Аляска
Шрифт:
Раздался осторожный стук в дверь. Приглушенный голос снаружи позвал: 'Эй, ребята! Обед!' Отари стал быстро одеваться:
– Не может быть! Полдня уже прошло?!
– Ты уходишь?!
– отчаянно вскрикнула я и протянула к нему руки.
– Нет-нет, Оленька! Я сейчас...
Он открыл дверь, о чем-то тихо переговорил с товарищем и сразу вернулся.
– Кушать подано!
– В руках мой любимый держал две стальные миски и радостно улыбался. У меня отлегло от сердца. И тут же я поняла, как сильно проголодалась!
– Смотри!
– Отари поставил миски рядом со мной на бушлаты. Они были до краев наполнены картофельным пюре, густо перемешанным
– Обычно мы пустую картошку едим. Смажут ее жиром из банок с тушенкой, и считается, что она с мясом! А сегодня друзья консервы с килькой для нас открыли! И вот!
– Он царственным жестом указал на посуду.
– В зоне это деликатес, Оля! Ради тебя старались, понимаешь? Чтобы мою любимую женщину угостить!
Мы набросились на еду. Никогда я не ела ничего вкуснее! Этот обед из одного блюда - в интерьере машинного отделения самоходного гусеничного крана - стал лучшим в моей жизни!
Потом Отари ненадолго выходил с пустыми мисками, принес бутылку воды. И снова мы принадлежали друг другу, снова были вместе. Я рассказывала ему о Хачике, о том, как мы штурмовали стройзону, как разрезали замок бытовки. Отари скрипел зубами:
– Обманули менты, дзагхлеби (собаки)! Не повели нас сюда в воскресенье!
– Виновато обнимал меня, гладил по плечам, говорил: - Хачику скажу - он тебя до аэропорта проводит, на самолет посадит! С его ксивой везде пройдете, никто тебя проверять не будет!
Несколько часов пролетели, как несколько минут. На стройке раздались звонкие мерные звуки ударов металла о металл.
– В рельс бьют! Конец работе!
– Отари смотрел на меня не отрываясь.
– Пора идти, Оля! Перекличка сейчас будет!
Я бросилась ему на шею, прижалась губами к его сухим горячим губам. Не отпускала от себя. Прильнула к нему всем телом.
– Пять лет еще, милый! Как долго! Пять лет!
Сердце мое обливалось кровью.
Он торопливо шептал:
– Оля, Оленька!.. Я выйду на химию, ты сможешь приезжать, жить там сможешь!..
– Он писал об этом не раз. Я верила его словам. Но когда все это будет? Когда?!
Он бережно разомкнул мои объятия, встал, шагнул к двери.
– Как приедешь домой - сразу пиши! А то сердце мое болеть будет!
Я осталась сидеть на нашем любовном ложе, провожала его взглядом. По щекам текли слезы.
– Отари, береги себя!..
Он осторожно приоткрыл дверь, выглянул наружу, повернулся ко мне.
– Люблю! Жизнь моя!.. Дождись!..
Яркий свет, бьющий из дверной щели, оттенял фигуру Отари. Я всматривалась, но не могла разглядеть его лица.
Он отвернулся и прыгнул с порога на гусеничные траки. Дверь с визгом захлопнулась. Меня окружила серая полутьма.
В тот день я видела Отари последний раз в жизни.
***
Время все меняет. Мы привыкли считать его мерой длительности событий. Но это не так. Время творит наши судьбы. Оно делит жизнь на периоды и в каждом из них накатывает на нас волнами перемен, новых обстоятельств, встреч, обретений, потерь. Постепенно или вдруг мы становимся иными, наше окружение превращается в общество малознакомых людей. Мы вынуждены растерянно оглядываться и признавать: мир вокруг и внутри нас изменился, нужно действовать и мыслить иначе. Мы ощущаем незнакомый напор событий, он нас тревожит. Плыть в этом внезапно нахлынувшем потоке или сопротивляться ему изо всех сил? Решение всегда остается за нами. А Время расставит все на места...
После моей поездки к Отари наша любовь продолжалась еще
пять лет. Я думала, это будет длиться всю жизнь, но...Время все меняет.
Наша встреча не принесла того, чего я от нее ждала. Беременности не случилось. После операции, что мне сделали в 11-ой гинекологической больнице, прошел год. Теперь я жила с мыслью о том, что у меня не будет детей. Ведь мой лечащий врач Надежда Николаевна Баканова говорила: 'В течение года тебе нужно обязательно забеременеть, иначе эта операция бесполезна. Потом начнутся те же проблемы...' Гадание в больнице, добрые предчувствия, хорошее состояние моего женского здоровья обещали мне другое. Нужно было прояснить ситуацию, решить проблему. Но до тех пор, пока Отари не выйдет на свободу, я решила об этом не думать.
Моя жизнь потекла своим чередом. Учеба в ИнЯзе, работа в Московском текстильном институте, в ВЦСПС. Ежедневные письма в колонию, Отари. Вечерами я привычно вышивала гладью изображение пяти белых калл.
Так прошло четыре года. Я окончила институт, получила диплом преподавателя английского языка. Стала работать в текстильном институте не только на дневном, но и на вечернем отделении. Там же, на кафедре английского языка, писала диссертацию 'Билингвизм в СССР'. Я взялась за нее не случайно, еще на последних курсах ИнЯза. Эта работа раскрывала важную тему. В многонациональной советской стране практика владения двумя языками - билингвизм - была широко распространена почти во всех республиках СССР. Ее научное исследование считалось чрезвычайно актуальным. Таким оно, кстати, остается и для современной России.
Тема диссертации была интересна мне, прежде всего, благодаря отношениям с Отари. Ведь он был классическим билингвом! Его ошибки в произношении или подборе русских слов давали мне самый живой материал для исследований. Я с упоением писала ему о своей работе.
Прошло еще полгода. Я готовилась к защите, печатала дома на пишущей машинке последние листы своей диссертации.
Тогда Отари и прислал письмо, которое изменило все.
Он совершил в зоне преступление. Какое - в его послании об этом не было ни слова. Состоялся суд. Срок заключения Отари в УЦ 267/30-2-30 увеличился на три с половиной года.
Сказать, что это известие было для меня ударом - не сказать ничего. Оно разрушило саму основу моей внутренней жизни - веру в счастье с Отари. Я вдруг сделала ужасное открытие: он всегда, всегда ставил свои чувства ко мне на второе место! Самым важным для него была преданность воровскому делу. Он говорил о любви и перечеркивал наше будущее все новыми и новыми преступлениями. Он был создан не для семьи. Он был создан как вор.
'Такой у него закон', - говорил старик Потапыч...
Письмо Отари стало приговором нашей любви. Я могла ждать его еще три с половиной года, еще пять или десять лет. Могла дождаться и заключить его в объятия. Но никогда не смогла бы построить с ним жизнь, обрести судьбу Женщины, Жены, Матери.
А я мечтала о такой судьбе. Мечтала иметь детей. Думала: 'Отари вернется, и я узнаю, могу забеременеть или нет. Если нет, снова пойду в женскую консультацию, в больницу, к Бакановой, к знахарям - куда угодно! Черта возьму за рога, но стану матерью!' А теперь... Ждать еще три года? И почему три, а не больше? Кто знает, что натворит Отари за это время и сможет ли вообще выйти на свободу!..
С ним у меня не было будущего.
Мое сердце стонало от боли. Я должна была принять роковое решение: отказаться от своей любви. Но я любила!.. Что мне было делать?! Я продолжала посылать в колонию письма...