Алуим
Шрифт:
На нас смотрят удивлённо, даже с неким сочувствием. Не трогают, не задают никаких вопросов. Мы проходим мимо. Раздаётся шутка про борьбу за последние абонементы в бассейн, после чего по двору прокатывается дружный смех. Мы с Мальвиной переглянулись и вместе улыбнулись. Не оборачиваемся, идём своей дорогой. В целом, всё обошлось.
– Почему ты позвала меня?
– спрашиваю, когда мы оказываемся в следующем дворе.
– Ты меня хочешь, и ты спортсмен.
– Всё так просто?
– Ну да. Вы, парни, быстро клюёте на образ сексуальной и глупой куклы. Розовая или красная кофточка, пара заманчивых фраз, лёгкие касания губ. И всё. Ты ведь поплыл в надежде, что трахнешь меня?
– Я размышлял об этом во время игры. И у меня нет ответа.
– В любом
– Но почему именно я?
– Другие второй раз не решаются.
– Что, каждый раз перестрелки?
– Нет. Раньше стрельба была только односторонняя - за подглядывание чужих карт. Обычно все парни более тихие и сговорчивые. Но сегодня ты выдал яркий вечерок, молодец. У меня давно так адреналин не играл.
– Яркий?
– в моём голосе хорошо слышен упрёк.
– Влад, ну не надо.
– Мальвина морщит лоб.
– Ты же справился со своими обязанностями. И справился хорошо. Не порть впечатление. С меня - ужин и вино, обещаю.
Мы доходим до ещё одного большого перекрёстка, перебегаем дорогу и поднимаемся на мост, под которым тянутся железнодорожные пути с покоящимися на них товарняками. По ту сторону моста, в центре дорожного кольца, нас ждёт всё тот же танк - памятник воинам-интернационалистам. От него пройти ещё пару километров - и начнётся Пионерный.
– Зачем тебе всё это?
– Что?
– Обдолбанные мужики с травматами, игры, ставки, риск быть униженной.
– Деньги.
– А иначе никак?
– Это Украина, друг ты мой заграничный. Знаешь, какие здесь зарплаты у женщин?
– Нет.
– Полторы-две тысячи. Три с половиной - это уже ого-го. Я не дура, чтобы за такие копейки лаборантом или продавщицей работать. А так я за один вечер "трёшку", а то и пять штук чистыми получала. Четыре вечера - и у меня, в среднем, от двенадцати штук. В месяц. А было, что три раза подряд первой выходила при ставке в тысячу гривен. Вот и ответ. Правда, теперь это в прошлом. Но я всё равно рада, что ты их наказал. Козлы они, как ни крути.
– Будешь другие варианты искать или угомонишься?
– Ну, ещё ты начни лекции мне читать!
– недовольно произносит Мальвина.
– Один соплячёк уже пытался, которого тоже с собой брала. Как наставили на него ствол, так обосрался и слова произнести не мог. Но когда обратно от причала до такси шли, так прям психологом себя возомнил. Мол, это я свои комплексы прячу под маской стервы, а всё оттого, что ни один парень ещё не давал мне ласки. Говорил, нужно устраивать личную жизнь, а не в огонь лезть. Тра-та-та и прочий бред. Грузит, а по глазам вижу, что он-то как раз и мечтает быть тем самым парнем. Мечтает дарить мне ласку и нежность каждое мгновение своей трусливой жизни. Жалкий червь. Такие мальчики смотрят со своими девочками "Титаники" и кончают в них во время первого секса, чтобы побыстрее наделать детишек, надеть на пальцы колечки и закрыться от пугающего их мира в своём унылом семейном гнёздышке. Влад, ты первый из моих знакомых, у которого не заиграло очко решить столь серьёзную ситуацию в свою пользу. И это при том, что я тебе никто. Ты мог легко меня слить, но не сделал этого. Я тебе благодарна, поверь, но я очень прошу - не учи меня жить!
Руслан не ждал гостей среди ночи, особенно, в таком виде. Но больше всего его удивили не мокрые вещи и кровь, а моя босоногая спутница. Во взгляде брата читался вопрос: какого чёрта с тобой Мальвина, а не Татьяна? И это понятно, ведь вчера я говорил, что собираюсь встретиться именно с Татьяной. Что тут сказать? Не желая объясняться, я лишь махнул рукой.
Мы попросили у Руслана мобильный. Мальвина позвонила знакомому, который согласился приехать и отвезти её домой. До Орешковки ещё несколько километров, а босые нежные ноги и так уже проделали длинный путь. Руслан предложил мне остаться у него, ему хотелось обо всём меня расспросить, но я отказался. Сказал, что зайду в ближайшие пару дней. Мне хотелось быстрее добраться домой, заклеить рану и заснуть.
Глава 8.
Жива
эта ночь. Жива духом славянским да силой нечистою.Горят, горят костры ритуальные, лаская языками своими сонное небо. Озарена тьма светом душ наших и глаз наших. Очисти же, огонь священный, дев наших и предохрани от немочей, порчи и заговоров. Обличи ведьм да не дай им сгубить покосы наши да детей наших.
Во славу твою, Бог Солнца, поём мы песни да ведём хороводы. Для тебя плетём венки и жжём хворост. Ибо чтим тебя с незапамятных времён и надеемся на благодать твою.
Но не дремлют демоны в ночь святую. Оживает и проказит всяка нечисть, выходит из воды и снуёт среди нас. Убереги же, крапива, от ведьм коров наших. Сохрани, конопляный цвет, от бесов лошадей наших. Отгони же, боярышник, вампира и мару от домов наших.
Откройся же мне, папоротника цветок. Надели чудесными возможностями. Научи понимать животных язык, видеть клады и входить в сокровищницы, повелевать землёй и водой, принимать любое обличье...
Ладно, шучу.
Сегодня шестое июля - вечер накануне Ивана Купалы. Этот старинный языческий летний праздник в украинской сельской местности считается одним из любимых наряду с Днём молодёжи и Днём независимости. У орешковского дома культуры собралось большое количество людей всех возрастов, в том числе, пришедших сюда из Красноармеевки. Минутами ранее многие из них танцевали под какую-то зажигательную этническую композицию, льющуюся из огромных чёрных колонок, но она закончилась, и сейчас все вынуждены слушать заунывную песню на украинском языке, которую исполняют со сцены шесть девушек в красивых белых "вышиванках" и с венками на головах.
Горят два костра. Один - слева от толпы, рядом с памятником Ленина. Большой, яркий. Трое мальчишек подкидывают в него хворост. В центре костра стоит высокий деревянный столб, на верхушке которого в горизонтальном положении закреплено колесо от телеги. Второй - далеко справа, у проржавевшего забора. Он скоро потухнет. Его специального развели подальше от брезентовой торговой палатки, чтобы огонь случайно не перекинулся на неё. Развели и забыли.
В толпе носятся ещё несколько мальчишек, загримированные под чертей. Намазаны чем-то чёрным, со светонакопительными рогами на головах, с привязанными сзади к штанам хвостами-верёвками. Одни брызгаются водой из пластиковых бутылок с проделанными в крышках дырочками, другие пугают всех свежими стеблями крапивы. Людям нравится. Некоторые сами подставляют руки, просят, чтобы их "обожгли". За порядком следит местный участковый, не стесняясь распивающий водку с невысоким кучерявым круглолицым мужичком - директором красноармеевской школы - на капоте его зелёного "Москвича".
Я и Татьяна стоим позади всех, почти у самой дороги. Мы отошли, потому что Татьяна не захотела быть обрызганной. С улыбкой наблюдаем за происходящим.
– Ты веришь в Бога?
– спрашиваю я.
– Да. Наверное.
– Почему?
– Надо во что-то верить.
– И это все причины?
– Нет.
– Татьяна задумалась.
– Верю, может быть, потому, что мечтаю прожить ещё одну жизнь. Пусть даже и не вечную. Страшно представить, что всё однажды закончится. Верю, потому что не хочу думать, что вселенная - это хаос, возникший по случайности. Верю, потому что надеюсь, что однажды добро избавит мир от зла.
– У тебя на шее крестик.
– Да.
– Значит, ты православная христианка?
– Значит, да.
– И ты крещёная?
– Да. В два годика меня крестили. А почему ты спрашиваешь?
– Здесь две сотни людей. И почти все считают себя православными христианами. У многих кресты на шее: деревянные, серебряные, золотые. Вон, у одного мужика даже на руке наколот. Все они отмечают Рождество и Пасху. Кто-то ходит в церковь свечки ставить. Но при этом сейчас они беззаботно гуляют на языческом празднике, который осуждается представителями духовенства. Жгут костры, обливаются водой, гримируются в нечисть, пьют пиво и водку, а позже пойдут к реке...