Анамнез декадентствующего пессимиста

В нашей культуре почему-то принято фиксироваться на негативных воспоминаниях. Девяносто человек из ста подробно расскажут: где, когда и при каких обстоятельствах они были особенно несчастны. Каждый может подробно вспомнить, что происходило вокруг, когда его увольняли с работы или он разводился с женой. А уж люди, которые долго живут вместе, часто и вовсе копят и бережно хранят негатив, как своеобразную валюту, чтобы потом бросать друг другу обвинения: «А помнишь!».

Безусловно, такое поведение имеет свои причины, которые лежат не столько в психологии, сколько в физиологии человека. Ведь когда мы смеемся или получаем положительные эмоции, в мозгу вырабатываются эндорфины (их еще называют «гормонами удовольствия»). Они расслабляют все органы, в том числе и мозг, так что способность к запоминанию резко снижается. Наоборот, испытанный стресс приводит к активности мозга, а вызвавшее его событие запоминается надолго. Это один из защитных механизмов: стресс представляет собой определенную угрозу для жизни, он может повториться, и организм запоминает ситуацию как опасную. Разумеется, запоминает только для того, чтобы избегать подобных ситуаций в дальнейшем.

Депрессняк в истории русского пессимизма занимает одно из первых мест наряду причин, предрасполагающих… Ставит человека перед лицом поломки его "автобиографического аттракциона", онтологической деструкции личности.

В душу заползла такая депрессия, что многое зачёркивалось в мире. Депрессант пульса в мягких лапах радости. Каждый сидит в своей скорлупке, никто не хочет оказаться смешным или несчастным.

Еще 2300 лет назад древнегреческий философ Аристотель пришел к заключению, что более всего на свете человек желает счастья. Только к счастью мы стремимся ради него самого, а любые другие цели – здоровье, богатство, красота или власть – важны для нас только в той мере, в какой мы ждем, что они сделают нас счастливыми. Многое изменилось с тех пор. И все же в вопросах счастья мало что изменилось с тех пор. Мы не лучше, чем Аристотель, знаем, что такое счастье, а в том, что касается его достижения, прогресса не заметно вовсе. Несмотря на все наши потрясающие научные достижения, люди часто приходят к ощущению, что их жизнь потрачена впустую и вместо того, чтобы быть наполненными счастьем, годы прошли в тревоге и скуке. Потому ли это, что истинный удел сынов человеческих – вечно оставаться неудовлетворенными, ибо каждый желает больше, чем в состоянии получить? Или наши даже самые яркие мгновения отравляет чувство, что мы ищем счастья не там, где нужно?

Мы находим счастье, только полностью погрузившись в те мелочи, из которых состоит наша жизнь, хорошие и плохие, но не пытаясь искать его напрямую. Известный австрийский психолог Виктор Франкл в предисловии к своей книге «Человек в поисках смысла» блестяще выразил эту мысль: «Не стремитесь к успеху любой ценой – чем больше вы фиксированы на нем, тем труднее его достичь. Успеха, как и счастья, нельзя достичь, они приходят сами собой как побочный эффект направленности человека на что-то большее, чем он сам».

Счастье – это то, что мы должны получать на ходу, иначе мы его теряем. Оно подобно бабочке, чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если перенести своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет вам на плечо – произносит Клэр фальшивым, исполненным синтетической бодрости голоском.

Рассказывают, что на сельскохозяйственном конгрессе одного пожилого фермера попросили высказать свое мнение по поводу того, какой уклон почвы лучше для выращивания определенной плодовой культуры. «Не так важен уклон земли, – ответил он, – все дело в наклонностях того, кто на ней работает».

Одна восточная легенда рассказывает о могущественном духе, который пообещал прелестной девушке подарок цены небывалой, если она пройдет по пшеничному полю и, ни разу не остановившись, не возвращаясь и не бродя взад и вперед, выберет самый крупный и самый спелый колос. Ценность подарка определялась величиной и совершенством колоса. Девушка пошла по полю; она видела очень много великолепных колосьев, но надеялась отыскать среди них самый крупный и самый прекрасный. Так и не выбрав ни один из колосьев, девушка забрела в ту часть поля, где пшеница выросла чахлой и низкорослой. Эти колосья, как поняла девушка, не позволят ей получить награду, поэтому она прошла мимо них, не задерживаясь. Тут она обнаружила, что поле закончилось, а она так ничего и не выбрала.

В первой молодости моей, когда я часто мял с девицами простыни, когда ещё не пил слёз из чаши бытия, я был мечтателем, на девушку похожий. Я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение.

Вы были невольники двух несогласных стихий. Ты – невольник присущего языка; клиентура – летального безъязычия. Жить и пошло, и вредно, – жаловался ты прекрасным дамам по соловьиным садам. Однако и смерть – не выход. Ибо и смерть не обеспечивает нам свободы воли. И поверял им строки, сочившиеся профессиональной печалью.

Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего детства мне было весело в первый раз… Писал стишки, соблазнял глупеньких женщин… Можешь протестовать, пожалуйста. Но что от этого мне осталось? – одна усталость. Пойдём, скрипач, в открытый космос – такой у меня настрой. Взгляни, будь добр, в глаза мои суровые, взгляни, быть может, в последний раз – такова моя философия. Пусть всмотрится в добродушную задумчивость коровы и научится ласково говорить с ней. Пессимизм – пониженная воля к жизни. Пусть и так, но главное, однако, в другом. Они правы в подробностях, но не в главном.

Не будем столь ригористичны по отношению к нему как Фердинанд Эбнер, который отмечал в своем дневнике, что «стремление к счастью и блаженству свидетельствует о внутреннем обнищании жизни».

Присутствие энтузиаста всегда было неприятно мне. Вообще чужое присутствие только злит. Но я стал образумливать себя. "Что за вздор, – говорил я себе, – нет никаких оснований, ничего нет и не было". Это не проповедь отчаяния, это – печальный совет жить достойно.

Вы не можете не знать, что с некоторых пор между мною и тем, кого вы называете Существом, не всё ладится. И поэтому я посещаю бары.

Он был неравнодушен к отвлечённым вопросам, любил их, но трактовать их не умел и не привык. Над данной проблемой (которая и по сей день имеет раздражающий современников заряд провокативности) ломали голову многие и многие, из числа тех, кого принято называть "лучшими умами человечества". Как и при решении других задач такого класса (так называемые "проклятые вопросы") мнения разделились на диаметрально противоположные.

Что же большее, чем жизнь? Иные люди, другие жизни? Те, о которых мы и представления не имеем – вообще не подозреваем, что они есть. Для чего служит прилагательное? Чем заняты одни герои, пока автор описывает других? Существует ли на свете хотя бы одно-единственное событие, о котором стоило бы рассказать? Так для чего мы пишем? Чтобы замуровать себя или чтобы освободиться? Чтобы исчезнуть или возникнуть? Завладеть землей или размыть ее и двинуться дальше, нащупывая ветвящееся, трудно уловимое сродство?

Осторожный ход мысли автора: Мысль – это мысль о мысли. Думающий менее реален чем его мысль. Автор-персонаж далек от серьезности, он явно валяет дурака, моделируя версию своих возможных отношений. Сперва этому случаю не придаешь значения: ну умер и умер, с кем не бывало, какой автор не убивал героя? Но речь не об этом…

Аристотель считал, что задача поэта состоит не в том, чтобы поведать, что случилось в мире, а в том, чтобы показать, что могло бы случиться, могло бы быть вероятным или необходимым. Отсюда художественная правда – это не столько правда факта, сколько правда законов, сущностных проявлений жизни.

"Горе вам из-за колеса, которое вращается в мыслях ваших". Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Самое печальное на свете – это знать, что люди не любят тебя. Но ничто – ни работа, ни женщины не изнуряют тела и души так, как изнуряют тоскливые думы. Думы о жизни тяжелее, чем сама жизнь. Даже боль, порождённая тоской… менее невыносима, чем сама тоска. Но лучше про такие дела не думать… ничего не выдумаешь, а душу надорвёшь… Не Шекспир ли сказал, что с легким сердцем живут долго? Я давно убедился: стоит задуматься, и тотчас вспоминаешь что-нибудь грустное. Весёлое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбредёт в голову. Как только дойдет человек до высшей степени развития, перестает быть глуп, так ему ясно, что все дичь, обман, и что правда, которую все-таки он любит лучше всего, что эта правда ужасна. Что, как увидишь ее хорошенько, ясно, так очнешься и с ужасом скажешь, как брат: «Да что же это такое?»; совершенно оглушит и обалделой тряхнёшь головой.