Андрей Боголюбский

Слухи об укреплении Киева достигли Владимира.

– Неладное что-то Ростиславичи затевают!
– заметил Андрей своякам.

Усмехнулся Семён:

– Ты один, княже, только этого не знал. Давно они против тебя совет держат!

Нахмурился князь:

– Ой, не ведал я этого… А кто ж у них советники? Может, слыхал, Семён?

– Как не знать! Знаю… Боярин Григорий Хотович, Степанец и Олекса Святославич…

– Неблагодарные холопы!
– воскликнул Андрей.
– Ведь брат мой, покойный Глеб, их к себе приблизил…

Усмехнулись оба Кучковичи.

– Слух идёт, что и к смерти князя Глеба они причастны.

Андрей всё больше и больше приходил в ярость.

– Чего же вы молчали об этом?

– Не смели тебя тревожить…

– Оно доподлинно, слух есть, да, может, всё неправда!
– отклонился от прямого ответа Иван.

– Нет, чую я, что правда это! Послать разведать надо в Киев… Аль нет… Пошлю я прямо гонца к Ростиславичам, пусть уходят из Киева! Не место там им… Послать ко мне дьяка! Пиши!
– коротко приказал он ему.
– Чтоб выдали мне Ростиславичи Григория Хотовича, Степанца и Олексу… Они-де уморили брата моего Глеба и враги всем нам…

С этим княжим посланием должен был ехать один из дружинников, по выбору самого князя. Выбор пал на Василько…

– Ты грамоту им передашь и тотчас же с ответом мчись обратно!

Обрадованный доверием князя Василько в тот же день отправился в путь и, не жалея коня, скоро прибыл в Киев.

Надменно принял его Роман и отказал наотрез выдать своих бояр, на которых был сделан донос.

Василько вернулся во Владимир ни с чем.

Разгневался князь Андрей ещё больше.

– Теперь уж я вполне уверен, что сгубили брата Глеба эти бояре. Скачи опять, Василько, в Киев и передай князю Роману мой приказ: "Не ходишь ты и братья твои по моей воле, так ступай же ты из Киева, Давид из Вышгорода, а Рюрик из Белгорода! У вас есть Смоленск, им и делитесь!" А по дороге ты заедешь к брату моему, Михайлу, и грамоту ему отдашь! В ней сказ, чтоб шёл он княжить в Киев!..

Роман, испуганный резким посланием Андрея, сейчас; же покинул город, назначенный же суздальским князем Михаил не пошёл туда, а послал Всеволода. Пять недель сидел только последний на киевском столе. Снова начались междоусобицы.

XXXVI

Старый изограф и Марина прибыли в Киев в неудачное время. Вызывавший Мирона князь Глеб неожиданно скончался. Занявшему временно киевский стол дяде покойного, Владимиру Мстиславичу, было не до украшения храмов.

Киев волновался: жители не знали, будет ли утверждён Владимир на столе киевском старшим в роде, князем суздальским.

Изографу поневоле приходилось оставаться без дела. Свободное время позволяло ему помочь Марине в её поисках.

Занявший место Владимира Роман был занят укреплением города, воинственные братья его ревностно помогали ему. Возобновление храмов было временно оставлено.

– А что, дедушка Мирон, поищем родную по монастырям!
– обратилась к своему спутнику Марина.

Все окрестные монастыри посетили они в поисках Елены.

Её нигде не было. Марина заметно приуныла.

– Да что я хотел тебя спросить, Максимушка! Фока-то тебе родней какой приходится?.. Знавал ли ты Елену сам-то?

– Ещё бы нет!
– усмехнулась Марина.
– Хорошо знал…

– Да, може, она в полон попала аль убита в те поры, как Киев брали?!

Но в душу Марины вселилось убеждение, что мать её жива, и она с новым рвением принялась за поиски.

– Ой, уморился я, паренёк, с тобою всё рыскать!
– обращаясь к своему спутнику, проговорил Мирон.
– Иди один ноне!

Отсутствие старика принесло счастье девушке. В одном из небольших монастырей она неожиданно встретила мать. Поражённые встречей, они кинулись в объятия друг друга.

– Наконец-то я тебя отыскала, родная!
– воскликнула Марина.

Елена от волнения не могла говорить, она плакала счастливыми слезами. Когда первое волнение, вызванное встречей, прошло, девушка рассказала про своё житьё во Владимире. В свою очередь Елена передала ей, что с ней случилось после того, как они расстались.

– Тебя связали и посадили в избу, а меня вытолкали! Тщетно я старалась снова увидеть тебя, но меня не допускали. А потом, во время приступа, чтобы скрыться от жестокостей врага, мне пришлось спрятаться в пещере. Там я и пробыла несколько дней до тех пор, пока не удалось пробраться в этот монастырь, где я и живу, исполняя разные работы.

– Ну, уж теперь, матушка, мы больше не расстанемся! Ты поедешь со мной во Владимир и увидишь Фоку!

Елена давно уже стремилась к свиданию с сыном, но боялась совершить такой длинный путь.

Изумился старый Мирон, когда увидел с возвратившеюся Мариной женщину.

– Так это Фоки-то мать?
– спросил он девушку.

– И моя также.

– Да нешто ты его брат?
– ещё больше удивился старик.

Потупив глаза, Марина еле слышно ответила:

– Сестра!..

Поражённый неожиданным открытием, старый изограф не находил слов.

– Вот оно что!.. Да как же это?
– путался он.
– Так ты, стало, не Максим?!

– Марина, дедушка!..

– Ой, шустра же ты, девонька! Подумать только, сколь долго работали вместе, а мне и в голову не приходило! Так вот почему ты старалась матушку Фоки отыскать!..

Девушка молчала.

– А знаешь ты, девонька, кой грех ты совершила? Святые иконы писала, а обман свой не выдала!

– Простит Господь Милосердный!
– уверенно проговорила Марина.

Старик немного ещё поворчал, затем успокоился и стал расспрашивать Елену.

Они решили вернуться во Владимир.

XXXVII

Между тем Роман, недовольный своим удалением из Киева, сошёлся с братьями, и сообща стали обдумывать, как снова захватить киевский стол. Во главе братьев стал теперь Мстислав, чрезвычайно отважный, никогда ничего не боявшийся.

– Да что нам Андрей! Господин, что ли?
– говорил он братьям.
– Он только нами, князьями, и силён, без нас несдобровать ему!

– Ой, брат Мстислав, не говори ты так!
– отвечал Роман.
– Боюсь я на киевский стол опять идти!

– Что ж? Не хочешь идти? Иди ты, брат Рюрик, тогда! А не то я сам сяду!
– отважно сказал Мстислав.

– Я с тобой, брат!
– отозвался Давид.

– Нет, братья, попробуем ещё раз лаской переговорить с Андреем!
– проговорил Роман.
– Авось он и согласится!