Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Выслушав слова Ай-Барчин, так ответил ей Алпамыш:

— Если бы не верность твоя, Из Конграта в эти края Неужель помчался бы я? Нет, клянусь, алияр, алияр! Чаши, подносимой тобой, Не коснусь, алияр, алияр! Я из-за тебя захирел, На огне разлуки сгорел, Здесь я на тебя посмотрел, — Будто бы впервые узрел, Но не выпью вина твоего!.. Хоть и поднесла ты сама, Хоть меня и сводит с ума Глаз твоих волшебная тьма,— Пить вино, что тобой налито, Я боюсь, алияр, алияр! Стана твоего ни за что Не коснусь, алияр, алияр!.. В землю калмык ов я спешу, Там свой львиный гнев угашу, Всех своих врагов сокрушу, Подвигами путь завершу, — В том клянусь, алияр, алияр! И когда, прославясь в бою, Я врагов и друзей удивлю И вернусь, алияр, алияр, — Жажду я свою утолю, Чашу сладкую выпью твою, — Опьянюсь, алияр, алияр!.. А до той счастливой поры, Я не стану, дочь Байсары, Счастье, мне сужденное красть, Тайно утолять свою страсть. Ты меня, моя Барчин-ай, Не склоняй к тому, не соблазняй, — Я не соблазнюсь, алияр, В том клянусь, алияр, алияр!..

Время к рассвету приблизилось, утро настало. Людей, которых Алпамыш вечером видел, не оказалось, — он один был. Во сне дочь дяди своего увидав, загорелся Алпамыш еще большим желанием к ней, так думая: «Девушка она, оказывается, очень хорошая — белая, румяная, вся — совершенство».

А в это же время Барчин, также счастливо улыбаясь, радостная, говорит прислужницам своим:

— Видела я во сне сына дяди моего, — сидели мы с ним вместе, много беседовали…

Алпамыш между тем снова в путь отправляется.

Выспавшись в мазаре святом На могильном камне простом, Вновь на Байчибаре своем Едет он пустынным путем, Возбужденный виденным сном, Думает в пути об одном: «Есть примета добрая в том: В землю калмык ов мы придем, Мы найдем возлюбленной дом, Сокрушим врагов — и потом Чашу наслажденья испьем. Милую открыто возьмем, — К нам ее в Конграт увезем!..» Едет он, пустыню топча, Едет по холмам байбача, Едет, скакуна горяча, — Едет и вздыхает, шепча: — Будешь ты моей, аимча!.. — Путь свой продолжает батыр, К цели поспешает батыр. «Где же эти степи, Чилбир? Только бы доехать скорей К стойбищу любимой моей!..» На боку алмазный булат. Устремил с пригорка он взгляд, Соколинозоркий свой взгляд, — Увидал — отары пылят, Увидал он степь Чилбир-чоль! Близко до Барчин, далеко ль? Свет надежды ярче сверкнул. Видит: пущен скот на отгул. «Э, теперь уж близко!» — смекнул. Он коня камчою хлестнул. Радуясь, Хаким думает: «Жив и невредим, — думает,— Я доехал к ним, — думает, — Вот она страна калмык ов! Мы Барчин-аим, — думает,— Счастьем усладим, — думает, — Нашим всем родным, — думает, — Волю возвратим, — думает. — Калмык ам отмстим, — думает, — Горе, горе им! — думает. — Э, Барчин-аим, — думает, — Будет, как хотим!» — думает.

В калмыцкую землю вступив, по Чилбир-чолю проезжая, видит Алпамыш девяносто отар черных баранов. Бараны эти были баранами дяди его Байсары. Пастухом этих девяноста отар был Кайкубат-каль — как тыква, плешивый. Кайкубата увидав, спрашивает у него Алпамыш, так говоря:

— Ассалам-салам-алейкум, э, чабан! Замечаю, рваный носите чапан. Замечаю — сыром обожрались вы, Если так тучны, как матерой кабан. Не прикочевал ли бай один сюда? Пусть его мольбы достигнут райских врат! Тысяч сорок стад имеет, — говорят. — Сам он был тюрёй, страна его — Конграт. Не прикочевал ли бай такой сюда?.. Кто скорбит, тот сыт своей мечтой всегда, Той задаст богач, — обилен той всегда. Бархатной гордился он юртой всегда, Чангарак юрты был золотой всегда. Не прикочевал ли бай такой сюда?.. Как шафран, от скорби пожелтел он весь. На чалме джига у бая-хана есть. Сколько на горах весной тюльпанов есть, Столько у него овец-баранов есть. Не прикочевал ли с дочерью сюда Этот самый бай, прошу подать мне весть. Человек такой везде в большой чести. Золота умел он столько припасти, Что и пятистам верблюдам не снести. Есть у бая дочь, — я с нею обручен. Спрашиваю вас, где пребывает он?.. Дальний путь пройдя, их разыскать спешу. Шелковую тоже я чалму ношу. Не его ли ты стада пасешь, чабан? На мои вопросы дать ответ прошу. Не зачахла ль роза до осенних дней? К ней не прилетел чужой ли соловей? Бог да внемлет мне по милости своей! Умоляю вас, поведайте скорей, Не прикочевал ли бай такой сюда?

Кайкубат, к Алпамышу обратившись, такие слова сказал ему в ответ:

— Слушай пастуха, — поговорить я рад: Горе да несчастье мужество крепят, — Тайные гонцы уехали в Конграт. Уж не будет ли тот бай — Байсарыбай?.. Тысяч сорок счет его стадам всегда. Он конгратец. Был тюрей он там всегда. Ныне плачет он подобно нам всегда… Уж не будет ли тот бай — Байсарыбай? Скорбное лицо желтей шафрана — есть; И приплод в загонах постоянно есть; Дочь Барчин — цветок благоуханный есть… Уж не будет ли тот бай — Байсарыбай? Темноты ночной влюбленные все ждут; Друг в слезах, — утешить все друзья придут. Женихи Барчин друг с другом спор ведут, — Я тебе скажу — их девяносто тут! Вырвется ль бедняжка из калмыцких пут?.. И не будет ли тот бай — Байсарыбай? Говорить о нем, — повсюду он в чести. Золота умел он столько припасти, Что и пятистам верблюдам не снести. Если что сболтнул я лишнего, — прости: Думаю, на светлый облик твой смотря, Не узбекский ли, случайно, ты тюря, Э, не будет ли тот бай — Байсарыбай? Твой булат — алмазный, в золоте ножны, Пред тобою в трепет впасть враги должны. Бая Байсары, как видно, ищешь ты,— Знай, что при его стадах мы чабаны. Струны сазандар перстами теребит, Грубый человек устами оскорбит. От тебя, джигит, я не слыхал обид, — Сразу я узнал: ты ищешь Байсары. Вижу — всадник едет, и не наш на вид. Вижу — едет он, — по сторонам глядит, Соколом-шункаром он в седле сидит, Истинным тулпаром конь его летит. Сразу понял я: ты едешь к Байсары… Этою дорогой нижней не езжай, — Пешеходной тропкой ближней поезжай. С прахом подорожным вражью кровь смешай, А приедешь — радость и любовь вкушай. Вижу — к Байсары спешишь недаром ты: Вижу — привлечен его товаром ты. [16] Прямо по тропинке поезжай вперед, — К берегам Айна тропинка приведет. Там и пребывает твой родной народ. Байсары юрта издалека видна, Среди тысяч юрт такая лишь одна: Вся покрыта белым бархатом она.

16

— Вижу — привлечен его товаром ты… —У многих народов жених или сват выступает как купец, пришедший покупать товар — невесту (пережиток брака-купли).

Алпамыш сказал: — Поздно уже: гостю, не вовремя приехавшему, уважения нет. Сегодня уж переночую с вами, а завтра утром выеду.

Слова его услыхав, подумали чабаны: «Путник этот все время кружится тут, — может случиться, что он окажется нашим зятем Алпамышем, прибывшим из Конграта».

Старались чабаны угодить ему, — Байчибара под уздцы взяв, к кормушке привязав его, подстелив под гостя штаны и кебанаки, усадили они Алпамыша, зарезали баранов — и стали угощать его, так говоря:

— Вы устали, зять наш, облокотитесь — ешьте. Поел Алпамыш, лег спать в загоне у пастухов, — коня хранить! Кайкубату поручил. На рассвете снова сон приснился ему, снова он видел во сне возлюбленную свою Ай-Барчин. А в это время и сама Барчин-ай в своей юрте бархатной спала — и тоже сон видела. И Караджан-батыр, вместе с девятьюдесятью другими батырами калмыцкими в пещере спал и тоже сон видел…

Проснулся утром Алпамыш, стал о своем сне размышлять — решил дальше ехать.

Проснулась в юрте своей Ай-Барчин и сон свой сорока девушкам рассказывает, так говоря:

— Осень подошла — садовый цвет увял. Сон приснился мне, когда рассвет вставал. Новорожденный со стороны Киблы Месяц золотой, сияя, выплывал, В спутницы четыре он звезды позвал. Кто бы сна значенье мне растолковал?.. Как меня, бедняжку, растревожил он! Вижу лик земли, как тучей, помрачен, Вижу — налетает чудище-дракон; А за ним еще, летят со всех сторон… Не к беде, к добру мой растолкуйте сон!.. Каждая ресничка глаз моих — стрела, Бровки — будто бы калямом навела. Как я, бедная, напугана была! Голову с подушки сразу подняла, —. Вижу — сорок чудищ, — развернув крыла, На себе несут огромного орла. На меня орел могучий налетел, Рядом сев, крылом мне голову задел… Девушки, к добру мой растолкуйте сон! Вижу я — драконы свой смыкают круг, — Хвать меня за плечи, хвать — за кисти рук, Рвут язык мой, сколько причиняя мук! Тут еще огромный тигр явился вдруг. Я бежать пустилась, — он за мною — прыг! И мой тонкий стан обхватывает вмиг. Ой, какой ужасный подняла я крик! Девушки, к добру мой растолкуйте сон!.. Чангарак юрты моей продавлен был, Бархат на юрте весь продырявлен был; Я, хоть хорошо причесана была, Увидала вдруг растрепанной себя, Вся моя постель разбросана была… Как подумаю, — какой ужасный сон! Кто бы мне сказал, что означает он? Не к беде, — к добру да будет разрешен!

Услыхав слова Барчин, девушка Суксур-ай так ее сон растолковала:

— Не напрасно ли огорчена ты сном? Э, не радость ли твоя таится в нем? Те драконы — кони; первый конь — Чибар, Дяди твоего конгратского тулпар; Тот орел на нем — твой Хакимбек-шункар! Вот значенье сна, красавица моя! Он приедет завтра в середине дня. Не накормит ли зерном его коня, Сватам отвечать не будет ли Барчин? Ты во сне видала тигра, говоришь; Он с тобою начал игры, говоришь. Если ты бежать пустилась от него, Должен ли стоять на месте Алпамыш? Стан твой будет завтра обнимать твой друг!.. Если был в юрте раздавлен верхний круг, Если ни один не уцелел в нем дук, — Тоже, джан-Барчин, напрасен твой испуг: Счету дуков равен счет твоих врагов, [17] — Значит, гибель ждет батыров-калмык ов. Распустились кудри, — смысл тому таков: Будет пролита и кровь твоих врагов. Завтра жди приезда своего тюри! Не горюй напрасно, веселей смотри, — Бога ты за этот сон благодари. А Суксур твою за толкованье сна Щедрым суюнчи на счастье одари!.. Ей Барчин дает в награду золотой, — Обернулся счастьем сон, а не бедой: Завтра он приедет, витязь молодой! Девушки резвятся вкруг Барчин-аим, — Если радость ей, то, значит, радость им. Хоть еще не прибыл Алпамыш-Хаким, Веселы они как будто вместе с ним. Все они его высматривать идут, На дорогу вышли — смотрят, — гостя ждут…

17

Счету дуков равен счет твоих врагов… —Остов юрты обычно имеет девяносто дуков, вертикальных жердей, которые втыкаются в чангарак, деревянный круг, образующий дымовое отверстие юрты. Раздавленный чангарак и сломанные дуки служат для Суксур предсказанием предстоящей гибели калмыцких богатырей, врагов Барчин, число которых тоже девяносто.

Выехав из пастушьего загона, увидел Алпамыш необыкновенно высокий крутой холм, находившийся во владениях хана Тайчи. Холму этому именование было Мурад-Тюбе. Не каждый, чело-век способен был тропу через Мурад-Тюбе протоптать.

Решил Алпамыш испытать счастье свое такой приметой: «Направлю-ка я коня своего на этот холм. Если он, высоты не испугавшись, поднимется на вершину, значит, тотчас по приезде на место получу я возлюбленную свою. Если же конь мой испугается крутизны холма и заупрямится, значит — не судьба мне получить свою Барчин. Зачем же мне тогда напрасно ехать к ней — в дураках оставаться?»

Направил он коня прямо на холм, — поскакал Байчибар вверх, ни на миг не задумавшись, — топот копыт его заглушил бы топот сорока тысяч коней. Алпамыш так обрадовался, словно бы он уже получил свою возлюбленную. На вершину холма поднявшись, посмотрел он — увидел вдали становище десятитысячеюртного народа конгратского. Коня своего на подножный корм пустив, лег Алпамыш наземь, локтями упершись, лицом — к дому Байсары…

А калмык Караджан, сон недавно видевший, проснулся в час утреннего намаза — и тотчас же стал произносить святую калиму. Девяносто без одного батыров калмыцких, услыхав, что Караджан мусульманскую молитву читает, в ужас пришли — и говорят:

— Э, нож этот кухонный, этот красный перец — Караджан с ума, как видно, сошел! Оставим его, поедем-ка на озеро.

Выехали они на охоту. А Караджан с тринадцатью своими дружинниками тоже на охоту направился в степь. Едет он прямо по направлению к Алпамышу. Чубарый конь Алпамыша, кормившийся на Мурад-Тюбе, посмотрел — увидел: четырнадцать смутных теней приближаются со стороны калмыцкой страны. Как только увидал их Байчибар — трава, которую жевал он, поперек горла стала у него. Вот что в голове его промелькнуло в это мгновение: