Анатомия «кремлевского дела»

С практической точки зрения устройство Минервина Барутом в Правительственную библиотеку выглядело следующим образом:

Я с ним говорил по этому поводу, и он выразил желание перейти на работу в Правительственную библиотеку. Я указал ему на необходимость получить две партийных рекомендации. Впоследствии Минервин отказался от своего намерения и остался в Ленинской библиотеке [636] .

К тому же Барут признался, что не рассказывал Минервину о своем разговоре с Мухановой и Розенфельд, да и Е. Д. Соколовой не сообщал о Минервине как о возможном претенденте на оставляемую им должность в Правительственной библиотеке.

636

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 120.

Однако этих, казалось бы, малозначительных с точки зрения государственной безопасности показаний Барута, зафиксированных в протоколах допроса, оказалось достаточно для ареста Владимира Владимировича. И хоть тот на следствии вины не признал, чекисты сочли, что Минервин “изобличается показаниями Мухановой и Барута как участник контрреволюционной группы”. Непонятно, какие обвинения предъявляли чекисты несчастному библиотекарю – протоколы его допросов ни Сталину, ни Ежову не направлялись. Тем не менее Владимир Владимирович был приговорен ОСО к трем годам ссылки. Поскольку приговоры ОСО выносились заочно, есть подозрение, что Владимир Владимирович так толком и не понял, за что его ссылают.

Вернемся к допросу Любови Минервиной. Следователь Славатинский попытался уличить ее в использовании служебного положения (она якобы оказывала помощь отдельным лицам в восстановлении их прав посредством обращения в комиссии ЦИК; некоторые из этих лиц – например, родители Ирины Гогуа Калистрат Гогуа и Юлия Кольберг – были давними знакомыми Енукидзе да и самого Сталина еще по революционной работе в Закавказье в начале века). Не получилось. Попробовал добиться от нее компромата на библиотекарш. Опять не вышло. Тогда следователь приступил к выяснению вопроса об устройстве библиотекарш в частные библиотеки Молотова и Сталина:

ВОПРОС: Устраивали ли вы Н. А. Розенфельд и Н. И. Бураго на работу в библиотеку т. Молотова?

ОТВЕТ: Да, как лучших технических работников Кремлевской библиотеки.

ВОПРОС: Спрашивала ли вас Н. А. Розенфельд о том, кто работает в библиотеке тов. Сталина?

ОТВЕТ: Да, но я ей ответила, что не знаю.

ВОПРОС: Когда именно спрашивала вас об этом Н. А. Розенфельд?

ОТВЕТ: Точно не помню, но во всяком случае в период с 1931 по 1934 г., когда я работала совместно с нею в библиотеке тов. Молотова.

ВОПРОС: Н. А. Розенфельд просила вас устроить ее на работу в библиотеку тов. Сталина?

ОТВЕТ: Да, но я ей сказала, что я не имею никакого отношения к библиотеке Сталина и помочь ей устроиться в библиотеку Сталина не могу. Ни с кем и никогда я не разговаривала по вопросу об устройстве Розенфельд в библиотеку Сталина.

ВОПРОС: Просила ли вас Н. А. Розенфельд устроить на работу в библиотеку т. Молотова Муханову?

ОТВЕТ: Да, но я ей сказала, что Муханову в квартиру Молотова пустить нельзя.

ВОПРОС: Почему вы считали, что Муханову нельзя пустить в квартиру Молотова?

ОТВЕТ: Она работала в Кремлевской библиотеке недавно, и ее социальное происхождение вызывало у нашей общественности большие сомнения [637] .

637

Там же. Л. 216–217.

Своими ответами Минервина полностью разрушала версию покушения на Сталина, выстроенную чекистами. Более того, она в отличие от многих других фигурантов “кремлевского дела” постаралась не сказать ни одного дурного слова в адрес арестованных библиотекарш, проявив определенное бесстрашие. Славатинский прямо потребовал, чтобы она охарактеризовала главных “террористок”. Минервина ответила:

Никогда никаких антисоветских выпадов со стороны Н. А. Розенфельд я не слышала. Давыдова – вполне советский человек, вела большую общественную работу, в частности, по шефству над деревней. Муханову совершенно не знаю… [О Раевской не знаю] ничего, кроме того, что она сотрудница Кремлевской библиотеки [638] .

638

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 217–218.

Славатинский вынудил ее перечислить известных ей работников учреждений Кремля из “бывших людей”. Однако на вопрос о том, что ей известно об их антисоветских настроениях, она ответила: “Ничего не известно”. Так же она ответила на вопрос о “распространении среди антисоветски настроенных беспартийных сотрудников кремлевских учреждений клеветнических слухов контрреволюционного характера в отношении руководителей партии и правительства”. Славатинский предъявлял ей отрывки из показаний других фигурантов с компроматом на тех или иных сотрудников, но Минервина неизменно объявляла эти показания ложными. Свои показания она подытожила следующей фразой:

Ни к какой контрреволюционной группировке я не примыкала. Контрреволюционной агитацией не занималась; антисоветских разговоров ни с кем не вела. Показания на следствии даю искренне и правдиво [639] .

Славатинский отправил Любовь Минервину в камеру и на месяц оставил ее в покое. Затем, уже под конец следствия, последовал второй допрос (22 апреля 1935 года). На нем Любовь Николаевна подробно рассказала историю о неудавшемся назначении библиотекарш в личную библиотеку Сталина:

639

Там же. Л. 221.

В конце 1933 г. Енукидзе, вернувшись из поездки в Сочи, в третий раз предложил мне и Кругликовой Татьяне Алексеевне приступить к работе в личной библиотеке Сталина. Мы обе отказались от этого предложения, считая себя технически мало подготовленными к библиотечной работе. Кругликова – беспартийная, муж ее – мелкий советский служащий, техник по топливу. Кругликова в то время и до дня моего ареста работала в библиотеке Института рыбоведения. Кроме того, она иногда, приблизительно раз в месяц, работала в личной библиотеке Енукидзе. Кругликова до 1923 г. работала в архиве ВЦИКа. Почему она была уволена из архива ВЦИКа, мне неизвестно, однако я знаю, что она, не работая ни в одном из кремлевских учреждений, до самого последнего времени имела постоянный пропуск в Кремль с правом прохода в квартиру Енукидзе. Кругликова была чрезвычайно поражена тем, что Енукидзе предложил ей совместно со мною работать в личной библиотеке Сталина. Узнав о том, что Енукидзе предложил мне работать в библиотеке Сталина, Н. А. Розенфельд стала меня упрашивать устроить ее на работу в библиотеку Сталина. Разговор об этом у нас с Н. А. Розенфельд происходил в Секретариате Президиума ЦИК СССР в присутствии Сванидзе. На просьбы Н. А. Розенфельд я ответила ей отказом, мотивируя это тем, что я лично сама отказалась от предложения Енукидзе работать в библиотеке Сталина и поэтому не могу устроить на эту работу и ее. До этого Н. А. Розенфельд просила меня устроить на работу в библиотеку Молотова Муханову. Однако я заявила Розенфельд, что ставить вопрос об устройстве на работу в библиотеку Молотова Мухановой неудобно, поскольку о Мухановой среди сотрудников кремлевских учреждений ходили слухи как об антисоветском элементе, имеющем к тому же связи с заграницей [640] .

640

Там же. Д. 111. Л. 215–216.

Из этой истории не совсем ясно, почему Минервина и Кругликова сразу отказались от работы у Сталина. Возможно, они боялись дополнительной проверки, которая наверняка была бы проведена. Минервина уж точно не хотела, чтобы ее “непролетарское” происхождение снова стало предметом всеобщего обсуждения. У Кругликовой могли быть свои резоны. В своих воспоминаниях Ирина Гогуа утверждает, что и ее хотели привлечь к работе в библиотеке Сталина, – видно, Енукидзе просто решил направить туда давно и хорошо знакомых ему женщин. У Ирины Гогуа с родителями тоже было далеко не все гладко (оба – бывшие меньшевики, отец арестовывался, до 1932 года находился в ссылке), но Сталин лично знал всю их семью; тем не менее и она отказалась (в воспоминаниях мотивировала она свой отказ тем, что у нее к тому времени был маленький ребенок, но в библиотеку Молотова работать пошла – не ее вина, что она там не задержалась). А вот у Нины Розенфельд в тот короткий период между восстановлением Каменева в партии (середина декабря 1933-го) и убийством Кирова (1 декабря 1934-го) с родственниками все было в порядке. Так что она рассчитывала попытать счастья, надеясь, что работа у Сталина лишь укрепит ее положение.

Так или иначе, вся эта история с библиотекой Сталина до конца не ясна. Например, сам А. С. Енукидзе в письме Ежову от 29 мая 1935 года не отрицал, что пытался направить какую-то библиотекаршу к Сталину в библиотеку – но отнюдь не своего секретаря Минервину:

Что касается библиотеки т. Сталина, то т. Сталин действительно отказался от услуг библиотекарш, но там речь шла о другой библиотекарше [641] .

Позже, выступая на июньском пленуме 1935 года, он подтвердил, что Минервину к Сталину не посылал, но о “другой библиотекарше” уже не сказал ни слова:

641

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 105. Л. 130.

Что касается библиотеки товарища Сталина, то совершенно верно, он в беседе со мною отказался от услуг библиотекарей, но речи о посылке к нему Минервиной и других не было. Я никогда не посылал ее к товарищу Сталину и товарищу Сталину этого не предлагал [642] .

Возможно, Енукидзе по собственной инициативе просто поинтересовался у Сталина, не нужна ли тому помощь с разборкой личной библиотеки. Ожидая ответа вождя, Авель Сафронович переговорил с несколькими сотрудницами, которых давно знал и которым доверял. Но Сталин в итоге отказался, и вопрос был закрыт.

642

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 542. Л. 140.