Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Альманах «Истоки». Выпуск 16
Шрифт:

«Письмо о восьми странах» – превосходная вещь. Комплименты ей не нужны. И ты знаешь, что мы привыкли говорить друг другу любую правду.

Целую тебя и жду новых писем.

Твой Д.

P.S. Праздновал я довольно бурно – после этого даже болел три дня. Получил маленькую медаль.

Д

<На письме-треугольнике:>

П. П. 57872-А

С. Наровчатову

__________________________

П. П. 42264 Д. Кауфман

<Три штемпеля с датами:>

17 11 44

18 11 44

4 12 44

<Штамп:>

Просмотрено военной цензурой 06550

Это отношение Д. Самойлова к моему отцу продлилось до конца его жизни и было взаимным. Более того, оно в какой-то мере перенеслось и на меня. Когда несколько лет спустя, я обратилась к нему с просьбой принять участие в книге воспоминаний о Сергее Наровчатове (в чём принимала горячее участие редакция журнала «Новый Мир», и сама идея была, и, позднее, сбор материала именно бывших коллег моего отца), Давид Самойлов ответил мне письмом, которым я могу гордиться. Сама книга вышла в 1990 году: «С. Наровчатов в воспоминаниях современников», Москва, Сов. писатель. С моими воспоминаниями Давиду Самойлову дали ознакомиться ранее, в какой момент, я не знаю. Приведу его письмо, с которого и началась наша недолгая переписка. Хотя лично с ним я была хорошо знакома задолго до этого, и он даже пытался однажды помочь мне в одном актёрском мероприятии, совершенно независимом от моего отца. И, после его ухода из жизни, я посвятила ему стихотворение, которое назвала «Свет со стороны». Его творчество мне очень близко. Это был человек очень деликатный, с постоянным мягким чувством юмора, удивительно комфортным в общении. По крайней мере, таким он был для меня. В их общей молодости, моя мать, Нина Воркунова, оценила его очень высоко, когда он ещё никому не был известен, ещё до войны. А теперь, наконец, приведу его письмо ко мне.

Из Письма поэта Давида Самойлова Ольге Наровчатовой, дочери Сергея Наровчатова

27.11.86

Пярну

Дорогая Оля!

Спасибо за письмо. Сам давно собираюсь написать тебе, ибо часто думаю о Сергее, ты – его живое продолжение. Нет только привычки с тобой говорить. Надо бы её завести.

Хотел похвалить тебя за воспоминания об отце. Это лучшее, что о нём написано. Сам я никак не закончу начатого. Несколько раз принимался, а всё не получается. С таким же трудом пишет Лена Ржевская, но она, кажется, ближе к результату.

Мне бы хотелось описать Сергея в контексте с людьми, с которыми он рос, в соотношениях со временем. Мы ведь не всегда жили рядом, но всегда вместе.

Мы не только дружили умами, но и любили друг друга. В последнюю нашу встречу Сергей сказал:

– Мне тебя физически не хватает.

Наверное, я всё же к январю соберу свои записи. Пусть будет не целое, а несколько отрывков. Не знаю, успею ли написать целое.

Когда будешь составлять том собрания сочинений с письмами, могу дать тебе письма ко мне пярнуских лет. Но с возвратом. Есть ещё одно-два письма военного времени в моём фонде в ЦГАХИ.

Милая Оля! Твою жизнь по письму представляю себе. Сочувствую и понимаю. У меня к тебе – ответное чувство, вроде отцовского. Не забывай нашей взаимной тяги и обязательно пиши. Твои стихи хотел бы узнать, но только не присылай их мне – читать трудно. Лучше я тебя послушаю, когда буду в Москве в конце января. Если захочешь, звони мне в Пярну (8-014-44-42-780).

Дочь твоя мне очень нравится. Генов в ней заложено уйма. Вдруг из них образуется что-то необычайное.

В Москве подарю ей свою детскую книжку «Слонёнок пошёл учиться», если у вас её нет.

Живу я в отдалении от страстей внешних, тем и спасаюсь.

Рядом море.

Будь здорова.

Скажи энергичной Теркелян, чтобы подождала.

Обнимаю тебя.

Твой Д. С.

Письмо Ольги Берггольц Сергею Наровчатову

Из письма Ольги Берггольц

г. Вильянди 12/VIII-45

Милый Серёжа!

Получила твою открытку с сообщением о том, что остаёшься там надолго и с обещанием письма – 18 июля, в день своего отъезда из Л-да. Я уж совсем после того, как Ты не ответил на три (3!) моих письма, решила, что ты зазнался и решил раззнакомиться со всеми не орденоносными знакомыми, и потому твоя открытка обрадовала меня.

Но в тот день мы уехали в некий городок Вильянди, откуда пишу и сейчас – на отдых. По приезде же сюда я буквально душевно развалилась на части, – такой сильной оказалась реакция на отдых после 4 лет непрерывного труда, да в особенности последних диких месяцев. Я тупо глядела на природу и паслась, паслась, паслась на траве и лишь недавно начала приходить в себя. И, кажется, уже относительно пришла. Но и сейчас я не могу ещё написать что-либо глубоко-принципиального, кроме того, что очень хорошо отношусь к тебе! Скажи, ты вполне доволен существующим своим положением? Не хочется ли тебе, в связи с капитуляцией япошек, принять цивильное положение, всерьёз заняться литературой и т. д. Мне думается, что пора. Воевал ты достойно, славно и полном смысле – с младых лет. Каковы же перспективы сейчас? М. 6. я могу чем-либо помочь тебе? Я, правда, смыслю в этих делах постыдно-мало, но ты напиши, м. 6. надо с кем-либо поговорить или что?

15 мая с/г видела твою милую, чудесную маму, она была на моём вечере в Лит. музее, потом мы ходили с ней, говорили о тебе. Она сказала, что ты прислал ей очень хорошие стихи, – почему не пришлёшь мне?

Она собиралась что-то предпринять, но не знала ещё твоего отношения к этому… В общем, с нетерпением буду ждать известий от тебя по этому поводу, стихов и т. д.

Ну, о себе я, собственно, всё написала. Отдых кончается, через неск. дней вернёмся на Троицкую. Дошёл ли до вас 5–6 № «Знамени», там моя поэма. Мне очень хотелось бы, чтоб ты прочёл и высказался. Вообще она ещё до опубликования возбудила в лит. среде много разговоров. Одни отнеслись с раздражением – «повторенье», «гиньоль», «почти бесстыдно», – другие, – многие, и среди них, напр. Такая строгая дама, как Е. Усиевич, – с восторгом, – и ряд из этих чит. заявил, что это – «единственное продолжение линии Маяковского», в смысле «Бесстрашной исповеди личности», и т. д. Мне очень занятно, что скажешь ты… Что же касается упрёков в «повторении», то в поэме (написанной, конечно, очень «старомодными стихами») я сама об этом заявила, говоря о себе и Ленинграде:

…Я к твоему пригвождена виденью,Я вмерзла в твой неповторимый лед.

В общем, читай сам. Если нет журнала, я пришлю тебе рукопись или даже твой сборничек, – он, кажется, уже вышел. И в нём должен быть портрет, – если они его не испортят клише, – очень хороший и похожий.

Сколько мы опять с тобой не виделись? Более 1,5 лет? Юрка написал потрясающую и предерзостнейшую диссертацию, в сентябре защищает.

Целую нежно, пиши и не зазнавайся.

Адрес тот же.

Ольга Берггольц сыграла в жизни моего отца очень важную роль – и в общественном, и в личном плане. Лучше всего написал об этом он сам в своем глубоко личном «Ленинградском дневнике», по его определению. Кстати, оригинал этого дневника, также, как и данного письма, передан мной в дар и на постоянное хранение в Пушкинский Дом РАН, в С.-Петербурге. На той же основе там и другие документы – письма фронтовых лет, фото и автографы, и те, что относятся к окружению отца в разных временных отрезках. Это важно, так как подарено это в рукописный отдел, а это тоже Сохранение Слова.

Поделиться с друзьями: