Анна, Ханна и Юханна

Анна вспомнила возмущение Марии, когда та была еще подростком. Она залилась краской стыда и гнева, когда кричала своему отцу:

– Ты дурак, похотливый козел, ты стараешься всей своей жизнью убедить себя в своей неотразимости! В школе есть парни, такие, как ты, но девчонки, за которыми они ухаживают, смеются над ними. Я никогда не могла понять, как мама с тобой живет.

Мария не вышла замуж – так же как и Малин. Они жили как во все времена жили мужчины: сменяющие друг друга влюбленности, короткие связи. Но зато дети, которых они родили, избежали дьявольского треугольника: папа, мама, дети.

Анна с самого начала почувствовала, что у Рикарда нелады с самооценкой. Из-за властной матери? Из-за слабости отца? Но она была тогда молода и не захотела в этом разбираться. Излишнее понимание опасно, этому научила ее жизнь матери. Юханна всегда все понимала, и поэтому ей приходилось многое терпеть.

Анна вдруг вспомнила другую ссору – она случилась много позднее. Воспоминание было невероятно отчетливым. Анна явственно увидела вечернее заходящее солнце, светившее в окно гостиной. В косых лучах плясали пылинки. Рикард, как привык, назвал ее мамой, хотя в тот момент они были вдвоем. Она крикнула в ответ:

– Я не твоя мама, никогда ею не была и не собираюсь быть!

Она видела, что ему тяжело это слушать, но он взял себя в руки и сказал:

– Естественно, нет. Это просто оборот речи, глупая привычка.

Анна уже тогда поняла, что это не была глупая привычка и не оборот речи. Но тогда она не смогла высказать это вслух.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, – сказала она, и инцидент был скоро забыт.

Но Анна живо представила себе лицо свекрови, красивое и надменное, и одновременно представила себе маленького мальчика, который тщетно ждал от нее нежности. Анна подумала: «Именно поэтому он так злится на меня – он мстит своей матери».

Она сделала новую запись. Ей понравилась новая мысль, но потом она засомневалась, поставила на полях вопросительный знак, подумала и записала:«Рикард всегда очень предупредителен с матерью, оберегает ее от любой критики, но о своем умершем отце он отзывается с нескрываемым презрением: «Он был шутом».

Она услышала, как поворачивается ключ в замке.

– Я принес свежую камбалу! – крикнул Рикард из прихожей.

– Чудесно, я сейчас иду.

– Я пока приготовлю чего-нибудь выпить.

Они подняли бокалы, и он немного напыщенно предложил тост за их нынешнюю хорошую жизнь. Потом он взял в руки толстую серую папку записок о Ханне, полистал ее. Анна сказала:

– Почитай, пока я буду чистить картошку.

Вернувшись в кухню, Рикард сказал:

– У тебя получилась книга, Анна. Чертовски сильная книга.

Она зарделась от радости:

– Она получается слишком ностальгической, ты не находишь?– Нет. Впрочем, в ностальгии нет ничего плохого.

Он всегда помогал ей в работе. Помогал с самого начала. Именно ему принадлежала идея о том, что Анна должна написать популярную историю своих бед.

– Это куда более завидная участь, чем протирать штаны на факультете.

Она хотела многого добиться в жизни.

– Ты думаешь, я с этим справлюсь?

– Мы справимся, – уверил он ее.

Она пошла в школу журналистики, где ее научили просто выражать сложные мысли и идеи, обобщать и приводить конкретные примеры. Она ждала ребенка. Сидела дома и писала, а вечерами Рикард редактировал ее рукопись.

Они поженились и очень весело жили в своей первой двухкомнатной квартире в пригороде Стокгольма. Поначалу Рикард был очень требовательным:

– Ты только послушай, как мы говорим – совсем не по-шведски. Нет, ты прислушайся.

Она прислушалась и поняла.

Очень скоро у них выработался свой собственный, не похожий ни на какой другой язык. Это было чудо, почти такое же чудо, как начавший расти в ее чреве ребенок.

– Я нашел равного мне человека.

Книга была готова за несколько месяцев до рождения ребенка. Они оба были удивлены вниманием, которое она к себе привлекла.Успех, удача. Все было хорошо до того злополучного вечера в Лидингё.

Она почистила и пожарила рыбу. Поставила на стол остатки выпивки, посмотрела на красивый нож и такую же красивую и удобную лопаточку.

«Я не знаю человека, более чувственного, чем он».

– Ну как, что ты об этом думаешь?

Сказав это, она покраснела. Рикард рассмеялся глубоким, утробным смехом, который был у него всегда прелюдией к разговору.

– Я очень голодна, – сказала Анна. – Давай сначала поедим.

– Я бы никогда не сделал ничего похожего.– На это надо просто решиться.

Рикард захотел купить дом.

– Надо жить на земле, Анна, пока не стало слишком поздно.

Когда он в первый раз заговорил об этом, она подумала, что уже и так слишком поздно.

– Кто планирует сажать первую яблоню в пятьдесят лет?

– Я, – безмятежно ответил Рикард.

Но мысль эта не ушла и пустила прочные корни в сознании Анны. Она вдруг поняла и почувствовала, как устала от высотных домов, анонимности и грохочущих день и ночь городских магистралей. Не говоря уже о чахлых сосенках.

У них будет сад!

– Дома у нас вечно были неприятности из-за сада, – рассказывала Анна. – Мама убивалась в саду одна, пока папа катался по озеру на лодке с парусом.

Рикард разозлился:

– Нам совершенно не обязательно строить всю нашу жизнь так, как это делали твои родители.

– Да, ты прав.

Она знала, что он имел в виду, говоря «всю нашу жизнь». Его огорчала привязанность Анны к матери, а хорошие отношения с отцом просто приводили в бешенство. Но в принципе она была согласна с Рикардом, несмотря на то что его мотивы были весьма сомнительны.

Сегодня он посмотрел два участка. На первом большой и дорогой дом, на втором два небольших дома – в очаровательной глуши. Очень красивое место, сказал Рикард. И очень приличное. В одном доме они будут работать – она и он, когда выйдет на пенсию. А во втором доме будут жить.

– Да, там есть еще и махонький полуразвалившийся домик.

– Что-то здесь не так. Не слишком ли дорого стоит все это удовольствие?

– Нет, но зато далеко от города, почти четыре мили.

– Я не против такого участка, да еще в пригороде.