Алгоритм счастья

"Откуда у нее эта манера?
– не отвечая, думал Олег, глядя, как стоит перед ним подурневшая от раздражения Рита, вызывающе уперев руки в бока. Кто ей сказал, что мир - это большая толкучка?"

– Тебе надо пореже встречаться с Валей, - подумал он вслух.

– Она моя лучшая подруга, - возразила Рита.
– И она меня учит компьютеру.

"Не только", - хотелось сказать Олегу, но он промолчал.

– Скорее бы затопили, что ли, - тоскливо вздохнула Рита.

– Скоро затопят, - обнадежил ее Олег и включил рефлектор:

Рита сидела, закутавшись в одеяло, И не отводила взгляда от наливающихся красным светом пружин.

– Вот уже и теплее, - опасливо приблизился к ней Олег.

– Ты бы позанималась, Ритусь. А то не успеешь оглянуться - и сессия.

– Да пошла она!..
– вскричала в бешенстве Рита.
– География, география... Кому она нужна, твоя дурацкая география?

.

Она упорно смотрела на раскаленные добела пружины несчастными, злыми глазами, и губы ее кривились.

– Ну конечно, еще Митрофанушка говорил, - попробовал пошутить Олег, но, взглянув на Риту, растерялся и замолчал.

– Надо было поступать на юридический, - как в бреду бормотала Рита. Или выучиться на бухгалтера.

Олег сел рядом, обнял жену, но она дернула, плечом, сбросила с себя его руки, плотнее закуталась в одеяло.

– Что ты говоришь, Рита, - мягко сказал Олег.
– Вспомни, как ты работала, и твоя курсовая...

– Плевать я хотела на курсовую!
– окончательно разъярилась Рита. Кому она, к черту, нужна?

Жрать мне ее, что ли?

Показалось ему или нет, что Рита чуть-чуть не выругалась по-настоящему, лишь в последний момент заменив грубый мат более-менее нейтральным словом?

Нет, наверное, показалось.

Олег все-таки обнял жену - почти насильно, - привлек к себе, покачал в объятиях, утешая.

– Милая моя, дорогая, - шептал он, - что уж ты так кручинишься? Генка же устроил нам приработок, продержимся как-нибудь.

– А я не хочу "как-нибудь", - снова сбросила его руки Рита.
– Не хочу быть бедной! Не желаю ходить в тряпье!

– Почему в тряпье?
– оскорбился Олег.
– Екатерина Ивановна все время что-то привозит.

Уж лучше бы он этого не говорил. Рита вскочила, нервно заходила по комнате. Дымчатые волосы развевались, глаза сверкали. Но теперь она уже не казалась Олегу красивой. Да и как может быть красивой женщина, когда злобой искажено лицо?

– Мне уже третий десяток, - в отчаянии кричала Рита, - а я все маменькина дочка! А ведь вроде бы есть муж.
– Она враждебно покосилась на Олега.
– И не какой-нибудь, а со степенью. Жаль, что степени сейчас никому не нужны!

– Вроде бы...
– усмехнулся Олег.

– Не придирайся к словам, - отмахнулась Рита.
– А что, не правда?
– не удержалась она.
– От твоей степени - как от козла молока.

Олег оцепенел: это же прямое, настоящее оскорбление, без всякого, даже видимого, соблюдения приличий, без флера. А он-то хотел посоветоваться, у кого попросить денег на реактивы. Нет уж, лучше он сам как-нибудь. Но как? Все его друзья такие же неимущие, все бедствуют. Значит, у Генки? Так ведь он протреплется, той же Вале протреплется, а Валя - Рите. Нет, у Генки просить нельзя. И потом, теперь, говорят, дают под проценты, а если рубли, то с возвратом по курсу. Он, Олег, тогда вообще пропадет.

Остается, значит, Екатерина Ивановна.

При мысли о теще сразу стало тепло. "Ах, конечно, - скажет она, и тонкие пальцы взлетят в неподражаемом, легком движении в воздух.
– О чем вы, дружок, говорите? Нет-нет, раз вы просите, я никому ничего не скажу. И не думайте вы об этих дурацких деньгах! Когда-нибудь отдадите..." Олег даже голос ее услышал, уловил знакомые интонации. И ведь вправду никому ничего не скажет - даже дочери, особенно дочери, - и условий никаких не поставит, ни о чем никогда не напомнит. А он отдаст, расшибется в лепешку - отдаст! А у Геночки просить нельзя ни за что, вдруг понял Олег. И не только потому, что выдаст всенепременно. Что-то на их фирме не так, не по правилам, похоже, не только магнитофонами они занимаются. Как же это было в одну из суббот? Он сначала не понял.

– Ну что, прибыли?
– едва шевеля губами, негромко спросил огромный детина с развернутыми плечами спортсмена, подойдя к Олегу чуть не вплотную.

– Вы о чем?
– моргая ресницами, недоуменно спросил Олег.

И тут же, как из-под земли, откуда-то вынырнул Геночка, крепко взял за плечо парня, повернул к себе, побелев от бешенства, что-то прошептал в самое ухо.

– Так я ж не знал. Это ж место, - непонятно оправдывался парень.

– Ты торгуй, торгуй, - кинул Олегу Геночка, и его глазки метнулись в сторону.
– Твое дело - сторона.

Вечером заплатил чуть ли не вдвое больше.

– Что так?
– обрадовался Олег.

– Премиальные, - хохотнул Геночка.
– Холодно больно, а ты - молодцом! " - Он клещами сжал Олегу руку - так, что она вмиг онемела.
– Ты, слышь, наука, нашему Витьку про сегодняшнее - ни полслова.

– О чем?
– искренне удивился Олег, разминая после дружеского рукопожатия пальцы.
– Что-то я ничего не понял.

– Вот и ладушки, что не понял.

Геночка облизнул толстые губы, подогнал джип, уложил в него остатки товара и исчез, только его и видели.

На "премиальные" Олегу купили ботинки, а Рите - зонт. И больше никаких таких типов к Олегу не подходило. Но слова Геночки, а главное - его тревога, оказывается, врезались в память.

Глава 8

Бывают поздней, ненастной осенью - в октябре - удивительные, прекрасные дни. Уплывают куда-то тучи, унося с собой осточертевшие всем дожди, синим и ясным становится высокое чистое небо, золотыми - деревья, и то же золото шелестит под ногами. В воздухе тишина. Умиротворенно и ласково греет по-летнему солнце, летят невесомые, редкие паутинки. Это сама природа так прощается с летом, раскрывая всю себя на прощание.

– Дочура, взгляни, какие у меня букеты!
– радуется Екатерина Ивановна.
– Вся комната в красном и золотом. А вот тут, видишь, я оставила зеленый листок, для контраста.

– Они же вянут!
– раздражается Рита.

– Не скажи!
– живо возражает мать.
– И потом - я их через день меняю. А последние, когда задуют холодные ветры и они полетят, полетят, полетят, проглажу теплым утюгом, и будут они стоять всю зиму.

– Ты бы еще стихами заговорила, - ворчит Рита.
– Делать тебе, как я погляжу, нечего! Собирает какие-то дурацкие листья, когда от поклонников некуда ставить букеты.

– То другое, - смеется Екатерина Ивановна.

"Кто из них мать, а кто дочь?" - смотрит на них, покачиваясь в кресле, Олег и тихонько вздыхает. Рите бы эту необыкновенную легкость матери, умение радоваться пустякам, чужим и своим успехам, милую привычку шутя переносить неудачи, смиряться с потерями - об Аркадии Семеновиче, с тех пор как пропал, ни полслова. Будто его и не было.

– Да она его не любила!
– скажет в ответ на осторожное недоумение мужа Рита.
– Она вообще любит только себя и свое сопрано.