарищ председатель, но, если бы наш батальон был соответствующим образом оповещён, или эти ваши части предъявили бы необходимые мандаты… — вступила Ирина Ивановна. — Мы защищали революционный Питер. Эти солдаты могли оказаться кем угодно. И, кстати, я бы не отметала так с порога идею о переодетых беляках. Не так уж сложно собрать эшелон или два, экипировать солдат в форму Красной армии и отправить прямо на столицу, прикрываясь вашим, товарищ председатель, именем. Сами ведь знаете, какую силу оно имеет.

Троцкий ухмыльнулся. Лесть он, похоже, любил больше, чем коты — сметану.

— Разумно, товарищ Шульц, весьма разумно… Что ж, всё хорошо, что хорошо кончается. Спасибо товарищу Ягоде, вовремя нас предупредил, втеревшись в доверие к предателям дела рабочего класса.

Ягода вздрогнул. Но Троцкий в это время смотрел на комиссара и движения этого не заметил.

— Теперь всё пойдёт куда лучше, — продолжал Лев Давидович. — Но вам, товарищи Жадов и Шульц, делать тут больше нечего. Не разобрались раз — не разберетесь и снова. Председателем ВЧК станет товарищ Ягода, а вы с вашим батальоном куда нужнее будете на Южном фронте, нежели здесь. Приказ о вашей отправке будет отдан немедленно. Всё понятно?

— Так точно, товарищ председатель! — хором ответили товарищи Жадов и Шульц.

[1] Ныне Фарфоровская улица

[2] Ныне проспект Обуховской обороны

Глава VI.1

. Елисаветинск и южные области. Декабрь 1914 — январь 1915

Федя Солонов поправлялся на удивление быстро. Доктора только разводили руками, говорили о «молодом организме», о том, что «повезло, пуля, видимо, на излёте была» да «вовремя прооперировали». Так или иначе, ещё до Рождества он начал вставать, ходить, сперва осторожно, потом всё увереннее.

Раненых перевели в госпиталь, разместившийся в городской елисаветинской больнице. Рядом срочно возводили новый корпус; визжали пилы, стучали топоры, горели костры, возле них грелись собравшиеся с окрестных сёл мужчики-чернорабочие. Правда, зарабатывали они очень неплохо; да и цены держались низкими, продуктов были с избытком — вывоз изрядно сократился.

Великую княжну Федор больше

не видел. Осторожно поинтересовался у заменившей её немолодой уже сестры милосердия, где, мол, её императорское высочество? Всем ли благополучна? Сестра улыбнулась:

— Всем, всем её высочество благополучны. Просили вам, милый кадет, кланяться да передали просить вас, чтобы не сердились вы на неё. Не по своей воле она ныне в иных местах; но по-прежнему за ранеными ходит.

Федор густо залился краской. Собеседница его понимающе улыбнулась.

— Всё будет хорошо, любезный Федор. Спас вас Господь, а врачи наши, дай Бог им здоровья, промыслу Его помогли. Ни о чём не беспокойтесь, поправляйтесь, дел огневых ещё на всех хватит.

И Федор поправлялся.

Часто приходили теперь друзья по первой роте, во главе, само собой, с лучшим другом Петей Ниткиным. Последний очень увлекся последнее время трудами некоего Циолковского, о коем способен был говорить часами.

С областями, где утвердилась власть большевиков, не стало никакой связи. Сперва из Москвы, Царицына, Саратова, Самары в Ростов и Елисаветинск ходили поезда, как ни в чём ни бывало; но затем правительство в Петербурге наложило на это запрет. Составы доходили до Изюма и разворачивались обратно.

Великие державы также отнюдь не спешили закрывать свои посольства в северной столице и переносить их на юг, несмотря на личные письма Государя в европейские столицы. Кичливые галлы вообще ничего не ответили; надменные бритты отписали в личной корреспонденции(что было ещё одним унижением) — они, дескать, считают господина Александра Александровича Романова частным лицом, утратившим после отречения какой бы то ни было статус. Австро-венгерский двор ответил пространным посланием, где, ссылаясь на «сложность момента», заявлял, что «пока лучше оставить всё как есть».

Датский двор, куда написала сама государыня-императрица Мария Федоровна, в девичестве — Marie Sophie Frederikke Dagmar, дочь принца Глюксбургского, сделавшегося затем в свой черед королём Дании Кристианом IX, ответил, что, конечно, дорогая сестра правящего ныне его величества Фредерика VIII всегда может рассчитывать на тёплый приём дома, но — лишь в качестве именно сестры датского короля, никак не супруги правителя огромной России.

Про остальные малые дворы нечего было и говорить.

Всё это пересказал Федора сама Две Мишени, регулярно его навещавшего. К счастью, «тяжёлым» из раненых кадет оказался только Солонов, остальные обошлись относительно лёгкими. Константина Сергеевича регулярно теперь приглашали к обеду августейшего семейства, и даже произвели в генералы, но погоны он упрямо носил исключительно полковничьи.

Новые, красно-чёрные погоны Добровольческой армии.

Федора так и подмывало спросить о великой княжне, однако он не решился. Не решился до того самого момента, когда перед самым Рождеством Аристов, навестив его, загадочно улыбнулся и положил у изголовья кровати Федора аккуратные белый конвертик, украшенный гербом Великих княжон — два золотистых единорога держат ромбический щит с двуглавым имперским орлом.

Поделиться с друзьями: