Анди. Сердце пустыни

— Чего тебе? — спросила недружелюбно.

— Тетка Матрона, возьмите моих на пару дней, — замолила Ритха.

Соседка подслеповато глянула вниз. Там стояли две малышки, поджимая пальцы босых ног, а между ними сидел белый худой кот с подранным ухом.

— Опять отец запил?

Ритха кивнула, уголком рукава стерла набежавшую слезу. Отец был хорошим, добрым, но после того, как зашибло маму, и она умерла, резко сдал. Начал пить.

Ритха боролась. Подрабатывала, где можно. Только отцу становилось хуже. Он начал продавать вещи из дома. Перестал искать работу. Приходил пьяный. Орал, ругался, что дома жрать нечего. Пару раз пытался руку поднять на Ритху, и та сбегала с мелкими, пряталась у соседей.

А потом случилось это. Теплый летний ветер принес надежду в сердце. Поманил за собой, обещая чудо. И она решилась.

Дерха она помнила смутно. Она видела его издалека, когда он важно вышагивал в компании какого-то пацана. Помнила смутно, а вот теплое чувство, коснувшееся сердца, было таким, словно все случилось вчера.

Про указ его величества судачили много. Ритха сама не читала — не умела, но жена трактирщика, когда она мыла у нее посуду, пересказала важное. Ритха тогда от волнения даже тарелку разбила — так руки затряслись, а в сердце поселилась уверенность — она должна попытаться. Но сестренки…

— Тетка Матрона, я их на пару дней вам оставлю, мне сходить кое-куда надо.

Соседка нахмурилась.

— Тебе гулять, а мне их кормить?

— Тетка Матрона, вот, возьмите, — и Ритха дрогнувшей рукой протянула ей обручальное кольцо матери. До последнего берегла — на память. Но ничего ценного больше дома не осталось.

Соседка тяжело вздохнула, посмотрела неодобрительно, точно Ритха виновата в том, что жизнь у нее такая… горькая.

Махнула рукой:

— Ладно, иди. Но возвращайся скорее.

Ритха закивала, наскоро — пока соседка не передумала — обняла сестренок и быстрым шагом — не оглядываясь — зашагала по темной дороге. Впереди, за ночью, лежал Великий Оскол.

— Ну что тут у нас? — Вайнес, потянулся — после дневного сна его разморило — оглядел двор, поморщился. Сегодня было трое. И судя по виду — ни от кого монетки не перепадет. Разве что тот пухлый парень мог догадаться, но нет… Слишком простоват на вид. Одна из девиц сущая оборванка, сидела, поджимая босые ноги под лавку. Вторая — из деревенских. Крепко сбитая, да и ростом создатель не обидел. Лицом, правда, страшновата. Одежда запыленная, видать, издалека шла. Глухоманская.

— Запиши, Стась, трое сегодня, — крикнул он помощнику.

И обратился к кандидатам:

— Правила знаете?

Троица замотала головами.

— Никуда не ходить, ничего не трогать, вопросов не задавать. Скоро должен караван завернуть на отдых. Дерхи вас проверят. Если подходите — отправитесь в питомник. Там сами решат, что с вами делать. Понятно?

Кивнули слаженно.

— Вот и ладно.

И Вайнес отправился на обед.

— Давайте знакомится, — Лийка встала, потянулась, — а то сидеть нам еще пару часов, не меньше. Скучно молча-то. Да и перекусить не мешает.

Парень с девчонкой смущенно отвернулись.

— Ты ешь, а я не буду, — пробормотала девчонка, краснее.

Лийка покачала головой. Немощь, а гордая. Видно же, что голодная. Это вон здоровяк на одних своих запасах неделю без еды проживет — любят, видать, его сильно, раз так откормили, а эта… дыхни и свалится.

— Так, что тут у нас, — и Лийка потянула шнуровку мешка. Заглянула и сокрушенно заявила: — Пропадает. Столько положили, что мне и не съесть.

Парень с надеждой вытянул шею. Лийка оценила его габариты — да в его желудок весь мешок целиком поместится и отодвинулась.

Положили ей действительно много, а в дороге она так нервничала, что есть не хотелось. То ей мнилось, что зря она затеяла путь, то мечталось, как окажется в питомнике, как доверят ей дерха… Как придет она с ним в деревню — вся в шелках, да парче разодетая. Вот мачеха-то ахнет.

— Держи, — протянула девчонке завернутый в тряпицу пирожок.

Представилась:

— Лийка. Из кузнецовских мы.

— Ритха, — отозвалась немощь, вцепляясь в пирожок зубами, точно вечность не ела.

— Поль, то есть Апольярд, — заважничал парень, добавляя басом: — Купеческих будем.

И протянул руку за пирожком.

Лийка отломила половинку — хватит с него — и отдала.

— А у матушки моей пироги, — закатил глаза парень, жуя зачерствевшее в дороге угощение.

— Так почему ты здесь, а не у матушки? — насмешливо поинтересовалась Лийка.

— Так матушка и отправила, — смутился пухляк.

— Эй вы! — во двор влетел богато одетый парень, обдал волной презрения, огляделся в поисках кого-то достойного его слов. Не нашел.

— Где тут старший? — поинтересовался.

Поль замер, с интересом оглядывая богача, а вот Ритха, наоборот, съежилась и постаралась стать незаметной.

— Там ищи, — махнула рукой в сторону пристройки Лийка.

— Деревенщина, — бросил раздраженно богач и зашагал, старательно обходя лужи, оставшиеся после недавнего дождя, к пристройке.

— Нахал, — ругнулась Лийка. Встречала она таких… смелых, пока в нос не получат, а после начинают ныть и маму звать.

Из пристройки вышел парень в сопровождении солдата. Стражник кланялся, что-то почтительно объясняя, потом вынес кресло и установил его в тень.

— Ишь стелется, — сплюнула Лийка, отправляя в рот кусочек сала с хлебом. Вторую половину отдала немощи. А то та выглядела так, словно вот-вот душой за грань уйдет.

Ждать пришлось недолго. По двору прокатился густой, берущий за сердце, звон. Солдат подскочил, унесся в центральное здание, и вскоре из просторных ворот уже выходил караван.

Лийка степенно — кузнецы никуда не спешат — вытерла руки о край рубахи. Обмахнула рукавом рот. Встала, готовясь встретить судьбу. Сердце билось так, словно она мелким молотком оббивала заготовку. Ладони вспотели, по спине потек пот. Она ни разу не боялась — даже с моста в реку сигать — а сейчас трусила.

Дерхов было двое. Черный и рыже-желтый. Оба здоровые, нереально красивые. Шелковые шкуры блестели на солнце. Гривы заплетены косичками. Под шкурой перекатываются мощные мышцы. Откормленные зверюги, — с уважением подумала Лийка.

Дерхи прошлись по двору. Оскалили зубы на вставшую у них на пути лощадь и, казалось, не обращали никакого внимания на толпящихся вокруг людей.

— Вот, господин проводник, все как положено, — стражник усиленно гнул спину, — четверо кандидатов. Точнее один, а трое так… И смотреть нечего.