Аллигат 2

— Не понял вас, мисс, — он посмотрел под ноги на лежащую на боку корзину.

Ольга быстро присела и открыла на ней крышку. Поправила сбившиеся гостинцы:

— Простите, что потревожила вас, — встала она и отряхнула запыленный подол платья. Вздохнула: — За мной увязался карманник, и я испугалась. Можно мне немного побыть у вас и прийти в себя? Или проводите, пожалуйста, меня ко второму выходу. Здесь же есть второй выход?

Она обернулась на дверь и прислушалась. Не верилось, что так легко ушла от «хвоста». Впрочем, он может поджидать её у входа.

Мужчина тепло улыбнулся и спросил:

— Хотите чаю, мисс?.. — вопросительно уставился на неё.

Было в его виде что-то до боли трогательное и беззащитное, что заставило Ольгу расслабиться.

— Табби Харрисон, — представилась она и кивнула, принимая приглашение. Облегчённо выдохнула.

— Не волнуйтесь, здесь вы находитесь в полной безопасности. Хуффи Уорд, — представился он и аккуратно пожал пальчики Ольги. Снова улыбнувшись, продолжил: — Владелец этой лавки, такой же древней, как и ваш покорный слуга.

Он шагнул к двери, проверил засов и поправил табличку «Закрыто», которую Ольга не заметила за немытым стеклом и густой железной решёткой.

— Идите за мной, мисс Табби. У меня есть вкуснейший чёрный листовой ассамский чай и свежие мятные пряники. Ещё я угощу вас чудесными персидскими орехами.

Мистер Уорд пошёл между стеллажами к открытой двери, из которой лился яркий свет.

Они вошли в небольшое помещение, загромождённое ящиками. Через маленькое оконце проникал свет, а на возвышении стоял знакомый переплётный станок, освещённый подвешенными к потолку двумя керосиновыми лампами с зеркальными отражателями. Станок был значительно больше тех, какие видела Ольга ранее, рассчитанный на изготовление и ремонт книг большого формата. В тисках для обрезки была закреплена огромная и, судя по всему, очень старая и безумно дорогая книга.

— Здесь моя мастерская, а здесь… — он направил Ольгу к другой двери, на ходу снимая передник, отряхивая волосы и бороду от бумажной пыли и поправляя очки, — я ем и пью чай.

Мистер Уорд мягко обхватил неожиданную гостью за талию и подтолкнул в проём:

— Прошу вас, проходите. Правда, у меня не прибрано. Миссис Бломфилд уехала на праздники к сыну. Она убирается у меня, — он снял со спинки стула полотенце и смахнул со стола хлебные крошки и осколки яичной скорлупы. — А я, вот, остался без её опеки и хозяйничаю сам, по-стариковски, так сказать.

В небольшой кухоньке с дверью и окном, выходившими то ли во внутренний двор, то ли в соседний переулок, стояли стол, три стула и старинный комод с двёрками и открытыми полками для посуды. В углу виднелся навесной рукомойник, похожий на тот, что находился в доме покойной миссис Фармер. На второй этаж вела лестница.

Ольга кивнула на неё:

— Вы живёте здесь? — поставила корзину на пол, сняла накидку и шляпку и села у стола, высматривая плиту или что-то её заменяющее.

Мужчина оживился, надел сюртук и поправил узел шейного платка. Его глаза за стёклами очков влажно заблестели:

— Наверху две комнатушки. В одной жила моя дочь Рут, пока не вышла замуж и не уехала в Манчестер. Её муж работает на мануфактурной фабрике помощником управляющего и в скором времени они купят дом. У них двое сыновей и Рут скоро родит снова.

Он засуетился. Достал из комода бульотку и очень красивую чайную пару из тонкого фарфора, новенькую кружку с непонятного назначения выступом на ободке, вазочку с пряниками и — грецкими! — орехами.

Ольга выудила из корзины две булочки и виновато пожала плечами:

— Простите за скромное угощение. Я иду навестить одного мальчика и его больную сестру…

— Что вы, мисс Табби, — не дал договорить ей мистер Уорд. — Нет нужды в объяснениях. Я рад, что у меня в гостях такая милая мисс, как вы. Поухаживать немного за вами, разумеется, с вашего позволения, доставит мне истинное наслаждение.

Он, правда, был искренне рад. Ольга видела это по его глазам, улыбке, неподдельному лёгкому волнению. Он был одинок, и это бросалось в глаза. Простое общение для него — радость.

Так и не увидев плиту для готовки, Ольга поинтересовалась:

— А еду вам миссис Бломфилд приносит?

— Напротив лавки есть паб, где готовят вкусно и совсем не дорого, — будто оправдался Хуффи Уорд. — Утренний кофе очень недурён, а сэндвич с ветчиной стоит всего пенни. Да и некогда мне заниматься готовкой.

Ольга не спеша пила горячий и невероятно терпкий напиток. Наслаждалась его глубоким коричневым цветом с оранжево-красным оттенком и пряно-цветочным ароматом с медовыми нотками. Отсутствие отвратительных запахов и дрожания земли под ногами делало чаепитие необыкновенно приятным.

— У вас так тихо, — не спускала она глаз с того, как мужчина пьёт чай из специальной кружки для усатых мужчин[1].

Дивилась: выступ на ободке оказался ничем иным, как препятствием, удерживающим щетину усов от попадания в горячий напиток.

*** Оказывается, мода требовала жертв не только от женщин. Укладка усов по моде — подкручивание длинных кончиков вверх — требовала для удержания формы применения воска. Он таял при макании усов в чашку и попадал в еду.

Мистер Уорд закачал головой, соглашаясь:

— Давно задумал немного подновить лавку. Всё руки не доходили. А тут заказчик задаток хороший дал… Я получил большой заказ на восстановление старинных изданий, — пояснил он. — Рукописные книги шестнадцатого века в прекрасном состоянии, великолепная литая бумага на прочной тряпичной основе. Однако, вкус у заказчика очень тонкий, изысканный и, я бы сказал, капризный. А ваш покорный слуга малость подслеповат. Знаете ли, это весьма хлопотное дело.

Мужчина огорчённо поправил очки, а Ольга понимающе кивнула.

— На что раньше уходил день работы, теперь надо два, — вздохнул он. — Вот и не остаётся времени на торговлю книгами в лавке. Ну, даст Господь, — бодро выпрямился он и потянулся к бульотке, — потихоньку да помаленьку. Ещё чаю, мисс Табби? Признайтесь, больно хорош индийский чай.

— Не откажусь, — улыбнулась она и привстала, перехватывая «чайник». — И, правда, хорош чай. Позвольте мне поухаживать за вами.

Разговор с мистером Уордом выходил лёгким и необременительным. Ольге казалось, что она знакома с мужчиной сто лет.