Аллигент

Что ещё они могли видеть?

Только одна вещь удерживает меня от побега, это фотография в моём кармане. Я не могу уйти от этих людей, пока не узнаю, откуда они знали мою маму.

Дэвид проводит нас через здание в помещение с ковровым покрытием на полу, с каждой из сторон которого посажены растения. Обои здесь старые и пожелтевшие, отклеились по углам. Мы идём за ним в большую комнату с высокими потолками, деревянным полом и лампами, испускающими оранжево-жёлтый свет.

Здесь, в два аккуратных ряда, стоят койки, с чемоданами возле них для того, что мы принесли с собой, большие окна с элегантными занавесками в противоположном конце комнаты. Когда я подхожу ближе, я вижу что они старые и потрёпанные по краям.

Дэвид говорит нам, что эта часть здания когда-то была гостиницей, соединённой с аэропортом посредством туннеля, а эта комната однажды была танцевальным залом.

В очередной раз, слова не имеют значения для нас, но он похоже не замечает.

– Это временное место, разумеется. Когда решите, чем будете заниматься, мы поселим вас куда-нибудь ещё, либо в этом здании, либо в каком-нибудь другом.

– Зои убедится, чтобы о вас позаботились, говорит он.
– Я вернусь завтра утром, чтобы посмотреть как вы устроились.

Я оглядываюсь на Тобиаса, который ходит взад-вперёд перед окнами, грызя ногти.

Никогда не замечала за ним этой привычки. Может, он никогда не был так раздражён, чтобы делать это. Я могла бы остаться и позаботиться о нём, но мне нужны ответы о моей матери, и я не намерена больше ждать. Я уверенна, Тобиас, в отличии от остальных, меня поймёт. Я иду за Дэвидом к переходу. Выйдя из комнаты он облокачивается на стену и почесывает свою шею сзади.

– Привет, говорю я.
– Я Трис. Мне кажется вы знали мою мать. Он слегка подскакивает, но в итоге улыбается мне. Я скрещиваю руки. Чувствую себе так же, как и когда Питер жестоко стянул с меня полотенце во время Посвящения: беззащитной, смущённой и злой.

Может и нечестно спрашивать всё у Дэвида, но ничего не могу с собой поделать. Он лидер этого поселения, Бюро.
– Да, конечно, говорит он.
– Я помню тебя.

– Откуда? От жутких камер, которые следили за каждым моим шагом? Я еще сильнее скрещиваю руки на груди.

– Правильно.
– Я делаю паузу затем говорю, - Я должна узнать о моей матери. Зои дала мне ее фотографию, и там вы стояли прямо рядом с ней, так что я решила, что вы сможете помочь.

– Ах, - говорит он.
– Могу ли я увидеть фотографию?

Я достаю из кармана фотографию и протягиваю ему.

Он разглаживает ее пальцами, и пока он смотрит на нее, на его лице появляется странная улыбка, как будто он ласкает ее глазами. Я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя так, как будто нарушаю приватный момент.

– Она отправилась назад к нам однажды, - говорит он.

 - Пока она не стала матерью. Тогда мы и сделали эту фотографию.

– Назад к вам?
– говор я.
– Она была одной из вас?

– Да, просто говорит Дэвид, словно это слово не переворачивает весь мой мир.
– Она отсюда. Мы послали её ещё молодой, чтобы решить некоторые проблемы с экспериментом. Так что, она знала.

Я говорю, и мой голос дрожит, но не знаю почему.
– Она знала об этом месте, и о том, что находилось за забором.

Дэвид выглядит озадаченным, его кустистые брови нахмурены.

– Что ж, хорошо.

Дрожь опускается вниз по кистям к моим рукам, и вскоре все мое тело содрогается, как будто отвергая какой-то вид яда, который я проглотила, и этот яд - знание, знание этого места, и этих экранов, и всей лжи, на которой я строила свою жизнь.

– Она знала, что в каждый момент вы наблюдали за нами... смотрели, как она умирала, и как мой отец умирал, и как все начали убивать друг друга! И послали ли вы сюда кого-

нибудь, чтобы помочь ей, помочь мне? Нет! Нет, все, что вы делали, это лишь принимали к сведению.

– Трис...

Он пытается дотронуться до меня, но я отталкиваю его руку.

– Не называй меня так. Ты не должен знать это имя. Ты вообще не должен знать что-либо о нас.

Дрожа, я иду обратно в комнату. Внутри остальные уже упаковали свои кровати и поставили вещи вниз. Здесь только мы, никаких злоумышленников.

Я прислоняюсь к стене возле двери и опускаю ладони на штаны, чтобы вытереть пот.

Никто не выглядит в хорошем настроении. Питер лежит лицом к стене. Юрай и Кристина сидят бок о бок, вполголоса о чем-то переговариваясь. Калеб массирует виски кончиками пальцев.

Тобиас продолжает расхаживать, грызя свои ногти. А Кара сидит сама по себе, закрыв рукой лицо. В первый раз с того времени, как я ее встретила, она выглядит расстроенной.

Брони Эрудита больше нет.

Я сажусь напротив нее.
– Ты выглядишь не так уж хорошо.

Ее волосы, обычно собранные в гладкий и идеальный узел, растрепаны. Она смотрит на меня с негодованием.

– Мило с твоей стороны говорить об этом.

– Прости, - говорю я.
– Я не это имела в виду.

– Я знаю. Она вздыхает. Я....Я из Эрудиции, ты же знаешь. Я слегка улыбнулась.
– Да, знаю.

– Нет, - Кара качает головой.
– Это единственное, чем я являюсь. Эрудит. И теперь они сказали мне, что все это лишь результат изъяна в моих генах... и сами фракции - просто психологическая тюрьма, чтобы держать нас всех под контролем.

– Прямо как говорила Эвелин Джонсон с Афракционерами.
– Она делает паузу.
– Так зачем создавать Аллигент? Зачем волноваться о том, чтобы прийти сюда?

Я не понимала, насколько сильно Кара привязалась к идее быть Аллигентом, лояльным к системе фракций, лояльным к нашим основателям.

Для меня это было просто временным удостоверением, могущественным, потому что оно могло выпустить меня из города. Для нее эта привязанность должна быть намного глубже.

– То, что мы пришли сюда, это все еще хорошо, - говорю я.
– Мы узнали правду. Разве это не ценно для тебя?

– Конечно, так и есть, - тихо отвечает Кара.
– Но это значит, что мне нужны другие слова, чтобы выразить то, кем я являюсь.

Только после смерти моей матери я ухватилась за свою Дивергенцию, как будто за руку, протянутую, чтобы спасти меня. Мне нужно было это слово, чтобы сказать себе, кем я была, когда все остальное вокруг меня рушилось. Но теперь мне интересно, нуждаюсь ли я в нем больше, нуждались ли мы когда-либо в этих словах - "Бесстрашный", "Эрудит", "Дивергент", "Аллигент", или мы можем быть просто друзьями, или любимыми, или братьями и сестрами, вместо этого определяя это выборами, которые мы принимаем, и любовью и верностью, которые связывают нас.