Анатомия зла

– Пульс лабильный, слабый. Замедленный. Брадикардия. Но у него ее никогда не было. В чем дело, Гро? Что ты чувствуешь?

– Я чувствую только усталость и голод, – огрызнулся тот.

Не реагируя на его озлобленность, Гроссе с сокрушенным видом обратился к Кларе:

– Я так и знал. Все эти стрессы не прошли даром. Он тяжело адаптируется в новых условиях. Надо сделать инъекцию транквилизатора. Это его поддержит.

– Глупости! – заартачился Гроэр. – Я абсолютно здоров. Как только мне дадут поесть, мой пульс сразу же придет в норму.

– Все в свое время, – теряя терпение, оборвал его Гроссе и нажал на кнопку. – Ты становишься слишком дерзким. Мне это не нравится.

– Ладно, – инертно отмахнулся юноша. – Поступайте, как знаете. Только кончайте с этим побыстрее.

Милдред появилась на пороге. Но Клара не дала ей войти, встав между ней и кушеткой, на которой лежал обнаженный юноша. Отобрав у сестры шприц, она бесцеремонно выпроводила ее.

Когда Клара, зажав шприц в руке, склонялась над Гроэром, их взгляды встретились. То был взгляд не жертвы, а мужчины.

– Сожми пальцы в кулак, – сказала она мягко и чуть грустно, перетягивая резиновым жгутом его предплечье.

Игла вошла совсем безболезненно – он даже не вздрогнул.

Засыпая, Гроэр продолжал смотреть на нее. Клара видела, как затуманивается его взор, закатываются белки, смыкаются веки...

ГЛАВА 41

Гроссе шумно, с облегчением вздохнул. Вид беспомощно распростертого, скованного наркотическим сном тела успокоил его. Теперь уже бедняга не способен ни на какую выходку.

Клара выпрямилась, застыла.Взгляд отсутствующий, словно задернут невидимой шторой. Попробуй угадай, что за ней.

– Какого черта! – взорвался Гроссе. – Ты что, заснула?

– Я жду дальнейших распоряжений, - отозвалась она с гроссовской анестезирующей интонацией.

– Но сегодня, моя дорогая, распоряжения должна давать ты, а не я.

Он пытался побороть нервозность. Ему это не удавалось. Ведь приходилось думать за троих, вымерять каждый шаг, расчитывать, предугадывать. И это когда его собственных переживаний с лихвой хватило бы на троих. Он издергался, измучился. Устал.

– Клара, дорогая... – На сей раз слово «дорогая» в его устах прозвучало не как издевка, а как мольба. – Пожалуйста, соберись. Я понимаю твое волнение. Я все понимаю. Но это необходимо сделать. Для нас обоих. Для нашего будущего. Настал твой звездный час. Покажи, на что ты способна. Такой шанс бывает у человека лишь раз в жизни. Эта операция войдет в историю мировой хирургии, даже если о ней узнают далеко не сразу, потому что никто еще до тебя такого не делал. После того как мы сможем открыто объявить о наших достижениях, твое имя прогремит рядом с моим на весь мир.

Только что с тем же неподдельным воодушевлением ты обещал Гроэру праздничный ужин в честь его освобождения, - невольно подумалось Кларе. Но она промолчала.

– Остался последний штрих, – озабоченно пробормотал Гроссе, направляясь к потайному шкафчику.

Настороженно прищурясь, Клара наблюдала за его действиями. Он взял с полки хорошо знакомый ей маленький флакон из зеленоватого стекла. Азотная кислота! Но зачем??. Подошел к изголовью Гроэра. Замешкался. С тоской и нежностью вгляделся в удивительно спокойные, дорогие ему черты – его собственные черты. Флакон слегка подрагивал в его руке.

Прошла долгая минута. Клара видела, как лицо Гроссе снова обретает упрямую решимость, вытесняя побежденные чувства, которые он сам классифицировал как малодушие. Брови тучей надвинулись на сразу остывшие глаза, губы превратились в тонкий упругий жгут. Он выдернул плотно притертую стеклянную пробку и поднес флакон к лицу юноши.

Ловким стремительным движением Клара успела перехватить его руку.

– Ты совсем потерял голову, мой бедный Эрих. – Взгляд Клары излучал материнское участие, озабоченность.

– Никто не должен видеть его лицо. Никто не должен узнать, кем он был, – прорычал Гроссе. – Не мешай мне. Немедленно отпусти мою руку!

– Ладно. – Она разжала пальцы, цепко державшие его запястье. – Давай, делай, что задумал. Я рада, что операция отменяется. – Тон Клары стал равнодушно-холодным.

– С чего ты взяла? – Он уставился на нее колючим взглядом округлившихся от недоумения глаз.

– Не отменяется? Прекрасно. Значит сегодня на тебе мы апробируем принципиально новый метод трансплантации. Это еще одно открытие?

– Что ты плетешь?!

– Твой донор – живой человек, Эрих... Пока живой. Он всего лишь спит. И ты прекрасно знаешь, что его кровь благополучно циркулирует по всем закоулкам тела, во всех органах. Химический ожог одного участка вызовет моментальную интоксикацию всего организма. Ты решил сменить свои органы на отравленные?

Гроссе растерялся:

– Идиот... Какой же я идиот! Ты тысячу раз права. Я действительно совсем потерял голову. Утратил способность соображать.

Клара беспрепятственно отобрала у него флакон, плотно вогнала на место пробку, поставила на прежнее место.

– Мы накроем его лицо салфеткой. Вот так. – Она закрепила края салфетки скотчем. Не волнуйся, его лица никто не увидит. Я позабочусь.

– Будь по-твоему. Но обещай, что прежде, чем его тело попадет к патологоанатому, ты все же воспользуешься кислотой. Так будет надежнее.

– Обещаю. Ты разденешься здесь или пройдешь в комнату для реципиентов? – Клара, казалось, окончательно вошла в свою роль.

– Останусь здесь, пока ты будешь готовиться к операции. Не хочу, чтобы донор был без надзора. – Гроссе намеренно не называл больше имени юноши, подчеркивая тем самым, что Гроэр как личность перестал существовать. – Снотворное введешь мне на операционном столе.

Дверь слегка отодвинулась, но никто не вошел.

– Кто там? В чем дело? – раздраженно крикнул Гроссе.

– Кофе для миссис Клары, сэр.

Худой длинный Джек с подносом в руках проскользнул сквозь узкую дверную щель в донорскую. Бросил полный любопытства взгляд на неподвижное обнаженное тело.

– Кофе! Как кстати! Благодарю вас, Джек. – Клара взяла с подноса маленькую фарфоровую чашку и мелкими жадными глотками осушила ее.

– А сандвичи?

– Нет-нет, есть я не в состоянии. – Видимо от сильного нервного напряжения сама мысль о еде вызывала у нее отвращение.