Аничков дворец. Резиденция наследников престола. Вторая половина XVIII – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора

В 1824 г. в Аничковом дворце состоялись два бала: первый – 3 февраля, при этом ему предшествовал детский бал-маскарад. Для детского бала были приглашены «хорошенькие маленькие девочки из театра», которые с другими детьми репетировали действо «торжественного детского балета гротеск» «в галерее». 3 февраля в семье отмечали тезоименитство великой княгини Анны Павловны, и к детскому балу Николай «одел Сашу майором Кугельсинвицем… Мэри в наряде Психеи, выход, отослал всех в белую комнату, Матушка иду ее встречать, ведет Елену, поднялись, показал ей детей, Саша переоделся черкесом, Матушка, уходит, Михаил, детский бал-маскарад, в галерее для них лотерея, фарс детей из театра, ужинали в большом зале». В перерыве между детским и взрослым балом, «в комнате Саши» на первом этаже Аничкова дворца «Матушка объявляет Михаилу и Елене об их свадьбе, безразличие». Когда дети ушли, начался «бал в том же зале… ужин в том же зале, бал возобновился с часу до трех».

Второй бал состоялся 15 февраля 1824 г.: «в белой комнате, говорил со всеми, потом бал в последнем зале, иду встречать Елену и Михаила, вальсировал с Марией и Софьей Лобановой, Константин, ужинали, в галерее и желтой комнате, начали в 8 1/2, закончили в три с половиной, Константин уехал раньше, Михаил с женой после ужина, Константин очень весел, вернулся, у себя, Моден, уходит, чай, лег в 4 часа». На этом балу не было Александра I, находившегося в очередной поездке, и императриц Елизаветы Алексеевны, постоянно недомогавшей, и Марии Федоровны. Зато были жених и невеста – великий князь Михаил Павлович и Елена Павловна. Кроме этого, бал своим посещением почтил редко бывавший в Петербурге Константин Павлович.

Все последующие балы в Аничковом дворце происходили после коронации Николая I в 1826 г. Именно с этого времени эти балы стали приобретать особый статус, о котором упоминалось ранее. Об этом особом статусе писали многие из современников.

Барон М.А. Корф, не единожды бывавший в рабочем кабинете Николая I в Зимнем дворце с докладами, ни разу не приглашался на бал в Аничковом дворце, но много о них слышал. 16 января 1839 г. он записал, что «…первое место занимают здесь так называемые Аничковские балы, т. е. балы в собственном (Аничковском) дворце Государя, бывающие не в праздничные или торжественные дни, а просто так, когда вздумается повеселиться, раз шесть или более в зиму. Тут приглашения делаются не по званиям и не по степеням государственной службы, а по особенному разбору: зовется именно только большой свет, но и тот не весь; c,est une espece de soeiete [194] и есть не один министр, который разве что только раз в зиму побывает на Аничковском бале. Кроме нескольких высших придворных чинов тут все почти одни военные мундиры. Штатские бывают все во фраках, и вообще на таком вечере не более пены, чем в каком-нибудь частном доме. Для петербургского faschionable [195] высшая радость и слава – d’appartenir a la soeiete d’Anitchoff [196] . Я никогда еще не был удостоин приглашения на Аничковский бал». Фрейлина императрицы Александры Федоровны Смирнова-Россет с ироний вспоминала: «Аничковы (собрания) – это рай на земле; есть много званых в Царство Божие, а в царстве царевом в Аничковом – лишь сто избранных персон».

194

От фр. – род закрытого общества.

195

От фр. – модник.

196

От фр. – быть причастным к Аничковскому обществу

Надо сказать, что 1830-е гг. – самые счастливые семейные годы для Николая I и Александры Федоровны. Именно в это время балы в Аничковом дворце приобретают некий законченный блеск. Об этих балах сохранилось довольно много упоминаний. Например, супруга австрийского посланника Долли Филькельмон 21 декабря 1831 г. записала в дневнике: «Уже танцевали в Аничковом у императрицы, а в прошлое воскресенье – в Эрмитаже; эти вечера для меня полны особой прелести и блеска, потому что на них является много военных и дам в прекрасных туалетах» [197] .

197

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837 гг. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 186.

Были, конечно, и завсегдатаи этих балов, причем, видимо, не танцевавшие, но близкие к семье императора. По крайней мере, воспитатель будущего Александра II В.А. Жуковский 10 ноября 1835 г. лаконично записал: «Обедал у Карамзиных. Бал аничковский. Блудова история. Кончил вечер у Мещерских. У меня поутру Калгоф» [198] .

А.С. Пушкина с супругой (или, точнее, супругу с Пушкиным) не раз приглашали на аничковские балы. Этот сюжет в биографии поэта хорошо известен, поэтому только общеизвестные факты: 4 сентября 1831 г. Наталью Николаевну Пушкину представили императрице Александре Федоровне. Потом было множество разных балов, и 8 января 1832 г. А.С. Пушкин пишет своему другу П.В. Нащокину: «На балах пляшет, с государем любезничает… Надобно бабенку к рукам прибрать». 1 января 1834 г. А.С. Пушкин записал в дневнике: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничковом». 26 января 1834 г. Пушкин вновь упоминает о балах: «В прошедший вторник зван я был в Аничков». Однако этот визит не случился, поскольку поэт не был одет в мундирный фрак, как того требовалось от статских гостей. Поэт оставил супругу в Аничковом и отправился на вечер к С.В. Салтыкову, Николай I недоволен поведением поэта. 13 февраля 1834 г. свекровь писала о Наталье Николаевне: «Его жена теперь на всех балах, она была в Аничковом. Она много танцует, к счастью для себя, не будучи брюхатой». Однако на самом деле супруга поэта была беременна, но совершенно не береглась, и 4 марта 1834 г. Пушкин писал П.В. Нащокину: «На масленице танцевали уже два раза в день… жена во дворце. Вдруг смотрю, с нею делается дурно, увожу ее, и она, приехав домой, выкидывает». 16 декабря 1834 г. А.С. Пушкин в Аничковом, где «заговорил с Ленским о Мицкевиче и потом о Польше». После рождения сына (1835 г.) Наталья Николаевна вновь появилась на балу в Аничковом дворце в начале декабря 1836 г.

198

Жуковский В.А. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1834–1847 гг. Т. 14. С.39.

Своего пика зимние балы достигали в Масленичную неделю. И довольно часто последний бал «масленичных беснований» проходил именно в Аничковом дворце. Дочь императора, великая княгиня Ольга Николаевна вспоминала: «В два часа, после обеда, за которым подавались блины с икрой, начинались танцы и продолжались до двух часов ночи. Чтобы внести разнообразие, танцевали, кроме вальса и контрданса, танец, называвшийся „снежной бурей“, очень несложный. Его ввел Петр Великий для своих ассамблей, которые он навязал боярам, державшим до тех пор своих жен и дочерей в теремах. Когда темнело, зажигались свечи в люстрах. Это было в то время, когда танцы, и особенно мазурка, достигали своего апогея. Никогда на этих празднествах не присутствовало больше ста человек, и они считались самыми интимными и элегантными праздниками. Только лучшие танцоры и танцорки, цвет молодежи, принимали в них участие. В пять часов бывал парадный обед, после которого появлялись еще некоторые приглашенные. Мама тогда немного отдыхала, меняла туалет и появлялась, чтобы поздороваться с вновь прибывшими. После этого общество следовало из Белого зала в длинную галерею, и празднество продолжалось с новым воодушевлением. Мама любила танцевать и была прелестна. Легкая как перышко, гибкая как лебедь – такой еще я вижу ее перед собой в белоснежном платье, с веером из страусовых перьев в руках».

Отмечу, что мемуаристка описывает бал именно в Аничковом дворце, и действо, начинавшееся в первой половине дня, продолжалось до глубокой ночи. Об этом формате «завтрака с танцами», проходившего в последний день Масленицы, упоминает Долли Филькельмон в записи от 19 февраля 1835 г.: «В воскресенье, 17 февраля, состоялся завтрак с танцами в Аничковом по случаю окончания безумств этой зимы. Я была приглашена на утро, Филькельмон на вечер. Это был еще один чудесный день, украшением которого являлась Императрица, выглядевшая именно в этот раз моложаво и пребывавшая в настроении, в каком ее давно не видывали. Танцевали весь день с передышкой на обед и на получасовой спектакль – хорошо исполненный французский водевиль. Этот завершающий день танцев – всегда как бы последнее „прощай“ масленице» [199] .

199

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 327.

О степени размаха развлечений на Масленицу свидетельствует термин «безумства», который использует Долли Филькельмон. И такой же термин, только в его французском варианте, дважды использует М.А. Корф, говоря о масленичных развлечениях в Аничковом дворце: «На прощание с нею в Folie Journee [200] завтракали, плясали, обедали и потом опять плясали». В дневнике 30 января 1839 г. он упоминает в череде празднеств «последнее воскресенье folle journee для аничковской компании».

200

От. фр. – безумный день.

По свидетельству современников, императрица Александра Федоровна любила танцевать, впрочем, как и всякая женщина. Эта страсть к танцам императрицы во многом способствовала формированию феномена аничковских балов. Супруга австрийского посланника Долли Филькельмон в дневнике не единожды отмечала эту страсть Александры Федоровны к увеселениям (6 февраля 1830 г.): «Поговаривают, что она больна грудью и что это скрывают от императора, но в таком случае, зачем же танцует и скачет, как девочка?! Ей 32 года, у нее пятеро прелестных детей, муж, которого она любит, и счастливая семейная жизнь – зачем же губить себя танцами?» [201] . И еще одна запись этого сезона о бале у Кочубеев (16 февраля 1830 г.): «В этот последний танцевальный вечер мы предавались невообразимым безумствам. Императрица с тоской глядела, как кончается пора веселья и развлечений» [202] . Заканчивал сезон балов сам Николай I:

201

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 95.

202

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 99.

«В воскресенье перед постом на Масленице, ровно в двенадцать часов ночи, трубач трубил отбой, и по желанию Папа танцы прекращались, даже если это было среди фигуры котильона».

На балу. Рис. Николая I. 1840-е гг.

Говоря об отношении к танцам Николая I, следует иметь в виду, что в его жизни бывали разные времена. Так, в годы молодости он совершенно не избегал балов и прочих развлечений. Та же Филькельмон упоминает (16 февраля 1830 г.): «…на этом бале Император очень лихо отплясывал со мной буйный танец. Порой он выглядит невероятно молодым и просто очаровывает» [203] . В январе 1833 г. очередная фиксация: «В последнее время он очень похорошел. А также помолодел и много танцует» [204] .

203

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 99.

204

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 249.

Однако, описывая балы зимнего сезона 1838 г., дочь императора Ольга Николаевна констатирует, что Николай Павлович уже «танцевал, в виде исключения, только кадрили» [205] . Его дочь в мемуарах несколько раз повторила, что ее отец «принимал балы как неприятную необходимость, не любил их» [206] : «Папа терпеть не мог балов и уходил с них уже в двенадцать часов спать, в Аничкове чаще всего в комнату рядом с бальной залой, где ему не мешала ни музыка, ни шум». Дочь царя даже пыталась как-то объяснить произошедшую перемену: «В этой нелюбви Папа к балам и танцевальным вечерам был виноват дядя Михаил, который не желал, чтобы офицеров приглашали на них по способностям к танцам, а напротив, этими приглашениями поощряли бы их усердие и успехи в военной службе. Но если на балах не было хороших танцоров – не бывало и дам. В тех случаях, когда удавалось сломить упорство дяди Михаила, он появлялся в плохом настроении, ссорился с Папа, и для Мама всякое удовольствие бывало испорчено» [207] , однако это впечатления ребенка или молодой девушки, записанные спустя много лет.

205

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 247.

206

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 247.

207

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 223.