Ангел от Кутюр

– Мы часто не догадываемся о совершённых ошибках, порой роковых ошибках. Мы просто делаем что-то или не делаем, тем самым позволяя или не позволяя какому-то важному звену попасть в цепочку важнейших событий нашей жизни.

***

Провожая Настю домой, Жан-Пьер сказал на прощанье.

– Вы были украшением сегодняшнего вечера, – произнёс он и поймал себя на мысли, что слова прозвучали пошло, хотя были правдой.

– Спасибо вам.

Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. Поколебавшись, Настя оглянулась.

– Вы интересный человек, Жан-Пьер.

– Вы очень любезны, Настя.

– Говорю искренне. Или вы думаете, что я хочу польстить? Зачем? Мне было хорошо с вами.

– До свиданья, – он поцеловал её руку и вернулся в машину.

«Мне было хорошо с вами», – повторил де Бельмонт, пытаясь воспроизвести её интонацию. Странным образом слова этой девочки, годившейся ему в дочери, пробудили в нём гордость и бурную радость. Жан-Пьер улыбнулся.

– Забавно, – пробормотал он и надавил на педаль.

Неожиданно для себя он взял телефон и набрал номер Насти.

– Слушаю.

– Настя, приглашаю вас завтра в оперу. Пойдёте?

Она почему-то хихикнула и согласилась.

– Я заеду за вами, – сказал он.

Едва он закончил говорить, раздался звонок. По высветившемуся номеру он определил, что звонила Ирэн, его бывшая супруга.

– Алло?

– Это ты, Жан-Пьер?

– Нет, не я.

– Перестань шутить, дорогой. – Когда она говорила «дорогой», это означало, что у неё плохое настроение. Впрочем, никогда нельзя было знать наверняка, насколько оно плохое. – Я по делу. Ты где?

– Какая тебе разница?

– Прости. Сорвалось с языка. Дурацкая привычка.

– Должно быть, ты замучила Антуана этим вопросом.

Их сыну Антуану исполнилось уже двадцать два года, он жил отдельно, и Жан-Пьер понимал, как утомили молодого человека материнские попытки проявлять опеку над ним.

– Не могу привыкнуть, что его нет рядом, – пожаловалась Ирэн. – Я так скучаю без моего мальчика.

– Ирэн, он уже взрослый. И ты не девочка.

– Не напоминай мне про возраст, Жан-Пьер!

– Зачем ты звонишь?

В трубке раздалось всхлипывание.

– Что с тобой? – недовольно спросил Жан-Пьер.

– Я не хочу умирать…

– Что за настроение? Почему ты должна умирать? Откуда такие мысли?

– Я не могу… Не хочу… О, Жан-Пьер, приезжай, пожалуйста… У меня…

Она заплакала и отсоединилась, так и не объяснив ничего.

Они развелись более десяти лет назад. Он не любил вспоминать о том дне, когда принял решение уйти от жены. Их считали такой красивой парой, но однажды Жан-Пьер ясно понял, что охладел к жене. Она словно перестала существовать. Было красивое тело, было выразительное лицо, был приятный голос, были обязанности, но исчез человек, с которым хотелось идти дальше по жизни. Жан-Пьер собирался объясниться целый год и в конце концов завёл речь о разводе. Разговор получился длинный, почти на целый день. Ирэн плакала, ругалась, угрожала самоубийством, но к вечеру иссякла и согласилась, что развод будет лучшим решением.

– Ты не обманываешь меня? – спросила она перед сном. – Ты и вправду просто остыл ко мне? У тебя не появилась другая?

Он с чистой совестью повторил, что причина не в этом.

Ирэн окончательно успокоилась. В ту ночь они занимались любовью, будто прощаясь друг с другом, страстно целуясь, ласкаясь. А утром Ирэн щебетала как ни в чём не бывало. Жан-Пьер съехал с квартиры в тот же день.

Поначалу жена звонила ему ежедневно, пытаясь быть в курсе всех деталей его жизни, потом успокоилась. Они остались добрыми знакомыми, но ничего близкого меж ними не было. Периодически он слышал о её романах, и не удивлялся им. Ирэн всегда выглядела чудесно, мужчины обращали на неё внимание, даже юнцы заглядывались – так элегантно и маняще она смотрелась. Обычно она сама спешила поставить его в известность о своих победах на любовном фронте, без подробностей, без хвастовства, как бы случайно упомянув о новом любовнике. Жан-Пьер никогда не понимал, хотела ли она похвалиться тем, что по-прежнему пользуется мужским вниманием, или же пыталась пробудить ревность в бывшем муже. Ему казалось, что он искренне рад за неё. Лишь иногда на Ирэн нападала хандра, она начинала кукситься, вспоминать былое, тосковать, призывала Жан-Пьера к себе, сетовала, что они так далеки, иногда жаловалась на здоровье, но трубку никогда не бросала.

Он остановил машину и повертел в руках телефон, не понимая, следует ли перезвонить обратно. Истерика? Это проходит… Но Ирэн произнесла: «Я не хочу умирать… У меня…» Может, врачи обнаружили что-то? Опухоль? Язву? Болезнь сердца? Она всегда преувеличивала опасность, всегда накачивала себя всевозможными страхами, в действительности даже не представляя до конца, что такое болезнь, так как никогда ничем не болела. Она просто боялась, что однажды уйдёт её шарм, исчезнет свежесть, мягкость кожи сменится шершавой вялостью, на смену вниманию придёт безразличие.

Жан-Пьер бросил телефон и включил радио. Он надавил на педаль, и «мерседес» плавно покатился вниз по улице. Ночные огни проплывали мимо под звуки джаза – самые подходящие для накатившего настроения.

Приехав домой, он успел выбросить из головы звонок Ирэн. Первым делом он включил компьютер, проверил через Интернет репертуар Гран-Опера и забронировал два билета на «Кармен». Главную партию пела Люси Бретон, с которой у него был мимолётный роман два года назад. После Люси он не мог слушать «Кармен» в другом исполнении. Её уникальный голос завораживал даже самого никчёмного и несведущего в опере слушателя.

– Нужно послать ей букет, – подумал он, невольно окунувшись в волну воспоминаний.

***

– Я не понимаю оперу, – призналась Настя, когда они вышли из театра.

– А вам понравился голос Люси Бретон? Понравился? Не мог не понравиться.

– Да, но… Опера это не только голос. Или я ошибаюсь?

– Не только.

– Декорации, само действие. Я же знаю историю Кармен, читала Мериме.

– Не сомневаюсь, что читали.

– Вообще-то я не очень много читаю. Работа отвлекает.

– Вернёмся к опере, – предложил Жан-Пьер. – Что вам показалось не так? Что мешало слушать?

– Эти пыльные задники, эти пафосные позы, – ответила Настя, подумав. – Я не в состоянии… не могу абстрагироваться от них.

– В оперу ходят ради музыки.

– Если ради неё, – напористо заговорила девушка, – то зачем мне всё остальное? Пусть они только поют, не нужно играть, не нужно изображать ничего.

– Интересная позиция, – искренне удивился Жан-Пьер.

– В жизни люди не разговаривают песнями. Это смотрится неестественно.

– Настя, вы раньше слушали оперу?

– Нет, то есть когда-то, очень давно. В детстве мама водила меня в театр на какие-то спектакли, там тоже пели, но я не помню, опера ли это. Вы считаете меня от этого ущербной?

– Упаси Бог! Вы очаровательны.

– Я не о внешности спрашиваю. Вы думаете, что я плохо развита? В смысле культуры, да?