Аналогичный мир - 3

— В горе и в радости, — Мона говорила задумчиво, глядя ему в лаза. — В здоровье и в болезни, в разлуке и вместе…

— В жизни и в смерти, — закончил Найджел. — Да, Мона, всё так.

— Сколько тебе лет, Найджел? Ты как ребёнок. Ты подумал, как мы будем жить? На что?

— По порядку. Мне двадцать лет, у меня с братьями собственное дело, — Найджел сам себе удивлялся, но остановиться не мог и не хотел.

Мона вздохнула.

— А мой ребёнок…

— Наш ребёнок, — сразу перебил её Найджел, — ты ведь именно это хотела сказать.

— У меня не будет работы, меня уволят, выгонят, с позором.

— Ты уйдёшь сама. Как только мы поженимся. Я завтра пойду к священнику, и мы поженимся.

— Найджел, ты так говоришь, — она недоверчиво засмеялась, — будто давно думал об этом.

— Нет, я даже не мечтал, не смел мечтать. Но… но ты не сказала мне. Ты согласна, Мона?

— Я разве не сказала? — удивилась Мона. — Да, я согласна, Найджел, но…

Но она не договорила. Потому что он наклонился и коснулся своими губами её губ. И это было так непохоже на поцелуи Нила, тот не целовал, а впивался, откусывал, а с Найджелом так… сладко, да, сладко. У Моны закружилась голова, и, чтобы не упасть, она обхватила обеими руками Найджела за шею, обняла его, чувствуя его руки на себе, обнимающие мягко и крепко. Блаженное чувство защищённости.

— Спасибо, Мона, — оторвался от её губ Найджел. — спасибо.

— Спасибо и тебе.

На её глазах снова выступили слёзы, но она улыбалась.

— А сейчас… сейчас я тебя чем-нибудь угощу. Ведь… это наша помолвка, да?

— Да, — сразу согласился Найджел, хотя весьма смутно представлял, что такое помолвка и зачем она нужна.

— Ты присядь, я быстро, сними куртку, — захлопотала Мона.

Найджел огляделся уже внимательнее, нашёл у двери вешалку, снял и повесил ветровку, отнёс туда свою сумку. Маленькая комната, ниша с раковиной и кухонным шкафчиком с электроплиткой, ширма с цветастым узором загораживает кровать, маленький диван, перед диваном низкий столик, маленький, как игрушечный, электрокамин, два креслица, обивка на диванчике и креслицах линялая и потёртая, на стене две картинки в рамках — пейзажи, и между ними над диваном белый, как коврик, с вышитыми цветами, бабочками и буквами. Шевельнув губами, он прочитал: «Бог любит тебя».

— Это мамино, — Мона поставила на стол два стакана с молоком и тарелку с двумя плоскими сэндвичами. — Мама сам вышивала. Свечей у меня нет, но мы включим камин, а верхний свет я погашу. Вот, больше у меня ничего нет, я сегодня ничего не покупала. Ничего?

— Ничего, — кивнул Найджел и тут же озабоченно спросил: — А ему? Ему же тоже надо.

Мона сразу поняла, о ком он говорит, и улыбнулась.

— Он ещё маленький. Ему пока хватает.

Она погладила себя по животу, и взгляд Найджела подтвердил, что она делает всё правильно.

Они сидели рядом на диване и пили молоко с сэндвичами, разглядывая светящийся красным экран камина и розово-красные блики и отсветы на стенах.

— Найджел… — нерешительно начала Мона.

— Да, Мона, — сразу откликнулся Найджел.

— Ты… ты ни о чём не хочешь спросить меня?

Он медленно покачал головой.

— Нет. Ты ведь… ты сама мне скажешь. Ну, что я должен знать. А самое главное я уже знаю. Что ты согласна. А ты, — он посмотрел на неё, — ты хочешь меня спросить, так?

— Да. Я… я хочу знать, как ты думаешь, как мы будем жить. Ты говорил, что у тебя собственное дело. Какое?

— Массажное заведение, — Найджел улыбнулся. — Нас трое братьев, у нас своё дело и свой дом. Всё будет хорошо, Мона.

Мона рассмеялась и поцеловала его в щёку. Найджел поставил свой стакан на столик и повернулся к ней. Мона кивнула.

— Да, Найджел.

Он обнял её, мягко забрал у неё стакан и поставил на стол, коснулся губами её лба, поцеловал в виски, глаза и так, целуя, опускал голову, пока их губы не сомкнулись. Руки Моны скользнули по его затылку и шее, легли на плечи. Найджел от оторвался от её губ, давая ей передышку, улыбнулся. Мона готовно подалась к нему и стала расстёгивать на нём ковбойку.

— Найджел…

— Да, Мона.

Он нашаривал застёжку на её платье, и ей пришлось помочь ему.

— Я сама его сшила, — попыталась она объяснить, почему молния перекошена и совсем не в том месте, как обычно у платьев.

Странно — мелькнула у него где-то на самых задворках сознания мысль — в последний раз он вот так раздевал женщину совсем мальчишкой, ещё в общей учебке, ещё до того, как его от отобрали в джи, а руки помнят и не путаются. Мелькнула и тут же пропала, это же не работа, это… это совсем другое, совсем.

— Оно тебе очень идёт, — Найджел уже расстёгивал на ней бюстгальтер. — Но так ещё лучше. Ты очень красивая, Мона.

— И ты, — она с восхищением рассматривала его плечи и грудь, осторожно погладила, робко тронув сосок. — Ты такой красивый, Найджел.

Он сдвинул с её плеч бретельки бюстгальтера, дал ему соскользнуть на её колени и, наклонившись, поцеловал её груди, ложбинку между грудей и так всё ниже и ниже и, прежде чем поцеловать её живот, поднял голову и улыбнулся.

— Я целую и его.

Мона ахнула и засмеялась, закрывая ладонями лицо. А он всё целовал и целовал её, всю, везде. И ей было горячо и щекотно, и она никогда не думала, никак не ожидала, что мужские руки так нежны, а губы горячи. Она билась, выгибаясь, в его руках, хватала его за полечи, гладила, прижимая к себе, его голову. Она ещё помнила, что стенки так тонки, что любой звук громче тихого разговора слышен в соседних комнатах, о… но… но…

Она лежала на диване, вздрагивая и постанывая в полузабытьи. Найджел стоял на коленях, разглядывая её, любуясь ею, её розовым от камина телом, чуть заметно выдающимся животом, или это только кажется ему? Но вот она, Мона, его… да, его жена и мать его сына. И на этом он будет стоять хоть под током, хоть под пулей. И что бы и как бы ни было, это так. И он снова нагнулся и поцеловал её в живот, в кажущееся возвышение у пупка.

Мона открыла глаза и мягко положила руку на его голову, зарылась пальцами в его кудрявые пряди.

— Найджел, это было? Мне не приснилось?

— Нет, — он говорил, не отрывая лица от её тела, и голос звучал глухо. — Это было.

Мона вздохнула и погладила его по затылку, шее. Найджел осторожно, чтобы не стряхнуть её руку, выпрямился. Его глаза и щёки влажно блестели.

— Ты плакал? — удивилась Мона. — Почему?

— От счастья. Ты — моё счастье, Мона.

Разбросанная смятая одежда, из-за стены чей-то храп. Уже так поздно? Мона убрала руку и села.

— Я сейчас постелю, и ляжем, да? Ведь ты не уйдёшь?

— Нет, — Найджел встал. — Я не уйду, Мона.

Мона встала и обняла его, поцеловала, для чего ей пришлось встать на цыпочки и вытянуться изо всех сил. Найджел даже не успел ответить ей, как она заметалась по комнате, захлопотала, убирая, складывая и наводя порядок. Найджел, чувствуя, что он сейчас только помешает, сел на диван. Он ни о чём не думал, просто сидел и смотрел на камин.

— Ну вот, — Мона, по-прежнему голая, выбежала из-за ширмы. — Иди, ложись, Найджел, я камин выключу и тоже лягу. А то он столько энергии жрёт, что ужас один.