Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher

For several days ensuing, her name was unmentioned by either Usher or myself: and during this period I was busied in earnest endeavours to alleviate the melancholy of my friend. We painted and read together; or I listened, as if in a dream, to the wild improvisations of his speaking guitar.

And thus, as a closer and still intimacy admitted me more unreservedly into the recesses of his spirit (и так, в то время как теснейшая и тихая дружба допускала меня более неограниченно в тайники его души; close – близкий; closer – более близкий), the more bitterly did I perceive the futility of all attempt at cheering a mind (тем более горько = с большей горечью я осознавал тщетность всякой попытки развеселить такой ум) from which darkness, as if an inherent positive quality, poured forth upon all objects of the moral and physical universe (из которого тьма, будто неотъемлемое положительное = реальное качество, изливалась на все предметы нравственной и физической вселенной), in one unceasing radiation of gloom (одним непрекращающимся излучением уныния).

And thus, as a closer and still intimacy admitted me more unreservedly into the recesses of his spirit, the more bitterly did I perceive the futility of all attempt at cheering a mind from which darkness, as if an inherent positive quality, poured forth upon all objects of the moral and physical universe, in one unceasing radiation of gloom.

I shall ever bear about me a memory of the many solemn hours (я всегда буду носить с собой память о многих мрачных часах) I thus spent alone with the master of the House of Usher (/которые/ я провел наедине с хозяином Дома Ашеров; to spend – тратить /деньги/; проводить /время/). Yet I should fail in any attempt to convey an idea of the exact character of the studies, or of the occupations (однако я бы потерпел неудачу при любой попытке передать представление о точном характере упражнений или занятий; to fail – не смочь, потерпеть неудачу, провалиться), in which he involved me, or led me the way (в которые он вовлекал меня или вел меня за собой; to lead the way – вести за собой, показывать дорогу, подавать пример: «вести путь»). An excited and highly distempered ideality threw a sulphureous lustre over all (возбужденное и крайне раздраженное воображение отбрасывало серный = дьявольский блеск на все; highly – весьма, крайне от high – высокий; to throw – бросать). His long improvised dirges will ring forever in my ears (его долгие импровизированные мелодии будут всегда звенеть в моих ушах; dirge – погребальная песнь; заунывная мелодия). Among other things, I hold painfully in mind (среди прочих вещей я мучительно держу в уме = помню) a certain singular perversion and amplification of the wild air of the last waltz of Von Weber (некую необыкновенную вариацию: «извращение» и развитие неистовой мелодии последнего вальса фон Вебера).

I shall ever bear about me a memory of the many solemn hours I thus spent alone with the master of the House of Usher. Yet I should fail in any attempt to convey an idea of the exact character of the studies, or of the occupations, in which he involved me, or led me the way. An excited and highly distempered ideality threw a sulphureous lustre over all. His long improvised dirges will ring forever in my ears. Among other things, I hold painfully in mind a certain singular perversion and amplification of the wild air of the last waltz of Von Weber.

From the paintings over which his elaborate fancy brooded (из картин, над которыми его замысловатое воображение размышляло = работало), and which grew, touch by touch, into vaguenesses (и которые росли = уходили, мазок за мазком, в расплывчатость; to grow – расти, становиться; vague – неопределенный, расплывчатый) at which I shuddered the more thrillingly, because I shuddered knowing not why (от которой я вздрагивал тем более трепетно, потому что я вздрагивал, не зная, почему); – from these paintings (vivid as their images now are before me) I would in vain endeavour to educe more than a small portion (из этих картин – как ни живы их образы теперь передо мной – я бы напрасно старался выделить больше, чем маленькую часть; to educe – выводить; /хим./ выделять) which should lie within the compass of merely written words (которая бы лежала в пределах досягаемости всего лишь написанных слов = которую можно было бы описать словами).

From the paintings over which his elaborate fancy brooded, and which grew, touch by touch, into vaguenesses at which I shuddered the more thrillingly, because I shuddered knowing not why; – from these paintings (vivid as their images now are before me) I would in vain endeavour to educe more than a small portion which should lie within the compass of merely written words.

By the utter simplicity, by the nakedness of his designs, he arrested and overawed attention (абсолютной простотой, обнаженностью своих рисунков он приковывал и устрашал внимание). If ever mortal painted an idea, that mortal was Roderick Usher (если когда-либо смертный изображал идею, этим смертным был Родерик Ашер). For me at least – in the circumstances then surrounding me (для меня, по крайней мере – в обстоятельствах, тогда окружавших меня) – there arose out of the pure abstractions which the hypochondriac contrived to throw upon his canvas, an intensity of intolerable awe (из чистых абстракций, которые ипохондрик сумел нанести на свой холст, возникала энергия, /внушавшая/ невыносимый благоговейный ужас; to arise – возникать, проистекать, создаваться), no shadow of which felt I ever yet in the contemplation of the certainly glowing yet too concrete reveries of Fuseli (ни тени которого я еще не испытывал при созерцании, конечно, ярких, но слишком конкретных грез Фюзели; to feel – чувствовать, испытывать).

By the utter simplicity, by the nakedness of his designs, he arrested and overawed attention. If ever mortal painted an idea, that mortal was Roderick Usher. For me at least – in the circumstances then surrounding me – there arose out of the pure abstractions which the hypochondriac contrived to throw upon his canvas, an intensity of intolerable awe, no shadow of which felt I ever yet in the contemplation of the certainly glowing yet too concrete reveries of Fuseli.

One of the phantasmagoric conceptions of my friend (один из фантасмагоричных замыслов моего друга), partaking not so rigidly of the spirit of abstraction (придерживающийся не столь строго духа абстракции; to partake of – отведать; иметь примесь чего-либо, отдавать /чем-либо/), may be shadowed forth, although feebly, in words (может быть изложен, хоть и приблизительно, словами; to shadow – затенять; туманно излагать от shadow – тень; forth – вперед). A small picture presented the interior of an immensely long and rectangular vault or tunnel (маленькая картина представляла внутренность огромно = очень длинного и прямоугольного подвала или туннеля), with low walls, smooth, white, and without interruption or device (с низкими стенами = сводами, гладкий, белый и без разрыва или узора; device – прибор; архитектурный термин: узор).

One of the phantasmagoric conceptions of my friend, partaking not so rigidly of the spirit of abstraction, may be shadowed forth, although feebly, in words. A small picture presented the interior of an immensely long and rectangular vault or tunnel, with low walls, smooth, white, and without interruption or device.

Certain accessory points of the design served well to convey the idea (некоторые второстепенные моменты: «точки» рисунка указывали на то, что: «служили хорошо, чтобы передать мысль») that this excavation lay at an exceeding depth below the surface of the earth (что это подземелье лежало на чрезвычайной глубине под поверхностью земли; excavation – копание, рытье; яма, котлован). No outlet was observed in any portion of its vast extent (никакого выхода не наблюдалось в какой-либо части его огромной протяженности; to observe – наблюдать), and no torch, or other artificial source of light was discernible (и никакой факел или же другой искусственный источник света не был различим); yet a flood of intense rays rolled throughout (но все же потоп сильных лучей прокатывался по всему /помещению/), and bathed the whole in a ghastly and inappropriate splendour (и омывал целое = все жутковатым и неуместным великолепием).

Certain accessory points of the design served well to convey the idea that this excavation lay at an exceeding depth below the surface of the earth. No outlet was observed in any portion of its vast extent, and no torch, or other artificial source of light was discernible; yet a flood of intense rays rolled throughout, and bathed the whole in a ghastly and inappropriate splendour.

I have just spoken of that morbid condition of the auditory nerve (я только что говорил о том болезненном состоянии слухового нерва) which rendered all music intolerable to the sufferer (которое делало всю музыку непереносимой для страдальца), with the exception of certain effects of stringed instruments (за исключением некоторых эффектов = звуков струнных инструментов). It was, perhaps, the narrow limits to which he thus confined himself upon the guitar (возможно, именно те узкие границы, в которые он себя заключал, /играя/ на гитаре; it was… that – это было… что = именно), which gave birth, in great measure, to the fantastic character of his performances (давали рождение, в большой мере, фантастическому характеру его игры; performance – исполнение).

I have just spoken of that morbid condition of the auditory nerve which rendered all music intolerable to the sufferer, with the exception of certain effects of stringed instruments. It was, perhaps, the narrow limits to which he thus confined himself upon the guitar, which gave birth, in great measure, to the fantastic character of his performances.

But the fervid facility of his impromptus could not be so accounted for (но пламенная легкость его экспромтов не могла быть так объяснена; to account for – объяснять). They must have been, and were (они должны были быть и были), in the notes, as well as in the words of his wild fantasias (в нотах, как и в словах его безудержных фантазий) (for he not unfrequently accompanied himself with rhymed verbal improvisations) (ибо он нередко: «не нечасто» аккомпанировал себе рифмованными словесными импровизациями), the result of that intense mental collectedness and concentration (результатом той интенсивной умственной собранности и концентрации) to which I have previously alluded as observable only in particular moments of the highest artificial excitement (о которых я ранее вскользь упоминал как о наблюдаемых только в некоторые моменты высочайшего искусственного = экзальтированного возбуждения).

But the fervid facility of his impromptus could not be so accounted for. They must have been, and were, in the notes, as well as in the words of his wild fantasias (for he not unfrequently accompanied himself with rhymed verbal improvisations), the result of that intense mental collectedness and concentration to which I have previously alluded as observable only in particular moments of the highest artificial excitement.