Алпамыш
Шрифт:
Этот холм стоял вблизи Мурад-Тюбе,
С гору высотой был сам он по себе.
Рядом с ним глубокий вырыт был зиндан.
Рыли тот зиндан — чем больше рыли вниз,
Холм все возвышался, но остался лыс.
На холме на том, весельем обуян,
Козлик разыгрался — и упал в зиндан.
Стадо в степь уводит головной баран,
Песни
Стадо собирает Кайкубат-чабан, —
Белого козла не видит Кайкубат!
Он стоит, как будто громом поражен,
Он из рая сразу попадает в ад.
— Ой, беда! Невесты я своей лишен! —
Стадо все сто раз осматривает он —
Нет козла и нет! Вот дожил до беды!..
Белого козла вдруг видит он следы,
По следам идет — и молится судьбе.
След ведет к холму, что близ Мурад-Тюбе.
«Э, теперь найду!» — он думает себе.
Всходит он на холм, а под холмом — зиндан.
Вниз он побежал с проклятого холма —
Лег на край зиндана, смотрит, — в яме — тьма,
Не видать козла, возьми его чума!
Смотрит он еще — не верит он глазам:
Человек как будто шевелится там!
Кажется ему, что сходит он с ума.
Всматривается — всматривается Кайкубат, — видит, наконец, в темном зиндане и козла белого. Какой-то человек, к груди его прижимая, собирался, видимо, сожрать козла живьем. Это увидав, свесился Кайкубат, насколько возможнобыло, вниз — и закричал:
— Эй, подземный житель! Кто ты есть таков?
Видно, ты охотник жрать живых козлов.
Козлика не тронь! Скажу без лишних слов —
Козлик этот стоит наших двух голов!
Шаха дочь Тавка — владелица козла.
Я тебя молю, не причиняй мне зла.
Козлика Тавка мне выходить дала —
Жизнь мою в залог за козлика взяла!
За какие ты попал сюда дела?
Не за то ль, что жрешь скотину без котла?
[39]
Тварь, упав к тебе, осталась ли цела?
Я перед Тавкой ответчик за козла.
Эй, ублюдок, если жизнь тебе мила,
Откажись, не жри хоть этого козла!..
Алпамыш — в свою очередь — слова Кайку-бата услышав, с места встал — и так ему ответил:
— Эй, ты, плешь! Скажи, как ты попал сюда?
Видно, у тебя счастливая звезда!
Если
я отсюда выберусь живой,Тайча-хана трон тебе отдам тогда!
Не тревожься: целой будет голова.
Кайкубат, мои послушай-ка слова:
За Тавку скотом выплачивай калым,
Бог даст, день придет — разделаешься с ним, —
Выдам за тебя в тот день Тавку-аим,—
Голову твою на грудь ей возложу.
Слушай, Кайкубат, что я тебе скажу:
Голову себе тревогой не морочь.
Если только ты захочешь мне помочь,
Выйду из зиндана, — шаха с трона — прочь,
И тебе отдам и трон его, и дочь!..
Кайкубат спрашивает:
— А ты кто такой есть?
— Э, плешь, не узнаешь меня! — сказал Алпамыш. — Я — Алпамыш. Калмыками плененный, семь лет уже в зиндане этом сижу.
Говорит ему Кайкубат:
— А я думал, что тебя и в живых давно нет. Ну, раз это ты, — верю тебе, рад, что тебя я нашел. Пусть белый козел будет тебе задатком, — согласен я платить калым. И сама Тавка-аим, поручая мне козла, была нежна, весела, будто склонна ко мне была, будто, — казалось мне, — шахская дочь выйти за меня и сама не прочь.
С этими словами сбросил Кайкубат Алпамышу еще пять-шесть баранов в придачу, а сам погнал стадо дальше.
Стал теперь Кайкубат ежедневно вокруг Мурад-Тюбе баранов попасывать, ежедневно Алпамышу пять — десять баранов подбрасывать, доставлять ему, что ни потребует, все, что ни прикажет — исполнять усердно. О том, что ему шах, хозяин баранов, скажет, Кайкубат и думать не хотел. Сбрасывал он, сбрасывал в зиндан баранов в счет калыма за Ай-Тавку, таяло-таяло стадо его, осталась у него одна только единственная кобылица пегая. Взял он эту кобылицу, подъехал к зиндану и говорит:
— Бедняку забота постоянно есть.
Утешенье — в Ай-Тавке румяной есть.
Отданных в калым пятьсот баранов есть,
А еще — кобыла пегой масти есть.
Сват такой, как ты, мое несчастье есть!
За баранов шахских мне в ответе быть.
Я тебя молю, меня не погубить.
Стан Тавки в мечте всегда передо мной.
Долго ли могу я сытым быть мечтой?
Сват, нельзя ль ускорить свадебный наш той?
Видно, ты моей не угнетен бедой!
Отдал за Тавку все стадо Кайкубат.
Прояви свое добросердечье, сват:
Если ты успел весь этот скот сожрать,
То не заставляй меня напрасно ждать:
Раз мне суждена такая благодать,
Можешь Ай-Тавку мне хоть сейчас отдать.
Сказанное мною ты пойми теперь: