Алуим
Шрифт:
– Да всем куда-то ехать нужно.
– поддерживает разговор Олег.
– В нашей средней полосе ни работы нормальной, ни денег.
– Я, наверно, в Краснодар свалю.
– размышляюще произносит Санёк.
– Там у бабки моей дом большой. И тёлка меня там сисястая ждёт. Доярочка.
Все снова улыбнулись, хотя мы понимаем, что Санёк говорит серьёзно. Серьёзная несерьёзность. Такой вот он, Санёк.
– Ты умрёшь от нехватки вагинального сока в височных долях.
– говорю я.
Раздаётся дружный смех.
– Чё?
– непонимающе спрашивает он.
– Чё, чё? Бабы у тебя одни в голове, вот чё!
– поддерживает мою
– Ты только трахаешься и бухаешь.
– Да ладно тебе.
– пытается возразить Санёк.
– Все мы только трахаемся и бухаем.
– произносит Артур. И, чуть промедлив, добавляет: - Да, порой говорим о делах. Но только говорим. И всё. Собираемся что-то менять, но, опять же, только на словах и только с пивом в руке...
– Может, мы просто копим силы.
– Санёк с обречённостью в голосе пытается оправдать свою и нашу слабость.
– Нет, Санёк, мы не копим силы - мы атрофируемся.
Наступило задумчивое молчание. Артур озвучил мысль, которую каждый из нас уже неоднократно слышал внутри себя. Мы тешим себя планами, а на самом деле лишь ждём какого-то чуда, прячемся от проблем в алкоголе и просираем свою жизнь.
Снова, как по команде,все делают по глотку из своих бутылок... Потом ещё... Потом открывают по новой бутылке...
Через три часа о грустном задумчивом молчании никто уже и не помнил. С появлением гитары, которую Вован оперативно "наколдовал", мы превратились в вокально-инструментальный ансамбль имени всех рокеров 80х-90х годов. Сидя в родных местах, вдыхая тёплый вечерний воздух, расслабившись пивом и горланя на весь двор песни, мы, слившись в единое целое, ощущали некий привкус желанных перемен. Привкус свободы, которую с детства грыз в нас червь сомнения.
Пацаны продолжали то и дело поглядывать на меня, словно оценивая по выражению лица, не слишком ли сильно мы все развеселились? Излишнее внимание делало меня твёрже, и я отказывался думать о том, почему я такой недочеловек.
На середине одной из песен Санёк прекратил играть и прижал ладонью струны. Он посмотрел на всех с таким видом, будто в его мозгу свершилось гениальное открытие.
– Мужики, я только что понял: Цой своими песнями превратил два поколения в депрессивных нытиков.
Ганс попытался улыбнуться, но у него не получилось.
– Это пиво, Санёк. Это всё пиво.
– произнёс Вован.
– Ну, судите сами. Я смотрю в чужое небо из чужого окна. Я захожу на кухню, но вода здесь горька. Мы не можем здесь спать, мы не можем здесь жить. Мама, мы все тяжело больны. Перемен требуют наши сердца. Весь мир идёт на меня войной. И так далее. "Следи за собой" - хоть весь текст цитируй. А единственная радость в жизни - это пачка сигарет... Целые стадионы собирал. И все это слушали, слушали...
– Он пел о реальных вещах. Жизнь такая была.
– вступился Богдан за творчество Цоя.
– В любом случае, каждый сам выбирал, что слушать.
– Ну конечно, СССР - страна свободных.
– неуместно съязвил Ганс.
– Мои братья "Кино" и "Сектор газа" сутками крутили. Ещё до первых "ходок".
– продолжал Санёк.
– Под гитару у подъезда орали. Да кругом все их орали. Теперь мы тут сидим, орём. Такие же недовольные жизнью.
– Преемственность поколений, мать её так.
– констатировал Ганс.
– У меня на этаже до сих пор "Цой" и "Хой" чёрной краской написано.
– улыбнулся Артур.
– Легче винить других, чем признать
себя неудачником.– Богдан продолжал отстаивать своё мнение.
Олег кивнул, соглашаясь со словами Богдана. Он переводил взгляд то на Санька, то на Ганса, и сдержанно молчал.
– Нет, ну а чё?
– Санёк не унимался.
– Даже если забыть про Цоя, то всё равно большинство рокеров поют о том, что жизнь - дерьмо, что всё паршиво. "И не пройти нам этот путь в такой туман".
– Если на то пошло, то вообще все только и делают, что скулят.
– я не смог оставаться в стороне.
– В шансоне плачут о тяжёлой доле зеков. Рэперы жалуются на барыг и маленькие дозы. В попсе все пускают сопли из-за измен и неразделённой любви. И что? Люди любят страдать. Они не ищут решений проблемы. Они ищут тех, кому так же хреново, как им. И песни хотят соответствующие. А про "телик" я вообще молчу.
– Выходит, нас со всех сторон пичкают красиво поданными историями о неудачах.
Я заметил, что выпивший Санёк строит свою речь лучше, чем трезвый.
– Как же сильно вы нажрались.
– со снисходительной улыбкой произнёс Артур.
– Если вы не слушаете позитивные песни, то это не значит, что их нет.
– Парни, я даже не удивлюсь, если был реальный план по подавлению нации через систему образования.
– вдруг выдал Ганс. Он перехватил эстафету Санька по умозаключениям. Слова Богдана, Артура и мои он просто проигнорировал.
– Что ещё за план?
– спросил я. Пьяная философия порой бывает очень занимательной.
"Ты глуп и ведом..." - раздалось в моей голове.
"Заткнись".
"Ты глуп..."
"Заткнись, сказал!"
– Я на счёт женщин-учителей. Зарплаты им всегда платили самые смехотворные. Так? А какие за эти копейки у них нагрузки? Каждый день к тебе приходят сто оболтусов, и надо суметь занять их внимание, терпеть постоянные выходки да ещё чему-то учить. А тут твою жалкую зарплату ещё и задержали. Повесили дополнительные пары. Вася клей на стул подлил, испортив новую юбку. И это при том, что у Маши и Пети шмотки дороже, чем у тебя. И так в течение всей жизни. Естественно, что всё это бесит. Вот они и начинают выплёскивать накопившуюся злость на учеников. Вспомните: в школе училки всегда кричат, ругают, наказывают, всегда чем-то недовольны. Вызывают родителей и давят, давят. То есть различными способами гасят в тебе запал. Словно кому-то очень надо, чтобы ты был затюканным и покорным. Ну чему могут научить недовольные бабы?! Причём, всё давление идёт именно на пацанов. А на девок и не надо орать - они всё равно "не прорвутся".
Санёк согласно покачал головой. И даже стиснул зубы, сдерживая эмоции.
– Это только твои воспоминания.
– серьёзно сказал Олег Гансу.
– В школе надо было учиться, а не клеем дышать в туалете и деньги воровать из учительской. Тогда никто на тебя и не орал бы. Такой ты всем нужный, что правительственный заговор против тебя устроили.
Во взгляде Ганса мелькнула злость. На лице не дрогнул ни один мускул, но по глазам всё было видно. Олег медленно сжал кулак. В габаритах он поменьше Ганса, но мастера спорта по боксу такой пустяк испугать не может. Ганс, вальяжно развалившись на скамье, смотрел на Олега и тремя пальцами вертел крышку от пивной бутылки. Свинцовый кастет в правом кармане придавал ему уверенности. Я вдруг понял, что это не первая подобная ситуация между ними. Не припомню, чтобы они конфликтовали раньше. Видимо, я что-то упустил.