Александровскiе кадеты

Ведь в том мире они, эсдеки, победили…

Но, может, без них тоже было бы всё то же самое? Что, не появились бы новые трамваи, машины, пароходы? Не построились бы новые мосты? Ведь строят же их сейчас! Или то самое «горе народное» столь велико и необъятно, что иначе, как говорят эти Старик с его присными, никак нельзя?

Взять хоть того же Севку Воротникова. Второгодник, отец тянет лямку где-то далеко, за Байкалом, на Транссибе или что-то вроде того. Жалованье маленькое, даже подарка на Рождество Севке прислать не могут. Разве это справедливо? Капитана Нифонтова-старшего папа сумел перевести в Волынский полк, в Петербург — а капитана Воротникова? Кто ему поможет? Да и нельзя же всех отправить в столичные части! Как тут быть, где здесь справедливость? Конечно, хорошо бы, чтобы жалованье у простых армейских офицеров было б повыше — может, тогда и Севка не тиранил бы тех, кто послабже, отбирая у них вкусности…

Меж тем они упёрлись в тупик. Под ногами чернел кованым железом квадратный люк.

— Это водоотводный туннель, — пояснил Илья Андреевич. — Проложен при строительстве, возводили-то дворец почти что на болоте. Его ещё и осушать пришлось… так что здесь ничего особенного, вода сбрасывалась в озеро. Но вот если спуститься вниз и хорошенько походить по этой галерее… хорошо, что сейчас зима, холодно, сухо, пройти легко.

Спустились вниз. Ход оказался высоким, сводчатым, с плотной каменной кладкой. Вода-таки сочилась, стекала тонкой струйкой по самой середине прохода — здесь, под землёй, было относительно тепло.

Они медленно шли вверх по течению, туда, где водосборник заканчивался очередным тупиком. Илья Андреевич сверился с какими-то записями и принялся устанавливать свои «электроды», как он выразился.

Федору и Пете пришлось подтаскивать сумки с инструментом и прочими припасами. Установили фонари, зажгли — и замерли, глядя, как священнодействует их учитель физики.

Положинцев щёлкал переключателями, следил за мечущимися стрелками, записывал их показания. Поминутно глядел на указатель «заряда батареи», как он выразился.

— Илья Андреевич, а Илья Андреевич! — не вытерпел Петя. — А что вы замеряете?

— Напряжённость поля, — неопределенно отозвался физик.

— А какого именно? — не отставал Ниткин. — И вы ж электроды просто к стенкам прикрепили, а прошлый раз, осенью, я помню — вы их в землю втыкали?

Но Илья Андреевич, обычно очень словоохотливых и всегда готовый поговорить о собственных экспериментах, на сей раз только промычал что-то неразборчивое да махнул рукой.

— Передвигаем, — сказал наконец.

Передвинули. Вновь защёлкали тумблеры, заметались стрелки; сняты и записаны показания — а потом всё повторилось вновь.

Так они добрались до самого конца водосборного тоннеля — глухой стены бутового камня.

— Ещё раз, — недовольно сказал Положинцев.

Пришлось повторять, тащить всё оборудование обратно, к самому устью, к забранному решеткой водосбросу.

Это становилось уже совсем скучно и неинтересно, тем более что Илья Андреевич никаких пояснений не давал и весь Петин энтузиазм так и разбился о стену ледяного молчания.

Положинцев испещрил несколько страниц своего блокнота узкими колонками цифр и непонятных даже Пете Ниткину значков. Устало махнул рукой:

— Пора в обратный путь, дорогие мои кадеты. Спасибо за помощь; понимаю, что дело выдалось тоскливое. Что ж; и такое случается. Надо проанализировать полученные данные; я искал вход в тот самый ход, что — как мне представлялось — обнаружил по осени. Так просто он нам не дался, но, кто знает, кто знает…

Что-то здесь было не так. Федя это скорее почувствовал, чем понял. Илья Андреевич и впрямь что-то искал в этой широкой трубе — короткой, совершенно лишённой всякой загадочности. Но что?..

Теперь была его очередь атаковать вопросами Петю Ниткина.

— Да что я тебе, Пуанкаре?[1] — отбивался несчастный Петя. — Я в его цифири ничего не понял, вот те крест! Это какая-то высшая физика, я такую нигде не видывал!

В общем, и тут вышел полный афронт.

К счастью, выручала Лизавета. Шокировав маму, она на следующий день явилась прямо в квартиру Солоновых — одна, без сопровождения!.. Правда, тотчас отыгралась, заведя на почти безупречном французском вполне светскую беседу.

Вскоре они уже сидели в «Русской булочной» за порциями мороженого — когда ж ещё есть в России мороженое, как и не на Святках? Лиза рассказывала, что Зина, оказывается, дружит теперь с Петей Ниткиным и это очень хорошо, потому что она, Зина то есть, очень умная, и в дорогую гимназию Тальминовой поступила по благотворительности одной богатой купчихи, лучше всех написав работы по математике и словесности.

— Это что ж, купчиха сама в математике разбиралась? — удивился Федор.

— Нет, что ты, — засмеялась Лиза. — Купчиха кроме деловых бумаг только жития святых читает да Четьи-Минеи. Нет, профессоров нанимает, представляешь? В честь мужа покойного, говорит, завела три места в гимназии, оплачивает сама, дескать, супруг её на умных людях разбогател, и она теперь через то возвращает[2].

— Молодец Зина, — искренне сказал Федор. Зина ему понравилась — было в неё что-то надёжное, спокойное, уверенное, но непоколебимое, словно у каменной скалы. — Но ты ж не для того меня сюда позвала, правда?

— Фу, какой вы неромантичный, Monsieur Solonoff! — фыркнула Лиза, скорчив уморительно-серьёзную рожицу. — Ну да, — призналась, озорно сверкнув глазами. — Но мы же друзья, верно? А друзья должны видеть друг друга, так?

Возразить было нечего, но какой-то подвох Федор почувствовал. И точно:

— Во-первых, с этим спасителем Государя вы с Петей не просто так спрашивали, правда? Зина говорит, они с господином Ниткиным идут, болтают, а потом он вдруг замолкнет, да и уставится на какой-нибудь автомотор или даже просто розвальни и бормочет себе под нос что-то вроде: «Уйдёт, всё уйдёт… но как? Когда?»

Федя едва удержался, чтобы не закатить глаза. Ну, Ниткин, ну, погоди! Выболтает ведь, точно выболтает! Уже сейчас небось лопается, едва сдерживается, чтобы с Зинкой не поделиться!..

— Пусть не обращает внимания, — как мог беззаботно, сказал он. — Петя он… он такой, заговаривается… небось про свою физику думает! Он даже про неё во сне может, представляешь?

— Н-да? — искоса взглянула Лиза. — Зина вот так не думает.

— Не думает, что Петя ночью про физику бормочет? — в свою очередь поддел Федор.

— Фу! Фу! Стыдно прикидываться, Monsieur! — Лиза погрозила пальчиком, обтянутом шелком тонкой серой перчатки. — Петя что-то скрывает, какую-то тайну. И я её должна узнать! — она аж притопнула ножкой.