Алпамыш

Курухайт, Чибар, конь моего тюри!

Сердца моего кибитка так чиста,

Все еще пока не убрана, пуста.

Пусть же не сгорит, пока не обжита,

Сердца моего девичьего юрта!

Телом и лицом подобная цветку,

Горя я не знала на своем веку,

Неужель достанусь в жены калмыку?

Так уйми, Чибар, мой безутешный плач!

На тебя тумар надела Калдыргач,

Чтобы ты не ведал в скачке неудач.

Пестовал тебя и холил Байбури, —

Курухайт, Чибар, конь моего тюри!..

На холме стоит Барчин и смотрит вдаль.

Жалко Алпамыша и себя ей жаль.

Нетерпенье жжет, гнетет ее печаль.

Что ей даст байга, что ей судьба сулит?

Барчин-ай в трубу все пристальней глядит,

Видит — степь вдали как будто бы дымит, —

Но не дым в степи, а пыль вдали пылит.

Сердце Барчин-гуль тоска сильней щемит…

Кони, кони мчатся! Все ясней, видней!

Можно и отдельных различить коней!

Вот и Байчибар, и, рукавом маша, «Курухайт!» —

кричит Барчин, едва дыша.

До ушей Чибара долетел призыв.

Гриву распустив и уши навострив,

Голову на нежный голос повернув,

Он вперед рванулся, повод натянув,

Так что крепкий повод разорвался вмиг:

Второпях, как видно, Караджан-калмык

Коротко чрезмерно повод подвязал,

Сам о том забыл, — да вот и оплошал!

Видит лишь теперь поруху Караджан, —

Не теряет все же духу Караджан,

За высокую он держится луку,

Гикает, кричит он грозно на скаку,

Небо, содрогаясь, внемлет смельчаку,

Кокальдаш отстал, ой, горе калмык

у

!

Караджана конь, как ураган, понес,

Кокальдаш вдогон кричит слова угроз:

— Брату своему вонзил ты в сердце нож,

Со своим конем в могилу попадешь!

Для кого жену у брата отобьешь?

Маленьким не умер, так теперь помрешь!

Лучше, Караджан, послушал бы меня:

Не пускай вперед узбекского коня,—

Ведь чужак-узбек калмык

у

неровня!

С чужаком сойдясь, калмык

у

не мешай,

Брата своего невесты не лишай,

Гибели своей, дурак, не приближай!

Ты меня за мой совет благодари,

Придержи коня — со мной поговори,

Только не хитри, Караджанбек, смотри:

Маленьким не умер, так теперь умри!..

Не остановясь, на всем лихом скаку,

Молвит Караджан на это калмык

у

:

— Очень ты обижен, Кокальдаш, мой брат,

Очень удручен, но я не виноват, —

Сердцем быть с тобой я разве не был рад?

Этот Байчибар — моя напасть, акэ!

Знаю, что могу в беду попасть, ака!

Сроду не видал такого существа:

Видишь сам, что я в седле сижу едва.

Но господня воля, видно, такова,

А твои обидно слышать мне слова.

Знаешь сам — не беден силой Караджан:

Ты меня связал, — я развязал аркан.

Но Чибара, видно, подгонял шайтан,

Или так учил его байсунский хан, —

Он понес меня, как буйный ураган.

Повод я тянул, насколько было сил,

Только прыти я его не укротил.

Я ему уздою разрываю рот, —

Он несет меня, как бешеный, вперед!

Видно, где-нибудь он шею мне свернет!

Разве я по доброй воле так скачу?

Неужели смерти я своей хочу?

Можешь убедиться, Кокальдаш-ака!

«Стой!» — он крикнул вдруг, чтоб обмануть врага,

Громко крикнул: «Стой!» — шепнув тихонько: «Чу!» —

И на Байчибаре вытянул камчу.

— Э, мой Байчибар, конь удалой, лети!

Скоро отдохнешь, теперь стрелой лети!

С дружеского нам нельзя свернуть пути, —

Ай-Барчин для друга мы должны спасти!.. —

Кокальдаш-батыр от злобы задрожал:

Как он так позорно снова оплошал!

— Чтоб ты, Караджан, подох! — он закричал

И с проклятьем повод конский придержал.

А Чибар вперед далеко убежал, —

Торжество победы он предвосхищал,

И хотя от долгой скачки отощал, —

Чуя близость цели, весело заржал…

На байге народу десять тысяч юрт,

Все калмык

и

там, и всё узбеки там.