Андрогин

«Лучше умереть, не теряя достоинства, – забулькал вулканчик, – чем стать игрушечной жертвой на этом клоунском ритуале!»

– Пей! – услышал он голос Лилии и ощутил, что веревки больше не ограничивают движений ног.

Словно завороженный ледяным взглядом жрицы, Вигилярный не заметил, как нагая спортсменка оказалась перед ним и поднесла к его губам флакон с ароматной жидкостью.

– Пей, это омей, напиток Силы. Тебе понадобится Сила.

– А не легче просто убить?

– Ты прикоснулся к запрещенным вещам, пытался достичь закрытого для профанов и теперь должен пройти испытания. Пройдешь – будешь жить, не пройдешь – умрешь.

– Чего «закрытого»? – услышав слова «будешь жить», Вигилярный словно проснулся.

– Пей!

– Не буду. Оно воняет.

– Тебе надоело жить?

– Меня же стошнит, – сказал он, хотя еще за минуту до этого планировал гордо заявить ведьмам, что готов принять смерть. Протестный вулканчик в голове капитанского сына обиженно фыркнул и заснул.

– Пей! – Лилия провела по его губам теплым краем флакона.

Вигилярный приоткрыл рот и позволил спортсменке влить в себя полглотка омей. На вкус «напиток Силы» напоминал горячий грибной бульон, смешанный с подсолнечным маслом и еще чем-то жгучим. Павел Петрович уже решительнее проглотил жидкость, которая сразу окутала горло приятным теплом. Как только он жадными глотками опорожнил флакон, «сестры» отошли и остановились в двух шагах от него.

– Сними одежду, – приказала Лилия.

– Что?

– Сними с себя всю одежду.

– Я…

– Иначе ее разрежут на тебе, – спортсменка кивнула в сторону жрицы с кинжалом.

Вигилярный выругался и принялся стягивать с себя куртку. За несколько минут он оказался совершенно голым. То ли в августовской ночи потеплело, то ли подействовал жгучий напиток, но холода он не ощутил.

Кто-то прикоснулся к его спине. Он не решился оглянуться (пусть делают что хотят!), а затем ощутил, как чьи-то руки размазывают по его коже теплое масло. Он вспомнил рассказ старшего брата о молодых ведьмах, которых под этой скалой намазывали волчьей кровью. В том рассказе Александра Петровича возникало слово «испытание».

«Это меня будут испытывать, как тех ведьм? Выходит, Саша меня о чем-то предупреждал? Он знал о чем-то? О чем? Может, он вступил в заговор с этими ведьмами?» – промчалась быстрая дикая стая вопросительных мыслей. Он на миг закрыл глаза, решился и спросил Лилию:

– Вы заставите меня голого бежать к озеру?

– Не все сказки лгут, – подтвердила та. – Людям тяжело испытывать людей. Люди могут ошибиться, поддаться чувствам, но духи не ошибаются. Духи озера древние и капризные. Если они позволят тебе выжить, значит, все не зря.

– Что? Что не зря? – он судорожно дернулся, ощутив, как чья-то рука скользнула по его ягодицам и прикоснулась к гениталиям. Эта рука нанесла на его кожу какую-то жирную и теплую мазь.

– Выживешь – узнаешь, – услышал он за спиной. Теперь это был голос Лидии.

«Значит, это она натирает мой зад», – догадался Вигилярный.

– Куда вы Сашу дели? – спросил он.

– Молчи, – отрезала Лилия. – Мы все в воле богов. Все до единого.

– Ты должен молчать, иначе все может пойти неправильно, – поддержала ее Лидия. – Тогда тебе не спастись… Сестра, помоги мне.

Лилия присоединилась к процессу. Вигилярный наконец-то увидел, какое именно вещество втирают в его кожу. Ведьмовская мазь менее всего походила на волчью кровь. Она была полупрозрачной, цвета желтка и едва ощутимо пахла дегтем. Женщины горстями черпали мазь из деревянной миски и размазывали круговыми движениями посолонь – слева направо.

Вдруг Лилия остановилась и словно к чему-то прислушалась.

Ни один новый звук не усложнил ночную тишину. Трещал костер, ночные существа грызли, скреблись и щелкали в сосновом лесу.

А потом где-то далеко, очень-очень далеко, завыл пес.

Теперь «сестры» все до единой оборотились в ту сторону, откуда донесся собачий вой. Их лица ни на йоту не изменили своего отчужденного выражения, но в движениях наметилось свежее напряжение. Державшая кинжал машинально сменила захват оружия, покрепче обхватив рукоятку и положив большой палец в углубление гарды.

Что-то произошло, понял Павел Петрович.

– Начинаем, – приказал мужской голос.

Вигилярный снова попытался рассмотреть невидимого мужчину. И вновь потерпел фиаско. Зато под скалой возобновилось коллективное движение. Четыре женские фигуры окружили притухший костер. В него положили свежие ветки, огонь вспыхнул вдвойне, разбрасывая по сторонам красивые искры.

– На повреждение келет, – произнес мужской голос то ли начальную фразу ритуала, то ли его название. Теперь капитанскому сыну показалось, что голос доносится откуда-то издалека, откуда-то из-за темных скальных масс, окружающих каменную площадку Ведьминого лаза.

– Зажигают они огонь и смотрят на Восток, туда, откуда приходит Свет, – пропел звонкий и юный девичий голос; затем он же продолжил:

Они, восемь дочерей Берлада и Славуни,Они, восемь светлых лучей звезды,Они, восемь смелых сестер Ворона:Первая из них – Ламия Галица с острым умом,Вторая – Ламия Сана с твердыми руками,Третья – Ламия Линна с могущественным голосом,Четвертая – Ламия Ярина с неутомимым лоном,Пятая – Ламия Турица с быстрыми глазами,Шестая – Ламия Эрця с ее красной бодливой коровой,Седьмая – Ламия Хольва с ее волшебным котлом омей иВосьмая – Ламия Навна с благословенным знанием Баа.Выходят они все вместе против демонов келет,Выходят они все вместе против духов страха,Духов небесных болот, духов предрассветных.Выходят они на рассвете и идут они дружно,Идут-шагают, вознося гимн Аведе,И гимн Аше-истине и славень Саошианту.Славень громкий, славень светлый, призывающий утро,Так что демонам келет сил не хватаетИ времени не хватает до восхода Солнца.

Скит на скалах Ополья, в Рогатинском старостве, в ночь на 8 ноября 1752 года

Скупой свет масляной лампадки освещал иконы старинного подольского письма. Келья иеромонаха – крохотная землянка, согретая потрескавшейся печкой, – обрела от этого света вид места особенного, освобожденного от страдных законов мира. Здесь царил дух строгий и взыскующий. Беседа Сковороды с Авксентием по всем правилам должна была превратиться в исповедь Григория. Однако не превратилась. Позднее он и сам не мог себе объяснить, почему не рассказал иеромонаху о Констанце и оргии в Триесте. Как бы там ни было, а все, что касалось масонов, эмблем, амурных бестий и венерических испытаний, Григорий в повествовании о своих европейских скитаниях опустил. В то же время он не утаил практически ничего из шпионских приключений, детально описав и венские дела, и ексодус [129] православных сербов из владений Габсбургов, и сопротивление австрийской императрицы сему народному движению. Не утаил он от старца своего увлечения картами Таро, поведал ему и о фиаско своем на экзорцизме, и о заклятии убийственной молнии, преследующем его с младых ногтей.

129

Ексодус – выход (лат.).

Иеромонах слушал внимательно, не прерывая рассказа. Когда же тот исчерпался, долго молчал, а потом спросил:

– Как давно был под грозой?

– Этим летом, отче, на Спаса.

– Прятался?

– Залез в погреб, молился там. Огница дважды хлестнула землю рядом с моим укрытием. Охотится она на меня, отче. Мое заклятие – зеркало грехов моих неискупимых.

– Не заклятие, Григорий, а бремя судьбы преходящее. Желаешь от него избавиться?

– Знамо, отче.

– Бывает, сын мой, что от подобного бремени не следует избавляться.