Анатомия зла
Шрифт:
Размышляя "логически", Гроссе без труда убедил себя, что выбора у него попросту нет. Дальнейшая судьба Клары предопределена не им, а все теми же обстоятельствами. Но сейчас, чтобы перейти к следующему этапу своей жизни, ему нужна именно Клара и только Клара. Он пошел на немыслимые жертвы ради того, чтобы быть абсолютно уверенным в ее преданности.
Однако по возвращении из Египта, по собственному недосмотру, почти свел достигнутое на нет. Что она должна о нем думать, сидя, как и прежде, одна в своей убогой норе? Ее место здесь, в его доме, рядом с ним. Так какого же черта он тянет с ее переездом! Она должна в полной мере прочувствовать
Гроссе снял трубку и позвонил Кларе домой.
– Алло? – ответил напряженный голос.
– Будьте любезны, миссис Гроссе.
В трубке воцарилась тишина.
– Ау, Клара, где ты? Ответь же, наконец, своему законному супругу.
– Какой пассаж! – холодно отозвалась она. – А я уже успела забыть о знаменательном событии, столь кардинально изменившим всю мою жизнь.
– Если бы ты знала, радость моя, какие события обрушились на мою голову, не успел я вернуться, ты бы не иронизировала, а посочувствовала.
Она молча ждала продолжения.
– Не будем терять время. Ты все увидишь сама. Нам надо подъехать к Браунам. Эдмонд скончался. – Он сделал паузу, но Клара снова промолчала, не выказав никаких эмоций. – Оденься в темные тона и спускайся. Я подъеду через 20 минут. Если твой чемодан собран, захвати его с собой, бросим в багажник.
– Мне не нужно было ничего собирать. Чемодан так и стоит в прихожей после моего возвращения.
– Тем лучше. И не забудь запереть двери. В ближайшее время ты уже туда не вернешься... От Браунов мы едем прямо ко мне... К нам!
Положив трубку, Гроссе почти игриво подмигнул своему отражению. Провел щеткой по волосам. Они покорно легли волнами, обрисовав гавани глубоких залысин.
Интересно, подумалось Гроссе, как скоро восстановится волосяной покров.
ГЛАВА 37
Клара ждала у подножья сюрреалистической бетонной закорючки, претендующей на звание монументальной скульптуры, посреди просторной площадки перед домом. Погруженная в свои мысли, она, казалось, ничего не замечала вокруг. Темно-вишневый облегающий костюм (хотя облегать-то как раз было и нечего) оттенял черный газовый шарфик, сливавшийся с черным "шлемом" зафиксированных лаком волос. Лакированная черная сумочка через плечо, черные перчатки и черные замшевые туфли на высоком каблуке – в этом наряде она выглядела парижской манекенщицей, забывшей переодеться после съемки.
Вырядилась так, будто ее пригласили на вернисаж, а не на панихиду, – с досадой подумал Гроссе, не спеша окликнуть Клару. Не часто доводилось ему наблюдать за нею со стороны. Занятые общим делом, работая бок о бок, и даже предаваясь любви, они, как ни парадоксально, могли порой днями не видеть лиц друг друга.
Затаившись за тонированными стеклами своей машины, он стремился проникнуть сквозь броню намеренно подчеркнутой женственности, угадать ход ее мыслей, ее намерения.
Вынырнув из глубокой задумчивости, Клара огляделась по сторонам и направилась в его сторону.
– Почему ты не окликнул меня? – упрекнула она, усаживаясь рядом с ним на кожаном сидении.
– Любопытно было понаблюдать, как долго ты способна присутствуя отсутствовать.
Она промолчала.
– Ты так сосредоточенно размышляла. Можно полюбопытствовать,
о чем?– Ни о чем. Просто ждала тебя.
– Терпеть не могу, когда мне лгут.
– Отчего умер Браун?
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Ты действительно не в курсе? Хотя откуда. Ты ведь еще не спускалась в Нижнюю клинику.
Резко развернувшись всем корпусом, Клара уставилась на него в упор:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что причастен к его смерти?
Он предпочел бы вообще не говорить с ней на эту тему, но знал, что ее неосведомленность – лишь вопрос времени. Весь персонал Нижней клиники взболомучен произошедшим. Было бы грубейшим просчетом, если бы она узнала об этом от других. И он, со скорбной миной на лице, коротко обрисовал ей ситуацию.
В глазах Клары, сколько он ни всматривался, не отразилось ничего – ни возмущения, ни испуга, ни упрека. И уж совсем неожиданно прозвучал ее участливый вопрос:
– Ты очень переживаешь, Эрих?
Он почти растрогался. Даже холодный блеск его ястребиных глаз вдруг потеплел.
– Не то слово. Я выбит из колеи. Эдмонд был хорошим парнем, и мне совсе ни к чему вся эта свистопляска. Нелепое, досадное недоразумение. – Он бросил взгляд на часы, что-то прикидывая в уме, и, придавив педаль тормоза, повернул ключ в зажигании. Мигом проснувшийся мотор тихонько заурчал. – К черту эмоции! А появиться там все равно придется. Надеюсь, мне не нужно объяснять, как нам следует себя вести.
– Мне кажется, тебе было бы легче вести себя как следует без меня, – мягко заметила Клара. – Оставил бы ты лучше меня дома.
– Нет! – отрезал Гроссе, рванув машину с места. – Ты теперь моя жена, и всем покажется странным и вызывающим, если ты не пожелаешь выразить соболезнование вдове моего друга.
На площадке перед особняком Браунов было тесно от машин. Гроссе заметил среди них и "Линкольн" Уилфордов. Он предпочел бы сейчас не встречаться с Николь. Ее время еще не настало, а своей несдержанностью она вполне могла навредить ему.
Под гнетом разделенной с Гроссе вины, из "манекенщицы" Клара превратилась в манекен, автоматически переставлявший негнущиеся ноги. Супруг больно сжал ее предплечье:
– А ну-ка расслабься, – прошипел он ей в ухо. – Больше уверенности в себе. Не заставляй меня чувствовать, будто я пришел с медсестрой.
Она бросила на него взгляд, в котором нервозность и оскорбленное достоинство странным образом сочетались с признательностью. Ей хотелось крикнуть, что убийце не положено выражать соболезнования по поводу совершенных им злодеяний. Ее губы кривились, не то насмешливо, не то болезненно. Но спина расслабилась, движения стали мягче.
Так, рука об руку, они вошли в большой, траурно декорированный зал, где, словно на старинной гравюре, в полном безмолвии застыла группа людей. Забыв про свою спутницу, Гроссе направился к Долли. По его походке Клара чувствовала, что он нервничает.
Раскинув руки, он собрался дружеским объятием выразить свое сочувствие и скорбь, но Долли отпрянула. Ее дикий взгляд метался по растерянным лицам молчаливо столпившихся вокруг людей.
– Долли, милая, не надо так убиваться. Возьми себя в руки. Жизнь штука суровая. – Несостоявшиеся объятия пришлось заменить жестом беспомощности. – Эдмонд давно уже был безнадежно болен, и ты об этом знала. Я ведь предупреждал. Ты должна была себя подготовить к худшему...