Ангел сердца

– Моя девушка – ты, – произнес он, не медля ни секунды.

Мне хотелось спросить, неужели ему всё равно, и он даже не хочет узнать, где она и что с ней, но промолчала, пообещав самой себе больше никогда не поднимать эту тему. Дима сделал свой выбор, и я не могу сказать, что такой расклад мне неприятен.

Мы расстались, когда стрелки на моих часах перебрались за девять вечера. Мне казалось, что расставание будет длиться целую вечность, и я, как могла, оттягивала этот миг, цепляясь за ответы, придумывая новые и новые вопросы и крепко держась за Димину руку, словно найдя в этом желанную опору.

Дима нежно поцеловал меня на прощание, и я почти физически почувствовала, как все невзгоды и трудности, сдавливающие мою грудь и мешающие спокойно жить, падают вниз и разбиваются на осколки. Ничто уже не казалось мне таким серым и неприглядным – ни переезд на неопределенное, но, вероятно, длительное время в новый город, ни полная смена окружения. Если в душе весна и гармония, то всё вокруг становится совсем другого цвета.

Ночью погода сменилась. Я слышала, как дождь стучал в окно, словно пальцы музыканта по клавишам фортепиано, и мне было так уютно. Завтра, – да нет, уже сегодня, – рано вставать и идти в школу, но разве можно уснуть, когда в голове творится такое?! Целый поток мыслей и образов!

Я вспоминала всё, что сказал мне Дима, выстраивая в единый рассказ и стараясь представить это в картинках. Я понятия не имела, как можно пережить то, что пережил он, и не лишиться ума.

На следующий день после того, как всех оставшихся вывезли из убежища, Диму подбросили к месту расположения стебачей так близко, насколько было возможно, чтобы не быть при этом замеченными. Дима уже знал расположение этого лагеря, потому что мы тут бывали, поэтому почти без труда смог найти его снова. Он затаился, устроившись так, чтобы можно было видеть тех, кто входит и выходит из лагеря, но при этом не попасться им на глаза. Заявиться просто так он не мог, его бы сразу убили. Ему необходимо было попасть на брата. Только тот мог помочь ему в реализации намеченного плана.

Он приготовился долго ждать. Расположившись под старой елью, Дима прислонился спиной к широкому стволу и внимательно вслушивался в каждый шорох. Главное было – не упустить момент. Мороз крепчал, и к вечеру температура стала довольно прохладной, так что, хоть Дима в своем рассказе ни словом не обмолвился о том, как несладко ему пришлось, я вполне могла догадаться об этом сама. Помимо холода были и иные трудности. Запасов еды было немного, с расчётом, что при неблагоприятном стечении обстоятельств, но тщательной экономии продержаться на этом было бы можно несколько дней. Но есть совсем не хотелось, а вот не до конца зажившая рана сильно мешала. К вечеру, без воздействия обезболивающих, а может быть, от неудобной позы, она стала ныть ещё сильнее. Но никаких таблеток у него с собой не было, поэтому приходилось терпеть, сжав зубы и моля судьбу о помощи. Судьба благосклонно вняла этим просьбам, потому что через какое-то время, когда над пролеском сгустились сумерки, неподалеку снова послышались голоса. К тому времени Дима задремал, но сон его был чуток, поэтому он тотчас проснулся и начал прислушиваться. Лиц не было видно, как не вглядывайся в темноту, но по одному из говоривших голосов он смог различить брата и тотчас, не теряя ни минуты, начал действовать. Ему даже не пришлось притворяться. Бок нестерпимо жгло, и он едва ковылял, согнувшись пополам и припадая на одну ногу.

Стебачи услышали шум и затихли. Только щелкнули взведенные курки.

– Не стреляйте… Пожалуйста… – произнес Дима, и тотчас на лицо упал направленный на него яркий луч фонаря.

Он тут же заметил своего брата. На короткое мгновение их глаза встретились. Дима знал, что этот момент – решающий, и только от брата зависит, что будет дальше. Не только с жизнью Димы, но, возможно, с дальнейшей жизнью города в целом.

– Пожалуйста, не стреляйте, – тихо, но уверенно повторил он, с трудом выпрямляясь в полный рост и убирая руку от раненого бока, – В меня уже стреляли.

Луч фонаря метнулся по его телу, изучая место ранения. Дима стоял, не шелохнувшись, ожидая, что будет дальше. Он знал, что этот факт должен стать решающим. Иначе…

– Кто тебя так? – спросил один из стебачей с брезгливостью в голосе.

– Люди, – с горькой усмешкой произнес Дима. – Когда я пришел в убежище, надеясь найти там помощь…

Он взглянул на брата, ожидая какой-либо реакции. Он не знал до конца, как ему действовать. Признаться, что они братья, и что сам Дима – беглый стебач, предатель? Или промолчать, сделав вид, что они не знакомы? Тогда придется срочно придумывать, почему свои же накинулись на Диму с оружием, вместо того, чтобы оказать помощь. Об этом он как-то не подумал.

– Ты что, сказал им, что ты стебач? – внезапно разрезал тишину голос Миши, и Дима облегченно вздохнул, принимая предложенные правила.

Брат усмехался, всем своим видом демонстрируя: «Я так и знал, а ты мне не верил».

– Сказал. Должен же я был как-то объяснить, почему оказался в убежище так поздно?

Другой стебач, один из трех, стоявших тут помимо Миши, тотчас накинулся на Диму, замахиваясь выхваченным из-за пояса ножом:

– Что ещё ты им рассказал?

Миша одним движением руки отстранил его и подошел к Диме так близко, что расстояние между ними стало угрожающе опасным. Дима не боялся брата, но искры, мелькавшие между ними всегда, и особенно – теперь, оставляли не самые приятные ощущения.

– Отвечай, – потребовал он. – Что ты успел им выболтать?

– Ничего, – твердо, не теряя силы духа и стараясь не морщиться от боли, а стоять ровно и дышать глубоко, произнес Дима. – Как только я сказал, что мой брат – стебач, они и слушать меня не захотели. Выстрелили. Я еле спасся. Сбежал. Сам не знаю, как мне это удалось.

– Брат? – выдохнул кто-то.

Дима не мог видеть, кто. Миша не дал ему ответить, задавая новый вопрос:

– А девчонка?

– Её убили.

От этих слов, когда я услышала их от Димы, у меня побежали по коже мурашки. Дима, поймав мой испуганный взгляд, поспешил заверить, что так было необходимо для того, чтобы успокоить их и пресечь дальнейшие поиски ненужного свидетеля, источник информации, то есть меня. Умом я это понимала, но всё равно было не по себе. Даже сейчас, когда я была дома, лежала в своей кровати, уютно укутавшись в теплое одеяло и знала, что Дима в безопасности, и мне самой ничего не грозит – было жутковато.

Не знаю, почему Диме поверили. Возможно, причина в том, что он всегда умел убеждать и имел такое выражение лица, которое можно охарактеризовать одним веским словом – непоколебимое. А может быть, стебачи только сделали вид, что поверили, и для начала решили заняться им самим.

– Он твой брат? – продолжал настаивать один из стебачей.

Миша обернулся к нему и процедил сквозь зубы:

– Тебя не касается.

Затем его взгляд снова устремился к Диме.

– Ну и дурак же ты! И это человек, которому я хотел доверить миссию возрождения справедливого общества!

– Не такой уж и дурак, – почти не размыкая губ, произнес Дима. – Я сумел добыть у них кое-какую информацию. Они-то думали, что хорошенько ранили меня, и к утру я замерзну где-нибудь в лесу, но ошиблись. Я вернулся и узнал информацию, которая может теперь нам помочь.

На миг во взгляде Миши проскочило выражение крайнего удивления. Он быстро взял себя в руки, но Дима успел это заметить. Он хорошо знал своего брата, а потому понял, что задуманный спектакль идет по плану.

– Нам? – губы старшего брата исказила усмешка.

– Нам. Я понял, кто я есть на самом деле и кому хочу принадлежать. Я понял, что ты был прав.

– Много же времени тебе потребовалось, чтобы осознать это, – отворачиваясь и пряча победную улыбку, произнес Михаил.

Дима молчал.

Один из молодых стебачей, находившихся рядом с ним, не выдержал и спросил первым:

– А что за информация?

– Я не могу вам сказать. Потому что боюсь, что после того, как стану ненужным, меня убьют.

– Что за чушь? – Миша быстро повернулся обратно.