Анатомия зла

Возможно Клара и восприняла бы с энтузиазмом мечты Гроссе о столь заманчивом будущем человечества – в теории всегда все звучит гладко да складно – если бы собственными глазами не увидела Гроэра, красивого, эмоционального, разумного.

– Только одно: твой вегетативный дубликат такой же живой человек, как и ты. – Голос Клары дрогнул.

– Категорически отрицаю! – Он ударил кулаком по подлокотнику. – Гроэр всего лишь искусственно выведенная копия человека. Я абсолютно уверен, что большинство ученых мира согласится со мной. – Сделав паузу, чтобы успокоиться, он снова принялся обрабатывать Клару: – Мне нужно время, понимаешь! Много времени. Гораздо больше, чем способна дать одна ничтожная человеческая жизнь. И человеческое сообщество должно быть заинтересовано в этом, поскольку я один могу подарить ему бессмертие.

– Не лицемерь, Эрих, – тихо проговорила Клара. – Меньше всего тебя волнуют проблемы человечества. Ты думаешь только о себе. О себе одном.

Он остановил на ней тяжелый взгляд, будто размышляя, уничтожить ее немедленно или пропустить выпад мимо ушей. Не выдержав его взгляда, Клара отвернулась к окну, за которым уже во всю ширь разгорался ускоренный сменой поясов рассвет. Там внизу, под монотонно урчащим самолетом простирался Атлантический океан. А может и Средиземное море. Где, на какой широте зависла она, беззащитная игрушка недоброй судьбы? Между небом и землей? Между Америкой и Африкой? Или между Жизнью и Смертью?

– Заблуждаешься, – ей в затылок сказал Гроссе. – О тебе я тоже подумал. Следующего клона мы вырастим для тебя. Вместе. Мы оба обретем бессмертие.

– Боюсь, ты несколько запоздал, – не оборачиваясь, с мрачной иронией обронила она.

– Когда мы разговариваем, Клара, я должен видеть твои глаза, – прошипел он.

Очень медленно она повернулась. Сейчас, глядя на них со стороны, трудно было бы сказать определенно, кто они – ссорящиеся влюбленные, намертво повязанные друг с другом коллеги, или заклятые враги. Он взял обеими руками ее голову, приблизил к себе, будто собирался впиться в ее губы губами. На какое-то мгновение ему показалось, что голова в его ладонях уже бестелесна, как хрустальный череп атлантов.

Его передернуло. Ведь он тысячи раз целовал это лицо, эти сочные, всегда волновавшие его губы, эти бархатные, излучающие беззаветную преданность глаза. Эта женщина – его собственность. А отказываться от того, что принадлежит тебе одному, всегда трудно. Но Гроссе давно научился наступать на горло своим чувствам, душить в себе любые проявления слабости. Важно только то, что работает на его идею. Все прочее должно быть безжалостно отметено. Сконцентрированная железная воля, целеустремленность и холодный расчет – вот единственные его помощники в достижении намеченного.

Гроссе необходимо было знать, знать наверняка, что творится в голове Клары. А она, как на зло, постоянно от него ускользала. И это приводило его в бешенство, которое к тому же нужно было всячески скрывать.

– Да скажи же что-нибудь! – не выдержал он. – Я хочу знать, что ты обо всем этом думаешь.

– Думать я буду потом, – отозвалась Клара, силой высвобождаясь из его рук. – А пока я слушаю. Ведь ты же еще не все мне сказал.

Нет, он сказал ей далеко не все. Он не сказал ей самого главного. Ему необходимо – не заставить, а убедить ее взять на себя ту миссию, которая ей отведена. Принять ее добровольно, без принуждения. Ему нужно быть абсолютно уверенным, что она не подведет.

Он ласково потрепал ее по щеке, прикрыл ладонью ее нервно сжимавшую подлокотник руку.

– Я хочу, чтобы ты уяснила главное. Повторю еще раз: Гроэр – не человек. Он – лабораторный экспонат. У него нет родителей, нет права на наследство, равно как и права на работу, дающую ему возможность позаботиться о самом себе или о семье, если бы он пожелал завести таковую. У него нет документов – ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ни закрепленного за ним местожительства. У него нет законного места в обществе людей! И даже собственного имени. Ведь "Гроэр", если ты догадалась, всего лишь вольная комбинация моих инициалов.

– К чему столько лишних слов! Скажи сразу, – сдержанно посове-товала Клара, – Гро-Эр – твои ходячие запчасти.

– Да, черт возьми! Да! – с облегчением выдохнул Гроссе. – Наконец-то ты ухватила суть.

– Один маленький вопросик, – вкрадчиво проговорила Клара, глядя ему в глаза: – А тебе не приходило в голову, что этот искусственно выведенный юноша все-таки твой сын?

Гроссе заерзал на месте. Вопрос-стрела угодил в цель. И как по заказу из-за горизонта вынырнуло огромное красное солнце, ударив ему в глаза. Он непроизвольно зажмурился. Потом, потянувшись через Клару, в сердцах хлопнул шторкой иллюминатора и включил индивидуальное освещение.

– Так будет лучше... Видишь ли, для обзаведения естественным потомством требуется гораздо меньше времени. Особенно нам – мужчинам. Я же на создание этого потомка положил всю свою сознательную жизнь, все свои силы, знания, способности. Я отдал ему бесчисленное множество бессонных ночей. Более того, ради него я пожертвовал простыми радостями жизни. Я имею полное моральное право распоряжаться им по своему усмотрению, поскольку цель его возникновения была мною заранее запрограммирована.

Он сделал передышку и заговорил снова:

– Твое отношение ко всему этому, мягко говоря, поражает меня. Ради спасения ничтожных, абсолютно чужих тебе людей, вся ценность которых на дне их кошельков, ты, вместе со мной, спокойно отбирала жизни у таких же симпатичных парней, каким тебе кажется Гроэр. Когда же речь зашла о продлении жизни самого близкого – любимого тобой – человека, ты вдруг решаешь занять позицию общественного обвинителя, отказываешься меня понимать.

Логичность приводимых им доводов, с которыми трудно было не согласиться, казалась очевидной.Если бы не одно парадоксальное но: Судьба Гроэра не могла быть безразлична Кларе именно потому, что, независимо от себя, она отождествляла его с "самым близким – любимым ею человеком".

А Гроссе продолжал атаковать, воздействуя на чувства и разум Клары с разных флангов.

– Ты обвиняешь меня в эгоизме. Думаешь, меня волнует только собственная персона. Очередное заблуждение. Наука! Вот что для меня превыше всего. Моя жизнь принадлежит ей. Я рожден для великих открытий. Я – человек Будущего! Задумав эту беспрецедентную тотальную трансплантацию, я вполне отдаю себе отчет, какому риску себя подвергаю. Поскольку любой первопроходец всегда рискует. Но сознательно иду на этот шаг во имя высоких целей. Не эгоизм, а альтруизм руководит мною. Должен ведь кто-нибудь стать первым. Пусть им буду я!

Клара отлично понимала, что он лукавит. Но понимала она и то, что Эрих Гроссе действительно великий ученый, может быть самый великий ученый за последние столетия, способный поднять мировую науку на новую ступень. И если ее все еще терзали сомнения, то лишь потому, что ее чувства раздвоились между Гроссе сегодняшним и копией юноши ее мечты. Земля треснула под ее ногами, и между двумя точками опоры разверзлась пропасть. Куда ей следует переступить, чтобы пропасть не поглотила ее? Она пребывала в растерянности.