Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
А дальше следователь получил настолько удобное для следствия показание, что поневоле задумаешься – а случайно ли оно было получено.
Когда мы (я – Азбель, Андрей Свердлов, Дмитрий Осинский и Виктор Белов) вышли из квартиры Слепкова и шли по улице Грановского, Андрей Свердлов под прямым впечатлением разговоров Бухарина о Сталине заявил следующее: “Кобу надо кокнуть”. Эта мысль Андрея Свердлова встретила общее наше сочувствие [559] .
Каким же образом было получено это показание? Есть два варианта: 1) следователю просто повезло найти “жемчужное зерно” в груде “словесной руды”; 2) этот случай был заранее известен чекистам по донесению сексота (возможно, этим сексотом был сам Азбель или Виктор Белов). Понятно, что точного ответа на этот вопрос в обозримом будущем получить не удастся. В любом случае мысль об убийстве Сталина настолько захватила юного Давида, что с тех пор он только
559
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 108. Л. 236–237.
Был… один разговор в 1933 году, в начале года, у него на квартире. Были мы вдвоем, разговор начался с моего вопроса, как живет Андрей Свердлов, затем перешли на воспоминания, припомнили заявление Свердлова о необходимости убийства Сталина и вместе с Беловым констатировали необходимость его проведения [560] .
А уж когда Азбель в том же 1933 году познакомился с женой ссыльного троцкиста-журналиста Сосновского, то с ней-то сам бог велел обсуждать террор:
560
Там же. Л. 238.
Мы с ней близко сошлись, так как она являлась троцкисткой. В дальнейшем мои террористические намерения в отношении Сталина усиливались под влиянием О. Д. Сосновской… Об этом я с Сосновской говорил два раза в 1933 году осенью. После того, как О. Д. Сосновская неоднократно в разговорах со мной давала крайне враждебную оценку положению в партии и стране, сопровождая ее злобными выпадами по адресу Сталина, я под влиянием этих разговоров прямо поставил перед ней вопрос, что Сталина надо убить. К моему предложению она отнеслась сочувственно и заявила, что хорошо бы сделать это не руками троцкистов, так как политически это троцкистам будет невыгодно [561] .
561
Там же. Л. 237.
Вдохновленный поучениями опытной троцкистки, Азбель, по его показаниям, вел аналогичные беседы и с Львом Нехамкиным:
Зимой 1933 года я зашел к моему старому товарищу Нехамкину Л. Я., которого я знал как злобно настроенного троцкиста. Вместе с Нехамкиным мы вышли из его квартиры и пошли на Тверской бульвар. На бульваре Нехамкин повел разговор о роли личности в истории, затем перешел к троцкистской контрреволюционной оценке существующего положения в стране и роли в этом Сталина, заявив, что убийство Сталина резко изменит существующее положение. Я эту мысль Нехамкина поддержал и развил перед ним мои террористические установки, изложенные в начале настоящих показаний. Я подчеркнул, что убийство именно Сталина расчистит дорогу для Троцкого… Кроме этого случая у меня с Нехамкиным об убийстве Сталина было еще два разговора. Последний разговор был в феврале 1935 года, опять на Тверском бульваре, когда Нехамкин снова поставил вопрос об убийстве Сталина [562] .
562
Там же. Л. 238.
Нехамкин вообще казался перспективным кандидатом в “террористы”. Виктор Белов на допросе показал, что Азбель характеризовал Нехамкина как “эксцентричного человека с повышенной нервозностью” [563] , и тут же добавил:
Припоминаю, что в году 1932-м или 1933-м Азбель рассказывал мне, что Нехамкин пытался покончить жизнь самоубийством. Тогда же Азбель говорил мне, что Нехамкин является человеком, способным совершить террористический акт [564] .
563
Там же. Д. 109. Л. 102.
564
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 103.
Сам же Давид Азбель, подтвердив, что вел “пропаганду террора, направленного против Сталина”, отказался, как и многие другие подследственные, признать свою вину в практической подготовке террористического акта.
Это, впрочем, не имело особого значения. Открытый процесс над “террористами” устраивать никто не собирался, а начальству можно было доложить, что обвиняемый “изобличается” показаниями других обвиняемых. Ни Сталин, ни Ежов не имели ни времени, ни желания подробно вникать в дело и дотошно изучать несколько сотен протоколов допросов, поэтому они во
многом полагались на доклады чекистов. К тому же им обоим нужен был всего лишь определенный результат, и этот результат чекисты обеспечили.71
Теперь можно было смело арестовывать Андрея Свердлова и Вадима Осинского, что и было сделано. За Андреем пришли поздно вечером 19 марта, Вадима взяли 25-го. В промежутке между этими двумя арестами 22 марта состоялся допрос Виктора Белова, который, впрочем, мало что дал для развития сюжета о “молодежной террористической группе”. Зато Белов показал о своих беседах со Слепковым: он уверял, что Слепков
принципиально считал убийство Сталина выгодным для… правой оппозиции, если оно будет проведено не руками правых. Однако он заявил мне, чтобы я бросил думать в этом направлении, т. к. убийство Сталина правыми окончится физическим уничтожением всей… правой оппозиции, ибо она не сумеет сразу же в результате убийства захватить власть. Этот же вопрос в разговоре со Слепковым я поднимал еще раз в Москве в 1930 году после моих разговоров с некоторыми моими товарищами на эту тему, причем Слепков заявил мне следующее: “Идиоты, нам оторвут за это голову” [565] .
565
Там же. Л. 105.
Это, кстати, перекликается с показаниями Давида Азбеля о том, как он поставил перед женой Сосновского вопрос об убийстве Сталина:
К моему предложению она отнеслась сочувственно и заявила, что хорошо бы сделать это не руками троцкистов, так как политически это троцкистам будет невыгодно [566] .
На допросе Белов даже не соизволил подробно припомнить обстановку разговора между молодыми людьми об убийстве Сталина:
Мне трудно сейчас восстановить обстановку, в которой происходили разговоры на эту тему. Отчетливо помню, что они имели место, высказывалось одобрительное отношение к убийству Сталина, о чем я информировал Слепкова [567] .
566
Там же. Д. 108. Л. 237.
567
Там же. Д. 109. Л. 105–106.
На вопрос о том, с кем еще он говорил о необходимости убить Сталина, Виктор начал вспоминать беседы с харьковскими троцкистами в 1932 году, а затем в 1933 году с какими-то московскими газетными работниками. Эти работники (некие Б. Б. Вахтин и И. М. Покатиловский) были в 1935 году арестованы (из доступных данных не совсем понятно, когда и по какой причине) и в июне того же года (то есть раньше, чем другие фигуранты “кремлевского дела”) осуждены к пяти годам лагерей, а впоследствии, в 1938 году, осуждены вторично – к расстрелу.
Подтвердив показание Азбеля о “террористическом” разговоре, Белов, конечно же, тоже отрицал какое-либо свое участие в практической подготовке к убийству Сталина:
Ни в какой практической работе по осуществлению убийства Сталина я не участвовал. В январе месяце 1935 года у меня на квартире был Азбель. Вместе с ним вдвоем мы в связи с убийством Кирова обсуждали создавшееся в стране положение. Я делал вывод о неизбежности усиления репрессий в отношении всех оппозиционных групп. Азбель заявил, что после убийства Кирова осуществление чьих бы то ни было попыток убить Сталина затрудняется, т. к. будет усилена его охрана. Я на это ответил, что убийство Сталина даже при усилении охраны возможно. При этом я указал Азбелю, что убийство Сталина можно осуществить в театре или по дороге на дачу в Зубалове. На этом я с Азбелем закончил разговор. Допускаю, что Азбель мог истолковать этот разговор как обсуждение возможности практического осуществления убийства Сталина [568] .
568
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 107–108.
Двадцать третьего марта допросили и только что арестованного Андрея Свердлова. У него при обыске нашли троцкистскую платформу, полученную в 1927 году от Вадима Осинского. На вопрос следователя Горбунова, для чего же он преступно хранил контрреволюционный документ, Андрей простодушно ответил:
Я хранил этот документ несмотря на то, что знал, что этот документ контрреволюционный, что хранение его является преступлением, – потому что считал, что мне как сыну Я. М. Свердлова это пройдет безнаказанно [569] .
569
Там же. Л. 165–166.