Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Полученное Франциской полное среднее образование, которое само по себе было исключительным явлением в ее семье, отнюдь не являлось единственным достойным интереса событием тех лет. Антон, как это запомнилось Ричарду Мейеру, до безумия любил Франциску, он открыто портил ее, потакая любым интересам дочери, и «обращался с ней иначе», чем с другими своими детьми и даже собственной женой. Особое отношение было столь очевидным, что даже соседи перешептывались на эту тему между собой. Марианна, жена Антона, а также все другие дети носили одежду, сшитую ею самой, тогда как Франциска носила красивые платья, шляпки и туфли. Как говорил Мейер, «все вещи, которые покупал ей Антон, приобретались в лучших магазинах Бютова» {37}. Франциска, как вспоминала ее сестра Гертруда, ненавидела любые сельскохозяйственные работы – будь то вскапывание грядок, сев или сбор урожая, – выполнять которые вынуждада сама жизнь на земле. Антон просто освободил ее от выполнения работ, которые были обязательными для других детей. Получив таким образом свободу от всех домашних обязанностей, она уединялась где-нибудь с книгой. «Я часто видела, как она сидит и читает», – говорила Гертруда {38}.

Все это не могло не отражаться на отношениях в семье. Как вспоминал Ричард Мейер, Франциска не вызывала симпатии у братьев и сестер, была отчуждена от них, и они, в свою очередь, «обращались с ней как с чужой» {39}. Антон, как отмечал Мейер, «не делал вообще ничего. Он проводил все время в трактирах, участвуя в пирушках и попойках» {40}. Судя по всему, ему доводилось бывать пьяным столь часто, что его соседи в Хигендорфе в открытую звали его не иначе как деревенский пьяница {41}. Судя по всему, и Марианна не скрывала, что потеряла уважение к мужу и своей старшей дочери Франциске. Шумные ссоры, сопровождавшиеся обвинениями, которые в истерике выкрикивала Марианна, происходили на глазах у всех, и случались так часто и были настолько отвратительны, что даже деревенские детишки приветствовали появление жены Антона криками «Ведьма!» {42}

О чем же говорило сочетание столь особого отношения отца к Франциске с озлоблением матери против мужа и дочери? Хигендорф ничем не отличался от любой другой небольшой деревни: соседи любили посплетничать и слухи растекались по улицам подобно потокам грязи во время весенних дождей. Слухи, которые позднее вышли наружу, намекали на возможное кровосмешение {43}. Нужно признать, что нет ничего, что позволило бы безусловно утверждать это, однако ряд веских косвенных подтверждений дает основание для такого мрачного предположения. Кровосмешение является нередким явлением в семьях, которые живут на окраинах маленьких деревень, при условии, что члены семьи имеют низкий уровень образования и живут в бедности. В большинстве случаев инициаторами преступления являются отцы-алкоголики, покусившиеся на своих старших дочерей. Эти мужчины считают себя исключенными из жизни общества и не поддерживают регулярной интимной связи со своими женами, которые, в свою очередь, стремятся взять под контроль жизнь семьи. Подобные нарушения морали и нравственности чаще всего случаются после многих лет супружеской жизни, когда в семье появляется много детей и жена в сексуальном плане станет для супруга менеее привлекательной, чем ее молодая дочь. Во многих случаях отцы, совершившие насилие над дочерьми, потакают во всем жертвам, стараясь с помощью таких действий добиться покорности и появления ответного чувства. Матери очень часто отказываются от своих дочерей, над которыми было совершено насилие, как если бы ребенок был сам виноват, что стал жертвой чужой похоти {44}.

В этом перечне причин и обстоятельств нашло отражение и то немногое, что известно о до предела насыщенных эмоциями отношениях между Антоном, Марианной и Франциской. Жертвы кровосмешения часто замыкаются в себе, они оставляют прежних друзей, их характер сильно меняется, как и отношение к окружающим. Жертвы насилия страдают от душевных ран и разрушеных уз доверия к самым близким людям – родителям. Не имея возможности выйти из травмирующей ситуации, такие люди стараются уйти в себя, пытаясь освободиться от ранящих душу переживаний. Создают «островок безопасности», то есть новую реальность, которая отличается от действительности и обещает спасение. Это приносит временное облегчение, хотя позднее выливается в годы жизни с ощущением вины, стыда и гнева, долго подавляемые эмоции выходят наружу и терзают повзрослевших жертв кровосмешения, принимая форму тяжелых душевных расстройств {45}.

Это именно то, что произошло с Франциской в эти годы. В ее юности имели место не поддающееся объяснению особое расположение отца, рост напряженности в отношениях с матерью, а также резкое и неожиданное изменение в ее характере и поведении. Как вспоминала ее подруга Марта Шрок, Франциска вскоре отдалилась от своих бывших друзей, ее больше не интересовали их обычные затеи, танцы в деревенском амбаре или невинный флирт с сыновьями местных фермеров. Вместо этого, говорила Шрок, «она всем своим видом стала демонстрировать высокомерие», как если бы она больше не принадлежала обычному деревенскому миру {46}. «У нее не было ничего общего с деревенской молодежью», – вспоминал Ричард Мейер, и, по его словам, разница была настолько значительной, что об этом говорили ее друзья и соседи, все «ломали голову над тем, как в такой семье могла родиться такая дочь, как Франциска» {47}. Ее поведение «было жеманным, но не создавало впечатления изящества» {48}. Что бы ни говорили о девочке-подростке Франциске, общим впечатление было то, что она не хочет иметь ничего общего со своей семьей и друзьями прошлых лет, что она стремится отдалиться от всех и бежать из окружающего ее мира к людям более высокого класса {49}. Позднее Гертруда предложила такое видение данной проблемы. «Я бы не сказала, что Франциска особенно сильно отличалась от других или была большой воображалой», – утверждала она. По ее определению сестра «была обычной девочкой, такой же, как все остальныеи» {50}. Тем не менее даже Гертруда употребила слова «особенно сильно», давая понять, что и оценки других тоже соответствовали истине.

Франциска была странной молодой женщиной, замкнутой, неладившей со своей матерью и сильно отличавшейся от своих братьев и сестер. Она мечтала уехать из этой деревушки и была загадкой даже для тех, кто знал ее в Хидендорфе. Правдивы или нет слухи о том, что Франциска стала жертвой кровосмешения, и какими бы ни были обстоятельства, повлиявшие на формирование ее характера, Франциска была одинокой и противоречивой личностью. Она словно застряла между тем миром, в котором родилась, и миром ее собственных честолюбивых устремлений, между реальной жизнью в Хидендорфе и возможностями, которые открывало для нее полученное образование. Казалось, что она постоянно сражается с высокомерием и слабостью, которые позднее станут основными чертами ее характера.

Однако в 1911 году, как раз в тот год, когда Франциска завершала свое образование, Антон заболел. Независимо от того как на это смотреть – одной заботой меньше или одной заботой больше – на суть дела это никак не повлияло. Антон слег в постель, не мог ходить и мучался от проблем с дыханием. Это был туберкулез, та самая болезнь, которой позднее страдала и Франциска {51}. Тринадцатого апреля 1912 года Антон умер в Хигендорфе в возрасте семидесяти лет {52}.

Франциске, когда умер ее отец, было пятнадцать лет. Отныне овдовевшей Марианне, которой к тому времени исполнилось сорок шесть лет, нужно было взять на себя все заботы по ведению хозяйства и заботы о трех младших детях. То ли потому, что к тому времени отношения между матерью и ее старшей дочерью уже были безнадежно испорченными, то ли из-за последующих событий, но всякие остатки родственных чувств между ними оказались разбитыми раз и навсегда. Дело в том, что к этому времени мнение общества о Франциске изменилось. Как вспоминал Ричард Мейер, теперь глубоко провинциальный Хидендорф осуждал ее как «беспутную» девушку, о которой говорилось, что она «из молодых, да ранняя» {53}. Каким бы ни был повод – сексуальная распущенность или просто повзрослевшей девушке стало тесно в рамках деревенской жизни, – результат был одним и тем же. Мейер дал ей определение «вульгарная и наглая девка», особа, которую он грубо назвал «подстилкой», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Узнав о том, что она претендует на право носить титул и имя великой княжны Анастасии, он сказал: «Ее можно было бы представить умершей в канаве, но только не на атласных простынях!» {54}

Общественное мнение и подкрепляющее его развязное поведение Франциски достигли апогея осенью 1913 года, когда через год, по окончании положенного траура по мужу, Марианна вышла замуж за коренного жителя деревни по фамилии Кнопф {55}. Между Франциской и ее матерью тлел постоянный конфликт. Его причиной было испытываемое матерью в течение многих лет огорчение, связанное с особым отношением Антона к дочери и слухами о распутном поведении Франциски, которые ходили по всему Хидендорфу. Марианна беспокоилась, что Франциска может пойти по стопам своего непутевого отца. Нет сомнения, что в отношениях между матерью и дочерью существовали отчужденность и обида, как Марианна говорила позднее, их соседи в Хигендорфе «достаточно много судачили о Франциске» {56}. Похоже, что появление в их доме господина Кнопфа стало последней каплей, после этого вражда между матерью и дочерью хлынула через край. Возможно, дело было в том, что Марианна просто устала от проделок Франциски и ее дурной репутации. А может быть, как на это позднее намекали соседи, Марианна хотела сохранить покой в своем доме и опасалась, что ее новый муж и своевольная дочь не смогут устоять перед искушением {57}.

Через несколько месяцев Марианна решила отправить Франциску из Хигендорфа. Это не было решением Франциски. Она могла с радостью предвкушать избавление от провинциальной жизни, но в то же время у нее могло возникнуть чувство, что ее изгоняют, возникнуть ощущение отверженности. Скорее всего для нее дело было не в ее отношениях с отцом или господином Кнопфом, не в том, насколько справедливым было мнение о ней как о беспутной девушке, а в том, что ее осудили и теперь наказывают. До этого она никогда не покидала окрестности Бютова, а теперь ее, наивную семнадцатилетнюю девочку с небольшим жизненным опытом и небольшим количеством денег, неожиданно отправили жить в далекий Берлин. В столице у Франциски не было ни родных, ни друзей, ни знакомых, она не знала там никого, когда 2 февраля 1914 года она вышла из вагона третьего класса на вокзале Остбаннхоф и сделала первые шаги в историю {58}.

20 Работа на заводе

Сохранилась только одна фотография Франциски, сделанная до 1920 года. Это обычный фотоснимок в полный рост, на ней Франциска снята на фоне деревьев. На этой фотографии предположительно 1916 года предстает не безвкусно одетая крестьянка, а очаровательная молодая женщина, стройная и миниатюрная, с каштановыми волосами, обрамляющими лицо. Она одета в ситцевое платье, ворот которого украшен бантом, ее руки сложены на коленях, глаза блестят, а на губах можно прочесть намек на улыбку. Это портрет молодой, уверенной с себе женщины, с оптимизмом смотрящей в будущее. В ее лице нет ни намека на трагедии, которые вскоре обрушатся на эту женщину.

В Берлине Франциска растворилась в неизвестности, став просто еще одной из многочисленных женщин, стесненных в средствах {1}. Мало что известно о том, как ей жилось здесь в те годы, когда честолюбивых устремлений у нее было больше, чем денег. Скорее всего она снимала комнату в одном из мрачных берлинских многоквартирных домов для рабочих, битком набитом неспособными выбиться из бедности семьями {2}. На первых порах Франциска работала горничной в одном из богатых берлинских домов, затем стала официанткой в местной булочной-кондитерской, где она могла бесплатно поесть {3}. По утрам она уходила на работу, по вечерам возвращалась домой, когда позволяли время и деньги, часами сидела в кино, просматривая сюжеты кинохроники и короткие игровые фильмы, произведенные в Германии, Британии, Франции или Америке {4}. И все это она делала, обеспечив себя новой фамилией. Со дня своего рождения Франциска носила фамилию своих предков Ченстковских, в Берлине она изменила свою фамилию на Шанцковска. Это изменение не имело особого смысла, но различие в вариантах написания и путаница, связанная с правильным произношением фамилии, привели к тому, что брат Франциски, Феликс, обычно упоминался как Шанцковски, тогда как его дочь, наоборот, вернулась к фамилии своих предков Ченстковски.