Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта
Шрифт:
Теперь понятно, почему люди, состоящие в близких или дружеских отношениях, тратят немало времени на раздумья друг о друге, пытаясь понять, что же на самом деле «подразумевал» другой, совершая какой-то конкретный поступок, и каковы последствия этого «подразумевания» для их взаимоотношений. Аналогичные сомнения постоянно возникают и при общении у людей, не находящихся в близких отношениях, однако состоянйе неопределенности и подозрительности здесь не принимает хроническую форму просто потому, что учитываются и иные источники информации, в поле зрения участников взаимодействия находятся более разнообразные события, кроме того, со временем новые дела занимают место прежних. Но если речь идет о близких людях, например супружеских парах, «настоящие» чувства другого человека становятся центральной и постоянной проблемой «Я», и сомнения в этих отношениях могут разрушить повседневный жизненный мир. Нередко такие сомнения имеют под собой реальные основания. Полезные суждения об этой проблеме высказывает Р. Лейнг.
Межличностные отношения — это сложная система связей, где человек строит догадки, предполагает, делает выводы, надеется, доверяет, подозревает; в общем, он находит удовлетворение в предположениях о чувствах, мотивах и намерениях другого или, наоборот, терзает душу сомнениями. Каждый фантазирует не только о том, что переживает и хочет другой, он думает о фантазиях другого, о собственных переживаниях и намерениях фантазера, о фантазиях другого в отношении своих фантазий и т. д. [872]
872
Laing R.D. The self and others. Appendix: A shorthand for dyadic perspectives. Chicago: Quadrangle Books, 1962. p. 171.
Проблема не сводится к предвосхищению подлинных чувств. Люди, находящиеся в тесных межличностных отношениях, объединены взаимными обязательствами, охватывающими практически все, что они делают по отношению друг к
Способность одного из участников диады фабриковать повседневный мир другого часто наблюдается в семейных отношениях; семья как социальное установление содержит и соответствующее оснащение (equipment) для фабрикации. Иначе говоря, семья представляет собой великолепную сценическую площадку для фабрикаций. Например, жена может быть домохозяйкой и не ходить на работу, тем не менее у нее имеется множество уважительных причин для отсутствия в любой момент времени (скажем, пошла по магазинам, отлучилась по срочному делу, была у подруги и т. д.). Все это дает мнительному мужу тысячу поводов для догадок, чем же на самом деле занимается жена, уходя из дома. А жена, верно или ошибочно предполагающая, что ее подозревают, может придавать большое значение производимому впечатлению, что она действительно отлучается из дому по «совершенно оправданным» причинам. Я не хочу сказать, будто семья — это такая сфера жизни, где преобладают необоснованные подозрения. Тот факт, что время жены-домохозяйки «неподотчетно» (над нею нет никакого непосредственного надзирателя, перед кем она обязана отчитываться за каждый свой шаг [873] ), позволяет ей при желании вести тайную жизнь, даже очень насыщенную жизнь. Именно это обстоятельство позволило одному проповеднику из небольшого городка организовать двенадцать домохозяек, прихожанок своей церкви, для наблюдения за группой шулеров; они осуществляли тайную слежку в общине, не различая виновных и невиновных [874] . Именно это обстоятельство, плюс убеждение в том, что частное домохозяйство неприкосновенно, позволило одной домохозяйке натворить следующее:
873
Интересные выводы о соотношении подотчетности и незаконной деятельности содержатся в неопубликованной статье Артура Стинчкомба.
874
Hill A.F. The North Avenue irregulars. New York: Pocket Books, 1970.
Детройт (ЮПИ). Более чем на 200 тысяч долларов драгоценностей, часов, редких монет, облигаций, оружия и других вещей было аккуратно уложено на чердаке.
Рядом лежала стопка наволочек, 25 штук — прямое указание на «похитителя наволочек».
«Я рада, что все кончилось», — так, по свидетельству полицейских, сказала миссис Хелен Анн Хейнс, приведя их на чердак своего дома в районе Вест-Сайд.
Двадцатишестилетняя женщина призналась приблизительно в ста пятидесяти кражах со взломом. За последние восемь месяцев в Детройте произошло около двухсот такого рода краж. На первом этаже полиция обнаружила еще несколько стопок тщательно выстиранных и выглаженных наволочек.
Миссис Хейнс рассказала полиции о подруге, уговорившей ее вместе проникнуть в дом другой женщины, которой эта подруга хотела отомстить. Но подруга в решающий момент струсила, и миссис Хейнс в конце прошлого года начала взламывать дома в одиночку.
Она попалась, когда в магазине пыталась воспользоваться украденной кредитной карточкой, а продавец сообщил в полицию. Убежав из магазина, она оставила кредитную карточку, а также записку с регистрационным номером грузовика своего мужа. Задержанная по обвинению во взломе и незаконном вторжении в чужие дома миссис Хейнс не сумела объяснить полиции, почему она это делала [875] .
875
The Evening Bulletin. Philadelphia. 1970. July 22. Эта миссис Хейнс либо имеет необычайный талант к таким делам от природы, либо детально воспроизводит стереотип риска и мастерства, ассоциируемый с работой профессиональных преступников.
Оснащение домашнего хозяйства предоставляет людям широкие возможности для обоснованных и необоснованных подозрений.
Дорогая Эбби! Мой муж пытается заставить меня и других людей поверить, будто я сумасшедшая. Он прячет мои вещи, а после того, как я, разыскивая их, переверну вверх дном весь дом, кладет их на место и уверяет меня, будто они были там все время. Он переводит все часы вперед, а потом назад, пока не собьет меня с толку; бывает, я не знаю, сколько времени на самом деле! Он зовет меня мерзкими кличками и обвиняет в ужасных вещах вроде любовных связей с другими мужчинами… [876]
876
San Francisco Chronicle. 1966. February 7.
Литературная версия аналогичной ситуации обнаруживается, конечно, в кинофильме «Газовый свет» [877] .
Так же как в межличностных отношениях, восприятие одного человека другим является искаженным, искажено и информирование друг друга о происходящем, иногда сообщается о событиях, которых вообще не было. Процесс информирования не зависит от правдивости или лживости сообщений.
Дорогая Эбби! Прошло почти двадцать лет, как мы женаты, но мой муж потребовал развода. Он говорит, что ему нужна жена, а не домработница.
Два года назад, в пылу ссоры я брякнула мужу, что его любовные ласки для меня ничто — я, мол, только притворялась.
Эбби, это неправда. Я сказала это, чтобы побольнее уколоть его. С того дня он не прикоснулся ко мне и ни разу не поцеловал.
Я сделала бы что угодно, чтобы муж опять стал таким, каким был. У меня прекрасный дом, чудесные дети, и я не хочу развода. Пожалуйста, подскажи мне, что делать [878] .
877
Пьеса Патрика Хамильтона «Улица ангелов» была экранизирована под названием «Газовый свет» и позже (в 1966 году) переделана в роман Уильямом Драммондом — здесь примечательно само изменение фрейма.
878
San Francisco Chronicle. 1967. October 6.
Последнее замечание. По-видимому, мы понимаем людей, опираясь на неявную теорию выражения или обнаружения (indication) явлений. Мы предполагаем, что существуют такие вещи, как межчеловеческие отношения, чувства, установки, характеры, которые так или иначе находят выражение в различных действиях и формах поведения. Однако можно принять и иную точку зрения, что существуют лишь некоторые «доктрины» о способах самовыражения, жестовом оснащении внешних форм деятельности, стандартных мотивах, побуждающих определенные действия. Если так, то надо признать, что чувства, отношения и человеческие качества могут быть предметом подделки и их внешние проявления могут обнаруживаться при отсутствии настоящего объекта, реальности, на которую указывает соответствующий референт. Важно уметь отличать подделки от реальных вещей. Можно показать, что реальное в каждом отдельном случае — есть не что иное, как различным образом обоснованный — более устойчивый и более приемлемый — мотив поддержания определенной формы внешнего выражения (appearance). В той степени, в какой дело обстоит именно таким образом (например, личные отношения можно определить как коалицию двух игроков, которые демонстрируют друг другу взаимную заинтересованность), миры человеческого общения изрядно искажены. Внешнее проявление убежденности каждой стороны взаимодействия, что нет таких сил, которые смогут разрушить союз, является в полном смысле действительностью (substance), а не видимостью (shadow), и если изменится хотя бы один мотив, поддерживающий внешнее проявление действия, то немедленно изменятся и сами изображения.
Из сказанного следует, что в общественной жизни имеются слабые места, участники социального взаимодействия больше обычного подвержены здесь различного рода обманам и иллюзиям, склонны неправильно относиться к фактам и действовать не в ладу с опытом. Рассмотрим теперь некоторые иные искажения повседневного опыта, как будто созданные для тех, кто хотел бы обманывать других. Эти искажения непосредственно порождаются фреймами.
1. Вспомогательные дизайны. Когда человек задает вопросы о том, что он делает, спрашивает себя, не ошибся ли он в определении первичной системы фреймов или ключа, не одурачили ли его, — во всех случаях он ищет подтверждающие свидетельства. Чем больше человек сомневается в определении ситуации, тем с большей энергией он стремится добыть сведения, которые, по его предположениям, являются надежными. В данном случае он подвергается серьезному риску обмануться в своих предположениях, поскольку он доверяется определенной информации и попадает в зависимость от нее. Существует множество дизайнов, с помощью которых добиваются искажения данных [879] : создание так называемых «независимых свидетельств» (inderpendent witnesses); намеренная демонстрация «многозначительных подробностей» (telltales) — маленьких, как бы
случайно обнаруженных ключей, которые позволяют внимательным наблюдателям делать далеко идущие выводы; распространение выдуманных сведений — таким образом, ошибочно интерпретируется сама связь событий; «проверки жизнью» (vital tests) [880] ; «крыша» (cover), то есть надежное (но поддельное) основание для пребывания в каком-то месте или занятия чем-либо [881] ; наконец, использование поддельных газет и радиопередач из тех источников информации, которые слывут особо независимыми от конкретного учреждения [882] .879
Этот вопрос детально рассматривается в книге: Goffman E. Strategic interaction. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1969. p. 19–28, 58–70.
880
Пример «жизненных испытаний» следующий: «Тайные полицейские агенты использовались главным образом в расследованиях незаконной торговли наркотиками. Самой трудной задачей для такого агента было заводить знакомства с торговцами наркотиками так, чтобы вызвать у них доверие к себе. Однажды агент стал часто посещать бар, где, как было известно, торговали наркотиками. Как-то вечером полицейский наряд проводил облаву в баре — посетителей ставили лицом к стенке и обыскивали. Когда сержант, возглавлявший патруль, заметил агента, он ударил его по лицу и, назвав его по кличке, потребовал показать регистрационную карточку поднадзорного преступника. После притворного изучения карточки сержант сказал агенту, что хорошо знает его как отпетого наркомана и пригрозил плохими последствиями, если тот не будет держаться подальше от участка, за который отвечает сержант. По отбытии полицейского патруля агенту было гарантировано доверие наркоторговцев». См.: Dash S. et al. The eavesdroppers. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1959. p. 254.
881
«Крыша» может быть организована таким образом, чтобы она соответствовала событиям прошлого, так что независимые источники всегда могут подтвердить легенду подозреваемого. Например, [во время Второй мировой войны] один французский врач помогал разведке коалиционных сил собирать данные о немецких укреплениях на побережье Нормандии: «Хладнокровно, с тщательностью клинициста он планировал свои задачи в Сопротивлении. Медицинская профессия открывала ему доступ в районы, куда не могла проникнуть разведка союзников, но он всегда должен был думать и вести себя как врач, а не как разведчик Он никогда не появлялся в районе укреплений, если у него не было алиби, связанного с исполнением профессиональных обязанностей. Вызов заранее регистрировался в его рабочем журнале, а записи у фармацевта служили двойной гарантией, что он посещал пациента и прописывал лекарство. Изрядно потрепанная черная „гладстоновская“ сумка с медицинскими инструментами и стетоскопом не вызывала никаких подозрений и надежно хранила карту немецкого укрепрайона». См.: Collier R. 10000 eyes. New York: Pyramid Books, 1959. p. 183–184.
882
Пример: «Капитан (который также был агентом разведки) телеграфировал в Варшаву. Он объяснил, что Адам у него в руках, и предложил завербовать юношу для работы на польскую разведку, если, конечно, Варшава будет действовать достаточно осторожно. В течение нескольких дней капитан уже мог вручить Адаму несколько изготовленных в Варшаве газетных вырезок, которые, как он сказал, опубликованы в местных немецких газетах. На безупречном немецком языке в них излагался эпизод со стрельбой и описывался человек, разыскиваемый по обвинению в убийстве — Адам Козицкий». См.: Monat Р. Spy in the U.S. New York: Berkley Publishing Corporation, 1963. p. 177.
Конечно, здесь напрашивается очевидный вопрос, насколько обширными и продолжительными по времени могут быть такие вспомогательные планы [883] . В современной художественной литературе и драматургии активно используется популярная тема героических свершений (начиная, скажем, с романов Джона Бьюкена и кончая телесериалами типа «Миссия невыполнима»), а некоторые произведения строго организованы вокруг этой темы [884] . Все это должно напоминать нам о тех в высшей степени поучительных событиях, когда для обоснования ложных обвинений измышлялись истории о грандиозных заговорах, — таковы дело Дрейфуса во Франции и дело Беккера-Розенталя [885] в США. Такого рода процессы, получив широкую известность, в свою очередь сами способствуют раздуванию историй о никогда не существовавших заговорах или распространению сообщений, подлинность которых проверить невозможно [886] . Я думаю, что интерес к различного типа заговорщицким версиям объясняется нашим ощущением острой зависимости от мира, который не выносит мнимой реальности (по крайней мере, в значительных масштабах), а равным образом и постоянных сомнений при выборе альтернатив.
883
Более детальное изложение вопроса см. в книге: Goffman E. Relations in public: Micro-studies in the public order. New York: Basic Books, 1971. p. 61–62.
884
В этих развлекательных произведениях используются два основных способа установления аномической связи героя с миром. Во-первых, вокруг героя создается насквозь фальшивое окружение, где почти все и вся лживо за исключением его самого. Пример такого художественного решения — кинофильм «36 часов» (режиссер и сценарист Джордж Ситон). Еще один пример — телесериал «Пленник» (позже, в 1969 году, по его мотивам Томас М. Дишем написал роман). Здесь, по-видимому, целенаправленно используются почти все возможности данного фрейма, какие только можно придумать. Во-вторых, можно провести героя через жизненное событие, обрекающее его на недоверие людей, которые, ничего не зная о грозящей миру опасности, всегда и везде скептически реагируют на его усилия и превращают его исполненный трудностей и лишений путь в нечто нереальное и фантастическое.
Второй метод аномизации отношения индивида к миру настолько часто используется в коммерческих телепередачах, что приобрел характер стереотипа. Герой, до сего времени принадлежащий вполне респектабельному, «хорошо фреймированному» обществу, неожиданно попадает в клубок интриг и тайной борьбы — по ошибке его принимают за кого-то другого, он оказывается свидетелем очень важного события или случайно попадает в ситуацию, когда какому-то участнику конфликта требуется срочная помощь. В результате он узнает о плане злоумышленников, но никто не относится к нему серьезно: люди или привыкли по своей наивности верить в добро, или подкуплены, или уже знают о махинациях и скрывают их. Задача героя заключается в том, чтобы заставить людей поверить ему, прежде чем он попадет в расставленные сети. В дальнейшем ему удается убедить (так он думает) двух человек из своего окружения или, по меньшей мере, завоевать их симпатии. Вокруг одного из них начинают собираться честные люди, которые мало-помалу убеждаются в правоте героя. Другой обязательно оказывается агентом врага. Он опасен вдвойне, потому что стал доверенным лицом героя. Разумеется, в конце концов герой доказывает свою правоту, ему верят, он завоевывает сердце главной героини и, более того, восстанавливает справедливость в мире, где все подчинено абсолютной преемственности жизни и бесконечному чередованию разрушения и гармонии.
Независимо от того, используется первый или второй метод, эти истории содержат ясный материал, иллюстрирующий нашу концепцию формирования жизненного мира и отчетливую постановку исследовательских вопросов. Например, фильм «Исчезновение Бэнни Лейка», поставленный по роману Ивлина Пайпера, строится на том, что молодая мать, приехав в Лондон, обнаруживает, что ее ребенок исчез из школы, но никто не хочет верить, что у нее действительно был ребенок. Проблема приобретает космологический смысл: как организовать обстоятельства происходящего таким образом, чтобы потеря ребенка подвергалась сомнению всех участников действа. Насколько глубоко должен измениться мир под влиянием подкупа, шантажа, угроз и т. п.? Какую роль в происходящем играют непонимание, стремление людей «не вмешиваться» и т. п.? Можно ли объяснить некоторые обстоятельства происходящего тем, что поведение самой пострадавшей выглядит неубедительным? Короче говоря, насколько надо преобразовать порядок вещей, чтобы стало возможным столь гротескное отсутствие порядка?
885
Logan A. Against the evidence: The Becker-Rosenthal affair. New York: McCall Books, 1970. Более близкий нам пример — завершившиеся успехом следственные действия Рональда Рейденхаура, который разоблачил зверства американских солдат во вьетнамской деревне Сонгми. Об этом см. репортаж Кристофера Лайдона: Lydon С. Pinkville Gadfly // The New York Times. 1969. November 29. Понять схему организации заговоров — значит понять, как создаются истории о заговорах там, где никаких заговоров не существует или по крайней мере, где нет никаких твердых свидетельств о заговорах.
886
См., например: Garrison J. A peritage of stone. New York: G.P. Putnam’s Sons, 1970; Epstein E.J. Counterplot. New York: Viking Press, 1969.
2. Использование скобок. Вообще говоря, многие виды социальной деятельности делятся на эпизоды с помощью специфических средств, которые можно назвать скобками (brackets), существуют также некоторые неявные периоды, предшествующие актуальному действию и продолжающиеся после его завершения. В этих промежутках люди не просто выходят из заданной роли, но становятся неподконтрольными относительно ситуации, в которой развертывается их «настоящая» деятельность.
Понятно, что тому, кто хотел бы так или иначе повлиять на поведение другого человека, лучше осуществлять свои намерения до начала запланированных действий, так как потом простофиля будет меньше осторожничать. Заложенная здесь проблема намного глубже, чем демонстрация забавных поучительных эпизодов.