Алуим

– Пацаны, прекратите.
– произнёс Богдан.
– Ну что вы, в самом деле? Хорошо же сидели.

– Покурить вам надо, успокоиться.
– Вован полез в карман за бумажным свёртком.

Мог ли кто-нибудь знать, к чему приведёт эта вражда? Наверное, нет. В тот момент все мы лишь поняли, что пора допивать пиво и расходиться. Решение проблем снова откладывалось на потом.

– Ладно, поём ещё пару песен - и по домам.
– сказал Санёк и стал подбирать аккорды.

Я смотрюсь в зеркало. Засевший в печёнках двор погружается в сумерки. Давно привычные и измозолившие мои глаза соседи разбредаются по своим квартирам. Песочница пуста, качели пусты, лавочки у подъездов заплёваны шкурками от семечек и горькой слюной курильщиков. В сумерках это разглядеть невозможно, но я знаю, что это так - многие годы наблюдений. Хорошо видны лишь бордюры, выкрашенные с приходом весны в белый цвет, и ограждения из приваренных друг к другу труб, выкрашенные под "зебру". Границы и запреты всегда хорошо видны. Их намеренно выделяют.

Я смотрюсь в зеркало. Окно в моей комнате - это и есть зеркало, из которого видно моё отражение. Я поворачиваюсь лицом к комнате и тоже вижу отражение себя. Тот же диван у стены с не заправленной постелью, стол с компьютером, стоящий в углу, шкаф, два стула, гантели. Две полки с книгами. На одной из них книги по астрономии, психологии и философии. На другой - об истории различных боевых искусств. Они уже несколько лет просто пылятся.

Я много лет смотрюсь в зеркало своего окна и отражаюсь во внутреннем убранстве комнаты. И там, и там меняется лишь оформление: скамейки, карусели, обои, ковры, заставка на мониторе компьютера... Но суть не меняется.

Помню тот январь, когда ко мне в гости впервые пришла Ира. Пройдя вслед за мной по прихожей, она остановилась на пороге моей комнаты и какое-то время с улыбкой смотрела в потолок. На нём, поверх обоев с множеством фосфорных звёздочек, светящихся в темноте, были наклеены картинки различных планет, вырезанные из старых журналов. Одни - с кольцами как у Сатурна, другие - яркой фиолетово-зелёной расцветки, третьи - с плеядой спутников. Над компьютерным столом "парила в невесомости" космическая станция "Мир", у окна - телескоп "Хаббл".

Да, мне тогда уже было почти девятнадцать, и это выглядело по-детски, но мне всё ещё было жаль расставаться с такой интересной частью своей жизни школьных времён. "Космическое" детство - это очень захватывающая, пусть и воображаемая свобода.

Ира разглядывала мой потолок, а я разглядывал её. Тогда, в шестнадцать, без кукольной чёлки она выглядела чуть взрослее своих лет. Голубые глаза, распахнутые в моё "небо", свободная светло-голубая кофта, через которую явно выделялись два бугорка, и светлые джинсы, подчёркивающие попу (согласен, грудь и попу подчеркнул в ней я сам). И никакой излишней косметики. Она действительно пришла в гости. Просто в гости к парню, с кем когда-то вместе ходила на занятия по астрономии (закончив девятый класс, я перестал на них ходить). Ира была самой красивой девушкой на тех занятиях. Красивой и немного застенчивой. Но с ней мы легко нашли общий язык, хотя отношения у нас начались лишь через три года после знакомства. Вообще, я со всеми легко нахожу общий язык, но домой-то к себе лучше звать самую красивую.

Сейчас даже стыдно вспоминать, но, всё начиналось с обычного животного желания затащить Иру в свою постель. Или не в свою, главное, добиться секса. Так бывает всегда и у всех, чего уж лукавить. Но это желание со временем дополнилось и другим интересом. Ира в моём представлении выпала из категории "тёлок" и попала в категорию "девушек". Я увидел в ней что-то близкое. И я знаю, что.

Или группа у нас собралась такая, или большинство интересующихся космосом любят поумничать, но во время занятий создавалось впечатление, что присутствуешь на консилиуме учёных, досконально изучивших все квазары, чёрные дыры, дрожь отдалённых звёзд и вообще десятки раз бывавших за пределами земной орбиты. Народ постоянно спорил, ругался, что-то кому-то доказывал. Меня всегда злили люди, с важным видом козыряющие знаниями, добытыми вовсе не ими, и которыми на практике они никогда не воспользуются. Порой даже хотелось побить этих глупых "ботаников". Но Ира оказалась другой. Ей не нужны были споры и громкие фразы. Она не стремилась выделиться на пустом месте и никогда никому не поддакивала. Ира приходила на занятия, чтобы с присущей ей сдержанностью эмоций обогащать свой внутренний мир, глубокий и чувственный. Безграничный. Помню, спустя полгода после начала отношений, мы лежали в моей постели, смотрели на те же светящиеся звёзды на потолке и разговаривали о своих детских фантазиях. Я сказал тогда:

– В детстве я часто представлял, что однажды буду летать по бескрайним просторам космоса и смотреть другие галактики, другие миры. Без скафандра, в открытом пространстве. Под музыку, заполняющую всё вокруг. Летать, изучать и верить, что встречу такую же блуждающую девочку, повидавшую тысячи неизвестных мне звёздных систем. Мы расскажем друг другу о самом интересном, а потом вместе полетим туда, где ещё никто и никогда не был.

Ира приподнялась, прикрыв грудь одеялом, и с серьёзным выражением лица спросила:

– Это тебе Альбина рассказала?

– Что?
– не понял я.

– Вот это вот. То, что ты мне сейчас повторил.

Я уставился на неё своими зелёными глазами и не понимал, что я сделал плохого. Но по голосу Иры было понятно, что что-то сделал.

– Ладно, можешь молчать. Я поговорю с Альбиной.

– Да в чём дело-то?!
– не выдержал я.
– Причём здесь твоя Альбина? Я просто рассказал свои детские фантазии. И не было в них никакой Альбины!

– Да ты сейчас рассказал переделанные под себя... мои фантазии.
– тут её голос затих, взгляд опустился. И я, наконец, понял, в чём дело. Ира решила, что Альбина рассказала мне те мысли, которыми Ира делилась только с ней одной. А я переделал их под себя, чтобы казаться героем её девичьих грёз. У меня внутри возникло странное волнение.

Ира заглянула в мои глаза. Мне почему-то показалось, что она видит сейчас две картинки. Первая - это я, сидящий рядом с ней на постели под искусственным свечением искусственных звёзд. Вторая - это я, летящий рядом с ней в безграничных просторах космоса в поисках неизведанного. Может, даже держимся за руки. Она ведь девушка.

В ту ночь мы стали намного ближе друг другу. И именно в ту ночь я понял, что для меня это слишком близкая близость. Ира лежала и ТАК меня обнимала, что в тишине будто бы звучал её нежный голос:

– Я буду любить тебя вечно. Ты и есть та самая моя мечта.

Но в свои девятнадцать я к подобному был не готов...

Я стою сейчас у окна и смотрю в сторону дверного проёма. Ира, когда уходила домой, всегда останавливалась в нём, оборачивалась и смотрела в моё "небо". Она была миниатюрной девушкой с огромным внутренним миром, который ещё задолго до нашего знакомства пересёкся с моим.

Я помню всё до малейших деталей. Я и сейчас её вижу. Её голубые глаза, распущенные чёрные волосы, фигуру. Но картинка расплывается и исчезает. Ира никогда больше сюда не придёт. Даже таким образом, как вчера. Её больше нет в моей жизни. Её больше нет. Лесенка вверх, лесенка вниз. Что-то в нашей жизни меняем мы сами, что-то меняется независимо от нас. Но даже если всё стабильно и до боли привычно, то это значит, что мы тоже меняемся. Превращаемся в предсказуемых шаблонных фигурок, которые не в состоянии на что-либо решиться. Спокойное моральное и физическое увядание - вот наша золотая середина.

Лесенка вниз, лесенка вверх. Ступени никуда не пропали. Многие люди просто отказываются их видеть. Но с завтрашнего дня я выхожу из их числа.

Глава 3.

– Один билет до Москвы, - я просовываю паспорт в окошко железнодорожных касс.
– И в тот же день - до Кременчуга.

– Вам на какое число?
– спрашивает молодая симпатичная девушка за стеклом.

– На ближайшее. Только не возле туалета.
– отвечаю я. Хотя мне всё равно. Лишь бы скорее уехать.

– Хорошо. Сейчас посмотрим...

Не знаю, что происходит со мной. Что происходит со мной? Мне уже не десять лет, чтобы заново выстраивать реальность в своей голове. Но привычный мир рушится без моего на то разрешения. Вчера я решил что-то менять из-за пресности своей жизни. Но сейчас мои действия - это побег.

Ночью я прогуливался по железнодорожному вокзалу нашего города в поисках газетного киоска. Людей здесь собралось не много: человек десять сидело в креслах зала ожидания, ещё пятеро стояли у табло с расписанием поездов, трое покупали билеты в кассах. Мне нужна была новая карта мира и газета со свежими новостями. Я был движим своей целью и уже даже не помнил, есть ли в этом какой-нибудь смысл. Но, как назло, все киоски оказались закрыты. Слоняясь из одного конца вокзала в другой, я наивно надеялся, что хоть один сейчас да откроется.