Амнезия "Спес"

— Видишь, как спокойно сидим, даже несмотря на то, что крови вокруг налили? Это потому, что открытый огонь горит, и дым от него во все дырки в стене попадает! Каждая тварь сейчас тикает куда подальше.

— А щеры? Они ж огня не боятся вроде…

— Щер сам никогда нападать не будет и в наглую просто так не попрет. Умные они очень. Говорят даже, что еще праотцы их изучали и тогда же выявили, что разумом они равны ребенку лет десяти-двенадцати. То есть, соображают, считай, так же, как ты.

— Да ладно?! — не поверил я, прекрасно помнивший себя того, чуть помладше, но, в общем-то, с собой сегодняшним большой разницы не наблюдая.

— Я ж сказал — «говорят»… но даже по собственному опыту знаю, что что-то там, у них в голове, получше, чем у других тварей устроено.

— Так, а как же ты тогда ожог свой получил?

— Ну, так-то всякое бывает… А это я молодой был — дурной, неосторожный. Да и наткнулись мы на щера с таким же, как и я, малолетним еще ошметком, вот и получили по полной. Потом старшие нагнали, болтов в зверя набили, там знаешь, какой общий заряд получился? О-го-го! И нас оттащили. Тот пацан, кстати, тогда не выжил, ближе меня к щеру стоял… не помню уже даже, как звали-то его.

Мы печально замолчали, потому, как если даже имени не помнишь, или в принципе не знаком с тем, кто погиб, но почившего соратника традиция требовала помянуть уважительным молчанием.

А там вскоре и мясо подошло. И стало нам как-то не до разговоров совсем.

Первые куски я заглотил, даже не почувствовав вкуса — настолько рот был забит слюной от одного только умопомрачительного запаха. Обжегся, конечно, и язык прикусил… но потом ничего, распробовал. И — да-а, такого мяса я еще не ел! Даже кусковая свинина — самое вкусное, что я пробовал до этого момента, ни в какое сравнение с диком кролом не шла. Паленый сказал, что это еще и от того, что на открытом огне готовили.

Не знаю, может и так, но настолько сильно я обожрался первый раз в жизни! И, наверное, потому приснул. И даже когда мы, спустя еще с час, отчаливали от места стоянки, в машину перебирался не особо соображая. Ну, а в багги под легкое покачивание и вовсе задрых без задних ног.

Наставник дергать меня не стал, так что проснулся я сам, на какой-то видно особо высокой кочке.

— Давно едем? — спросил я его.

— Да не, часа два, — буркнул он.

— Долго еще?

— Да щер его знает… но мы со Стояком думаем, что нужное место не проедем точно. Давай, ты порули, а я тоже подремаю.

Но долго отдыхать у моего наставника не получилось.

Мы протащились еще с полчаса по все такому же, однообразному туннелю, и единственным развлечением на этом отрезке пути, оказались лишь встреченные в одной из промоин резвящиеся жабцы. Но орать дикими голосами зверухи не стали, а потому, кроме, как «разглядеть получше», и это действо ничего интересного не принесло.

Но вот вскоре после очередной речной развилки тоннель вытянулся почти идеально прямым отрезком, а вдалеке забрезжило что-то странное.

Казалось, что пещеру перекрывает стена. И чем ближе мы подъезжали, тем явней фары машин высвечивали ее не по природному чернеющую поверхность.

Впрочем, когда подошли ближе, стало понятно, что это огромная труба, и проезд она перекрывает не полностью. Просто фары на покатом боку бликовали где-то в нижней его части, а вот остальная, не отражающая свет поверхность, сливалась своей чернотой с пещерной позади. От поверхности воды до нижней части трубы зазор составлял метра два, от приподнятых берегов — чуть меньше.

— Все, прибыли, — сказал командир, который уже успел слезть с багги и разглядывал днище перекрывающей пещеру конструкции, — дальше пойдем здесь, — уточнил он, постучав кулаком по черной поверхности.

По стуку стало понятно, что труба из какого-то твердого пластика.

— Как влезем в нее? — поинтересовался Прыщавый.

— Да как всегда! — обескуражено ответил ему Паленый, — Ты что, никогда в техтоннели с естественных не заходил?

— С речного — нет, — пожал плечами тот, — так-то, или откапывали, или двери вскрывали, как обычно.

— Ох, молодой ты еще… — покачал головой мой наставник на это.

А Стояк в этот момент лазил под трубой и шарил ладонью по ее нижней поверхности.

— Дайте что-нибудь, чем шибануть можно, песком забилось…

Паленый пошарил в кузове багги Пердуна, где ехало наше основное оборудование, и подал ему какую-то металлическую заостренную палку.

— Во, ломик подойдет! — обрадовался командир и принялся им там по чему-то долбать.

После удара десятого что-то хрустнуло, потом скрипнуло… Стояк отскочил, а в том месте, где он только что стоял, часть трубы стала отваливаться.

— Это чё такое-то? — удивился Пердун.

Но думается, что хотя спросил именно он, по своей непосредственности, но вопросом этим озадачились все. Ну, может, за исключением Паленого и командира. Даже старший хран подошел поближе и с интересом стал наблюдать за медленно отходящей со своего места створкой, впрочем, не теряя бдительности и направив на открывающуюся дыру ствол фаербласта.

И не зря. Стоило части трубы, которая оказалась люком, опустится, как оттуда раздался отдаленный визг.

— Порхатки долбанные! — досадливо рявкнул командир, — Намордники живо! Защиту на глаза! Оттуда тварей не выпускать!

Хотя, проговаривал он это, похоже, больше для порядка… ну, и для тех, кто был помоложе и поглупей. Сам же он с Паленым и Прыщавым уже при первых звуках далекого визга все повздевали на себя и встали возле дыры, так что к концу фразы внутрь трубы было направлено уже несколько стволов фаербластов.

Когда визг ударил по ушам, мужики нажали на гашетки. Четыре плевка огня ворвались в дыру единым слаженным потоком и улетели куда-то вглубь.

Почти сразу из проема на скошенную поверхность люка шлепнулась пара черных, размером с мой кулак тел, и затрепыхалась, молотя пожженными крыльями. Бат тут же деловито придавил их сапогом, а Паленый пустил еще одну струю огня по «полу» трубы, видно выжигая тех недобитков, что до люка не долетели.

Меня же от чавкающего звука, раздавшегося из-под каблука храна, опять замутило. Я шагнул назад, приподнял намордник и вздохнул поглубже.

«Если так дальше дело пойдет, то кто-то обязательно заметит, и плакала тогда горькими слезами моя бравая кликуха! А быть мне придется, каким ни то Блевотиком или Харчком!»