Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— А хороши грибки, — веско обронил дед. — Ты все, что ли, сварила?
— Ща увидите, — бабка забрала опустевший чугунок и бухнула на стол сковородку, придавленную тяжёлой чугунной крышкой.
Когда она её сняла, оттуда повалил такой пахучий пар, что Лилька с Санькой завизжали, а Ларька полез на стол. Бабка была занята крышкой, и ложкой по лбу щёлкал Ларьку дед.
Жареная с грибами и луком картошка была необыкновенно вкусной. И очень сытной. Так что, очистив сковородку и выпив по кружке киселя, все так отяжелели, что дед, перекрестив рот, сказал:
— Ну, на боковую, мальцы. Чтоб улеглось по-доброму.
Ларька заснул прямо за столом, и дед отнёс его на руках, положил на лежанку,
— К бабке пошёл, — тихо фыркнула Лилька.
— А чо? — сразу откликнулся Санька. — Его дело мущинское.
— Оба заткнулись, — так же тихо скомандовал Артём. — Малого разбудите.
— Тём, — не унималась Лилька. — А вот если дед с бабкой поженятся?
— Дура, они ещё когда поженились! — немедленно осадил её Санька.
— Сам дурак, — не осталась в долгу Лилька. — Я о законе говорю.
— Заткнулись, — строго повторил Артём. — Я спать хочу.
Он — старший, добытчик и кормилец, первый после деда, и Санька с Лилькой замолчали, засопели по-сонному. А Артём лежал на спине, закинув руки за голову и закрыв глаза, и думал. Если дед и бабка поженятся по закону, то что с ними — малыми — будет? На черта они бабке нужны? Ей-то они напрочь чужие, а ночная кукушка дневную перекукует, все так говорят. Ларьку бабка, может, и оставит, а ему с Лилькой и Санькой придётся уходить. А куда? Неохота бросать работу, такой удачи больше не будет, чтоб и заработок хороший, и работа по силам, и относятся хорошо, вон, Силыч сказал, что у него руки ловкие и что его к себе возьмёт, работать с рассадой, а это самая тонкая работа, и плата там соответственная, а Люся Ивановна и Татьяна Сергеевна всегда угощают его домашним и вообще… О! Правильно! Если что, то он к ним и попросится жильцом за работу по дому, они в одном доме живут, вдовы, их мужья братьями были и оба на войне сгинули, вот к ним тогда и пойдёт жить, ну, и Лилька с Санькой с ним. Хуже не будет!
Успокоенный найденным решением, Артём задремал, а потом и вовсе заснул, и не слышал, как дед вернулся и лёг рядом с Ларькой.
И разбудила их уже в сумерки бабка. Хоть и невелико хозяйство, а рук требует. Поспали — и будя. Ларька рассмешил всех, выясняя — это сегодня-сегодня или сегодня-завтра? Но смех — смехом, а дело делать надо.
Обычная домашняя круговерть, ужин, а уроков нынче делать не надо, так чего свет зазря жечь и в кухне, и в горнице. Бабка за прялкой, дед Санькины валенки подшивает, второй слой ставит, от футбола ихнего обувка так и горит. Прямо на полу рассыпаны кубики — на Рождество Ларьке кто-то из соседок подарил, потому как свои из этой забавы уже выросли, так чего им зазря лежать — и все четверо теперь увлечённо перебирают их, подбирают, чтоб картинку выложить.
То, что Артём, взрослый парень считай, так охотно возится с малышами, удивляло и даже пугало бабку. Хотя… ну и что, если малость придурочный, была б жена умная, вертеть им будет куда надо. А так-то парень хороший, уважительный, работящий, на своём заработке уже, а не курит, не пьёт, по гулянкам не бегает, это ведь вон, брандахлыстам, прости господи, пост — не пост, до полуночи песни горланят, да по улицам шатаются, девок будоражат, погибели на них нет.
Наконец картинку собрали.
— И что это? — требовательно спросил Ларька.
Артём не знал, как это называется по-русски, и посмотрел на деда. Тот, со своего места бросив взгляд на сложенные кубики, хмыкнул:
— Терем это. А вон в окне царь-девица.
— Расскажи, — Ларька полез на лежанку к деду.
Дед снова хмыкнул. Начался обычный ритуал упрашивания. Ларька, Лилька и Санька просят рассказать сказку, бабка ворчит, что они деду дыхнуть
не дают, потом дед всё равно расскажет… Обычно Артём тоже просил, но сегодня он молча собрал и сложил в коробку кубики. Дед внимательно посмотрел на него и начал рассказывать.Артём так и остался сидеть на полу, а Лилька и Санька рядом с ним. Дед рассказывал не спеша, со вкусом. И бабка молчала, не встревала, только крутила и крутила своё колесо.
К концу сказки Ларька заснул, привалившись к дедову боку. И как всегда дедова работа и сказка закончились одновременно.
— Ну, и я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а рот не попало.
Дед отложил подшитые валенки и стал собирать разложенный по лежанке сапожный припас.
Бабка, зевнув, перекрестила рот и остановила прялку.
— Засиделись, — кивнул дед и встал. — Тём, тебе в первую завтра?
— Да, — Артём тряхнул головой и встал.
И как всегда, дед, убрав всё, отправился на крыльцо покурить. Артём пошёл с ним. Не курить, а постоять рядом, поговорить.
— Дед, у нас на саженцы записываются. Мне как?
— Пишись, конечно, — пыхнул дымом дед.
Они стояли рядом на крыльце в сапогах на босу ногу и в накинутых на плечи куртках.
— Огород делать надо, не прибыток — так добавок.
Артём покосился на деда.
— Дед, а что, мы и огород сняли? Ну, как горницу.
Дед долго молча курил, а Артём терпеливо ждал, хотя мороз уже прихватывал за уши.
— Женюсь я, Тём, — сказал наконец дед. — Одной семьёй жить будем.
— А мы как же? — глухо спросил Артём. — Мне что, с малыми уходить?
— Дурак ты, Тёмка, — улыбнулся дед. — Мне она жена, а вам бабка, вы ей — внуки. Понял? Сказал же, одной семьёй будем. И дом будет весь наш, и огород, и хозяйство всё.
Артём кивнул, соображая.
— Так оно, конечно, дешевле будет. Ну, чем нанимать.
Дед долго от души хохотал, едва не выронив сигарету.
— Хозяйственный ты у меня, — он взъерошил Артёму с затылка на лоб волосы. — Айда на боковую.
Артём не любил и боялся, когда его трогали, но деда терпел. У деда все права, и не для боли это, и не для другого. Дед же знает, кто он, кем был до Свободы, и никому не сказал, и вообще…
После крыльца в доме даже жарко и пахнет жилым теплом. Они на ощупь пробрались к свои постелям и легли.
Артём, как всегда, подвинул Саньку — тот раскидывается, руки и ноги во все стороны на всю длину, а Лилька всегда клубочком сворачивается — и вытянулся на краю. Одеяло ватное, тёплое. Ну что ж, если как дед говорит, одной семьёй, то, может, не так уж плохо и будет. Он устало закрыл глаза. Завтра ему в первую, и завтра уроки делать, русский, английский, арифметику, а по истории им рассказывать будут, пока они плохо читают, то не по учебнику, а с голоса учат, интересно, а сеянцы и рассада совсем разные, на какие же записываться, он даже не знает, что есть в огороде, а чего нет, а с бабкой разговаривать он не любит, она, как надзиратель, ворчит и ругается, и командует, пусть дед у бабки выспросит, а он уже у деда узнает всё… Мысли были спокойные, сонные.
Учёба в школе оказалась на удивление интересным занятием. В глубине души Эркин побаивался, что будет, как в учебном питомнике, но… ну, ничего такого и даже похожего! И в бригаде нормально отнеслись, что он по пятницам теперь не ходит в пивную. Ряха попробовал было съязвить, но на Ряху он давно плевал. Учиться было нетрудно и… и необидно, вот! Первый он — не первый, Тима в английском не обойти, но и не из последних. Нет, всё хорошо, по-настоящему хорошо. А по воскресеньям теперь кино. Тоже неплохо. Жизнь шла быстро, события набегали одно на другое, и только вот это ощущение, что всё хорошо, всё как надо, не менялось.