Аллигат 2

Ольга поправила шляпку, отделанную французским кружевом шантильи, и туже затянула тёмно-синий бант под подбородком. Накинула на плечи такого же цвета короткую лёгкую накидку.

Предварительно посмотрела в окно из кухни. Не заметив поблизости никого из праздно шатающихся соседей, вышла из дома, благополучно свернула на оживлённую Холборн и влилась в поток пешеходов.

Солнечное утро встретило ярким голубым небом. Пухлые кучевые облака были похожи на мирно пасущееся стадо белоснежных барашков. Под натиском лёгкого ветерка с Темзы исчезли неприятные запахи, воздух наполнился бодрящей прохладной свежестью. Из корзины пахло мясом со специями и сладкой выпечкой. Ольгу затопило ощущение полного покоя и счастья.

Уличные метельщики заканчивали мести каменную брусчатку. Разносчики газет выкрикивали заголовки самых злободневных статей. На стоянке кэбов мойщики предлагали свои услуги, снуя между экипажами с вёдрами и лохматыми щётками. Чистильщики обуви постукивали по своим ящикам, зазывая клиентов.

Горожане и их гости, судя по всему, не спешили втягиваться в привычные заботы и продолжали отмечать праздник Пасхи. Они прогуливались по улицам, посещали пабы и кафе, ели с лотков уличных торговцев, глазели на витрины.

Когда за ней появился «хвост», Ольга точно сказать не могла. Тощий парень лет шестнадцати в нахлобученной на глаза кепке, расслабленной вихляющейся походкой шёл за ней едва ли не по пятам.

Подобные юноши встречались на пути, но разительно отличались от «топтуна». Они не бездельничали, с прохладцей рассматривая витрины магазинчиков и прохожих. Они торопились по делам, зачастую толкая перед собой доверху гружёную тележку, или перебегали улицу с поклажей в руках. Они работали.

Этот парень никуда не спешил, и было в нём что-то такое, что заставило Ольгу обратить на него внимание и насторожиться. Как он ни старался, она не видела в нём беспечного зеваку. Его глаза цепко следовали за ней, а шаги замедлялись, стоило ей остановиться.

Она то и дело поправляла съезжающую шляпку, глядя в очередной раз на своё отражение в отмытых стёклах витрин.

Именно в один из таких разов она, задержавшись у витрины, впервые обратила внимание на паренька, стоящего недалеко от неё и с показным интересом разглядывающего… женскую одежду. На деревянном манекене топорщилось платье из тафты с уложенным на полу шлейфом, и на манекене рядом неопрятными складками обвисала накидка, украшенная несуразными воланами. Над ней на закреплённой проволоке болталась милая шляпка с рюшами и розовыми бантами. Но самое удивительное стояло в ряд на поддоне у самого стекла витрины — фаянсовые ночные вазы и всевозможных форм бурдалу.

Вид подростка, рассматривающего непривлекательную женскую одежду и горшки, удивил. Было бы на что смотреть! Ни к кому не обращаясь, Ольга задумчиво, но достаточно громко, чтобы её услышал юноша, пробормотала:

— Неправильно как-то, — и, перехватив обеими руками ручку корзины, глянула на него в упор с неприкрытым любопытством и вызовом, как бы спрашивая: а что ты здесь высматриваешь, маленький извращенец?

Тотчас отвернулась, скользя взором по витрине соседнего антикварного магазинчика — вот где было на что посмотреть! Боковым зрением отметила, как парень прошёлся взглядом по её фигуре и, развернувшись на пятках, поспешил на обратную сторону дороги, ловко лавируя между движущимися кэбами и другими наёмными экипажами.

Ни его потрёпанная одежда, ни манера двигаться — вальяжно, с ленцой, подстраиваясь под ритм её шагов, — ни его голова, повёрнутая в сторону вывесок и торговых лотков, мимо которых он проходил, уже не могли сбить её с толка. Чтобы убедиться в слежке, она намеренно задерживалась у витрин. С показным интересом рассматривала выставленные на всеобщее обозрение фарфоровые сервизы, вазы, керосиновые лампы и ночники, ткани и платки. Хмыкала, глядя на запылившиеся и выцветшие муляжи хлебобулочных изделий, изготовленные из папье-маше и уложенные на плетёные из тонкой лозы подносы.

Ольга недоумевала. Зачем кому-то следить за ней? Плохо, что она не заметила, «вёл» ли «топтун» её от дома или прилип гораздо позже? Джекоб успел приставить к ней «хвост» и не известил того, что дело сделано, и в его услугах больше нет нужды?

Сухой, — вспомнила она упомянутое кучером прозвище, очень подходившее худому невысокому пареньку.

Да здесь каждый второй подросток такой! — убеждала она себя в обратном.

Хотя, Джекоб мог дать кому-то поручение посмотреть, сгорит ли дом и в противном случае принять меры. От подобных мыслей засосало под ложечкой; к горлу подкатил ком. Ольга прокашлялась. А если кто-то другой выслеживает её? Зачем? У неё уже и брать-то нечего, кроме… В памяти снова всплыли слова кучера о Триполи. Холодок пополз по спине; сердце пустилось в пляс. Да ладно… Не может такого быть, чтобы людей для продажи в рабство хватали без разбора. По крайней мере, они должны убедиться, что будущую жертву никто не станет искать. Да и рабство отменили давно. Насколько давно — она не помнила.

*** В Великобритании отмена рабства была официально провозглашена 1 августа 1838 года.

А не карманник ли её присматривает, чтобы обчистить? Неужели она такая лёгкая добыча? Ольга опустила глаза на ридикюль. В нём документы, брегет, соверен. Лишись она всего этого, то её с полной уверенностью можно будет назвать безнадёжной ротозейкой и растяпой. Как-то на рынке у неё разрезали сумку и вытащили кошелёк со стипендией. Это стало уроком. Она не сказала о случившемся ни отцу, ни матери, не желая их расстраивать. Не сказала сестре, которая долго бы над ней издевалась и насмехалась. Пережила утрату и позор молча, без слёз.

С сестрой они никогда не были близки. Высокая и неуклюжая Светка была ленивой, вредной и острой на язык. На втором курсе бросила учёбу в торговом колледже, куда поступила с большим трудом и не без помощи матери, доведя ту до нервного срыва. Пошла работать на мясокомбинат, и через пару лет напомнила Ольге её бывшую свекровь Нину Аркадьевну.

Заметив впереди на перекрёстке полицейского, Ольга отвернулась и бодро прошагала мимо. Он только посмеётся над её фобией. Да и держаться подальше от них в её ситуации будет нелишним.

Она переместила на сгиб локтя ридикюль. Удобнее перехватила нелёгкую корзинку и глянула назад. «Хвост» чуть отстал и старался спрятаться за спинами прохожих, когда она поворачивала голову. Стало не по себе. Для самоуспокоения предстояло окончательно убедиться в слежке.

Посудная лавка, обувная, чайная…

Ольга лишь мельком смотрела на демонстрируемые товары, призванные исполнить роль рекламы. Её перестало интересовать то, что пестрило и блестело между оконными рамами лавок.

В зеркальном отражении витрин с замиранием сердца она высматривала тощую фигуру подростка, следующего за ней по противоположной стороне улицы.

Ольга вошла в первый попавшийся магазинчик, оказавшийся ювелирным.

Звякнул дверной колокольчик, извещая хозяина о посетителе.

Внутри помещение выглядело светлым, очень симпатичным и в меру дорогим. За длинным прилавком стоял хорошо одетый усатый мужчина, а у двери прохаживался, судя по всему, охранник. Он окинул посетительницу долгим профессиональным взглядом и потерял к ней интерес. Продавец сдержанно улыбнулся, сразу же предложил свои услуги и показал, где можно поставить корзину.