Ангел сердца

Несколько секунд братья стояли, впившись друг в друга взглядами. Это было похоже на некую схватку, противоборство. Каждый пытался убедить другого в том, что ему можно доверять. А между тем, доверия между ними не было и в помине.

Дима и сам не знал, когда между ними произошел разлад. В детстве они не были особенно дружны несмотря на небольшую разницу в возрасте. Когда Мише было двенадцать, а Диме восемь, умер их отец. Мать, чтобы обеспечить себя и двоих подрастающих сыновей, вкалывала на двух работах, уходя из дома в начале восьмого и оставляя на плите горячий завтрак, и возвращаясь после одиннадцати, чтобы тотчас улечься спать и ненадолго забыться сном. Парни были предоставлены сами себе, а это, тем более в таком сомнительном возрасте, когда вопросов в разы больше, чем ответов, весьма неосторожно. В семнадцать лет Миша погрузился в новый круг общения – связался с этими людьми, одержимыми идеей справедливого общества. Сначала закрывался от брата в своей комнате и читал какие-то книжки, приводил друзей и подолгу общался с ними, потом стал привлекать и Диму – в качестве слушателя. Ему нравилось быть «наставником», нравилось видеть, что Диме интересна эта тема.

А Диме и правда было интересно. Наконец-то его приняли во взрослую компанию. Наконец-то его посвящают в свои планы. Сперва он пытался их постичь, и когда до него начала доходить суть уже вполне сформировавшейся у стебачей (как именовали себя эти люди) идеи, он в неё не поверил, хотя по-прежнему слушал и даже с интересом представлял, как это могло бы быть. И даже когда, спустя три года, планы приобрели масштабный характер, а стебачи заручились поддержкой извне, о которой Дима только догадывался, невозможность осуществления этой затеи по-прежнему не отпускала его. Он не говорил об этом брату, чтобы не огорчать его, лишь пару раз упоминал о том, что это, кажется, не совсем законно и Мише может грозить тюрьма. Тот лишь смеялся, повторяя: «Посмотрим, посмотрим!» И вот настал этот день… День, когда всё перевернулось.

Дима до сих пор не мог понять, откуда такая мощь взялась у кучки ненормальных людей, что они смогли противостоять огромному обществу, целому городу, всему государству?!

– Что ты предлагаешь? – медленно, взвешивая каждое слово, произнес Миша, возвращая Диму в жестокую реальность.

– Я хочу стать стебачом.

– Ты знаешь процедуру. К тому же тот, кто предал однажды, уже не может им стать – тебе это хорошо известно.

– Но разве то, что я здесь и принес гораздо большую информацию, чем вы смогли добыть за всё время не может позволить хоть раз отказаться от формальностей?

– То, что ты здесь, говорит лишь об одном – тебя бы здесь не было, если бы приняли там, – он качнул головой в сторону леса и снова перевел взгляд на Диму.

– Но ведь мы оба понимаем, что информация вам нужна. Всем нужно точно знать, чего ожидать и как правильно распределить силы перед боем, чтобы одержать победу.

Миша помедлил, допуская непоправимую ошибку. И тут вмешался другой стебач:

– Думаю, его нужно показать Бригадиру. Вдруг то, что он знает, и правда может нам помочь?

Миша ничего не ответил, и по его лицу Дима не мог прочесть, пришлась ли ему эта идея по душе. Как бы он не стремился к власти, в отряде стебачей ещё оставались люди, обладавшие большим самодержавием.

Дима вполне предполагал, что его убьют тотчас, как только узнают, что он – предатель. Но Бригадир, которым оказался вполне ещё молодой, тридцати с небольшим лет мужчина, поджарый и высокий, выслушал его, не перебивая, задал несколько вопросов, после чего спокойным и будничным тоном, словно дело касалось чего-то абсолютно малозначительного, вынес вердикт:

– Хорошо. Твою просьбу мы выполним, и ты будешь зачислен в стебачи без каких-либо испытаний. Но ты должен знать, что посвященный в стебачи уже не может совершить предательство. Иначе…

– Я знаю, – покорно склонив голову, произнес Дима.

Я представить не могла Диму, покорно склоняющего голову, но по его словам всё так и было.

Именно в этом была их ошибка – убеждал меня Дима. Они слишком легко доверяли, потому что действительно нуждались в информации. Они каждый раз били наугад, и пока у них получалось, но им самим было очевидно, что так не будет всегда.

Диме оказали медицинскую помощь, после чего всю ночь с Бригадиром, Мишей и парой приближенных к власти стебачей они просидели в кабинете, готовясь к завтрашней атаке. Дима, как и было договорено, плавно подвел их к тому, чтобы сосредоточить атаку в местах, где готовы были поджидать в засаде вооруженные войска.

Кажется, только Миша смотрел на него с подозрением и никак не мог расслабиться. Пару раз он просил Бригадира подумать и не верить так слепо словам того, кого он фактически видит впервые. Но Бригадир оставался непоколебим. У Димы даже мелькнула мысль, что это ловушка. Они делают вид, что верят, а завтра наперекор всему пойдут другими путями и, разведав, что их обдурили, свернут ему шею. Впрочем, это волновало его меньше всего. Главное было – не подставить людей, которые доверили ему эту миссию и свои жизни.

Как ни пытался Дима понять хоть что-то из слов стебачей, что могло бы немного разрешить загадку о том, как им удалось так легко сбить с толку власть и разрушить целый город, но в этом плане они сохраняли осторожность и ни словом не обмолвились о чем-то подобном.

Выполнив свою миссию, Диме оставалось лишь одно – суметь выбраться живым и по возможности невредимым завтра, когда стебачи поймут, что их план провалился, и Дима их просто подставил. А ещё – спасти брата.

Что происходило в его голове в тот момент, я могла лишь догадываться, потому что Дима всегда, сколько я его знала, был очень скрытным и слишком глубоко в свой внутренний мир никого не пускал.

Когда его рассказ дошел до решающего утра, он замолчал. Несколько секунд я просто ждала, незаметно поглядывая на него из-под ресниц и пытаясь представить, о чем же он думает. Но Дима всё сидел, опустив голову, словно задумавшись о чем-то, и я не выдержала.

– Почему ты молчишь?

– Не знаю, как продолжить…

– Расскажи, что было дальше.

Он снова не ответил, и я заволновалась.

– Там что-то случилось? Они узнали о том, что это подстава?

– Нет. В тактическом плане всё прошло как нельзя лучше. Я даже, если честно, не понимаю, как можно совершать такие удары по обществу, имея так мало знаний и не включая в нужный момент логику и интуицию. Скорее всего, до этого им просто везло. Сыграл на руку эффект неожиданности. Я позже понял: их идея провалилась потому, что стебачи смотрели лишь по верхам. Они не знали толком, как воплотить свою безумную идею в жизнь, но хотели этого немедленно и видели лишь свою цель. У них не было конкретного плана, они не знали состояние и положение своих противников. И, конечно, было бы безрассудно белке выступать против медведя, надеясь убить его своими шишками. Это сначала – ликование от того, что ты вроде бы сильнее, но это не победа, это лишь несколько мгновений, пока сильный соперник приходит в себя от неожиданности. Но эти мгновения затмевают для тебя всё, кажется, что ты уже победитель. Важно не подкупиться этим моментом, не потерять здравый смысл и не расплескать энергию. У них этого не вышло. Да и не могло быть иначе, чем вышло в финале, потому что, в конце-то концов, кто они – стебачи? Неужели они думали, что смогут спокойно оттяпать город у огромной страны и жить там по своим законам? Это же бред! Причем там были и взрослые люди, гораздо старше меня, которые также слепо и безрассудно верили в эту идею, как и мой брат.

– Почему мне кажется, что ты что-то скрываешь? – осторожно поинтересовалась я.

Мне не хотелось ранить его ещё больнее, потому что я знала, что этот тяжелый опыт, который мы получили в последние трудные месяцы, останется с нами навсегда и будет тяжелым камнем на сердце. Его не забыть, не выбросить из воспоминаний, не стереть… С этим нужно просто смириться.

– Мой брат… – наконец произнес Дима, глядя прямо перед собой, – Он сказал, что нам с тобой удалось сбежать лишь потому, что они этого захотели. Что если бы у них была другая цель, живыми мы бы не выбрались. И у меня нет оснований ему не верить.

Мне казалось, что в эту минуту Дима со мной лишь физически. Его поза и взгляд, устремленный вперед и не видящий перед собой ничего, ясно говорили о том, что он вновь переживает тот день.

– Что с ним случилось? – затаив дыхание от нехорошего предчувствия, произнесла я.

– Он один мне не верил и потому в день боя неотступно следовал за мной. Мне это было только на руку. Я должен был его спасти, чего бы мне это ни стоило.

Он судорожно сглотнул и на пару секунд снова замолчал. Я чувствовала, как судорожно бьется мое сердце. Мне казалось, я ощущала то же, что и Дима.