Аннелиз
Шрифт:
— Что вы имеете в виду?
— Думаю, он убеждает Отто послать тебя в Америку. Он твердит об этом все время, без устали. В лице Вернера Нусбаума, Анна, ты имеешь самого верного союзника.
Анна от волнения сглатывает ком в горле.
— Он сказал, что хочет послать кое-что из моего дневника Сисси ван Марксфелдт.
— А, ты говоришь о госпоже Бек. Конечно. Мне нужно не забыть послать ей рецепт кремового торта.
Когда они возвращаются с прогулки, господин Нусбаум как раз уходит. Анна провожает его до двери. Над ними, кружа над каналом, кричит чайка. Господин Нусбаум с нежностью похлопывает по руке Анны. Он улыбается, но тревога не покидает его лица. В глазах —
— До свиданья, моя дорогая, — говорит он. — Пожелай мне удачи.
— Желаю от всей души, господин Нусбаум!
— Помнишь, что я тебе говорил? — Он наклоняется, чтобы на прощание поцеловать ее в щеку, и шепчет: — Ты не одна!
День распорот ливнем, пришедшим с востока, он барабанит по куполам раскрытых зонтов, перчит поверхность каналов, отбивает дикие ритмы на добротных голландских оконных стеклах. Но ближе к ночи окна открываются, и небо посылает вниз лишь моросящий дождь. Анна сидит на кровати, курит и смотрит на вставленный в машинку Мип лист бумаги. Она хочет переписать часть своего дневника. Анна готовит для господина Нусбаума страницы, которые тот обещал послать Сисси. В это время в доме звонит телефон. Она слышит, как Дасса снимает трубку и встревоженным голосом подзывает Пима. Анна вскакивает и открывает дверь. Лампа рядом с дверью зажжена, и она видит, как отец берет телефон. Лицо Пима с прижатой к уху телефонной трубкой бледнеет.
— Когда? — это все, что он спрашивает. Одно слово, но отягощенное утратой.
Анна выходит из комнаты.
— Что такое? Что случилось? — настойчиво спрашивает она.
Пим лишь поднимает ладонь, призывая к тишине.
— Да. Да. Я понял, понял. Спасибо вам, госпожа Каплан. — Только теперь он поднимает взгляд на Анну. — Я позабочусь о всех необходимых распоряжениях.
— Каких, Пим? О каких распоряжениях? — требует ответа Анна.
Пим вешает трубку и набирает в легкие воздух.
— Аннелейн, — говорит он с горечью. — Звонила квартирная хозяйка господина Нусбаума. Она была дома, когда к ней постучала полиция. — Он вздыхает. — Ужасно жаль, — говорит он, с трудом выталкивая из себя слова, — Вернер Нусбаум умер.
Глухой, похожий на удар деревянного молотка удар.
— Умер? — Анна повторяет это слово вслух, на глаза наворачиваются слезы. — Нет… — Она отказывается понять услышанное. — Нет, я только что его видела. Как? Как мог он умереть?
— Его тело нашли на канале Броуверсграхт, — говорит Пим. — Наверное, поскользнулся. Шел сильный дождь. Должно быть, он поскользнулся и упал в канал.
Упрятанная в этих словах ложь не может обмануть никого.
Анна чувствует, как стены начинают шататься. И тоже падает.
31. Вопрос о прощении
Мы не так высокомерны, чтобы возгласить перед Тобой: «Мы праведны, мы не согрешили». Наверняка мы грешны.
Могильные камни разбросаны на темно-зеленой лужайке. Некоторые из них надтреснуты или расколоты — следы времени и вандализма. Сломанные сланцевые плиты лежат забытые, утопая в буйной траве. На похоронах господина Нусбаума мало людей. Раввину пришлось потрудиться, чтобы найти мужчин из своей общины для миньяна. Некоторых из
них Пим, похоже, знает. Это его товарищи. Он не единственный, чья татуировка бросается в глаза, когда мужчины проносят через кладбище простой сосновый гроб. Анна и Дасса наблюдают, как гроб опускают в землю. Когда читают кадиш, на щеках Анны выступают горячие слезы.Возможно, ей следовало бы рассердиться на него за то, что он решил свести счеты с жизнью. И проливать не только слезы утраты, но и слезы гнева. Но на самом деле она уже выплакала все слезы. Ей осталось только попрощаться. Попрощаться с господином Нусбаумом. С ее верным союзником. С человеком, который считал ее настоящим писателем и хотел помочь ей издать книгу. Попрощаться со всем этим. С человеком, сказавшим, что все его надежды связаны с ее будущим, поскольку никаких надежд на свое будущее у него не осталось.
Появилась еще одна скорбящая. Марго с обритой головой стоит среди миньяна, щеголяя грязной желтой звездой на свитере. Все взгляды устремлены на предаваемый земле гроб, и только она неотрывно смотрит на Анну.
Вернувшись домой, Анна окунает руки в сосуд с водой, стоящий у двери, словно так она действительно могла очиститься от смерти. Дасса приготовила еду и выставила ее на стол, застеленный снежно-белой скатертью. Поминальная трапеза. Но у Анны нет аппетита. Она сидит с сигаретой на честерфилдском диване. И слышит, как скрипит кожаная обивка, когда рядом с ней кто-то усаживается. Это раввин. Его зовут Соуза. На нем черный саржевый костюм. Когда он снял шляпу, под ней оказалась черная атласная ермолка. Раввин молод, ему тридцать с небольшим, худое лицо спокойно. Анна ловит взгляд Дассы, когда та подносит тарелку с холишкес одному из мужчин, которые несли гроб.
— Мне очень жаль, рабби! — твердо говорит Анна.
Раввин вопросительно поднимает брови.
— Извините, жаль чего?
— Мне очень жаль, но со мной вы только потеряете время.
Раввин пожимает плечами.
— Спасибо, что предупредили меня, Анна. Но я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
— Моя мачеха привыкла настаивать на своем. А вы считаете, что оказываете ей услугу.
— Вы уверены?
— Мне не нужно, чтобы меня опекали.
Он на мгновение смолкает и ставит тарелку на кофейный столик красного дерева.
— Может быть, ваша мачеха беспокоится о вас?
— Это смешно, — вырывается у Анны.
— Вам претит ее забота?
— Можно сказать и так.
Анна смотрит на огонек своей сигареты.
— Насколько я понимаю, господин Нусбаум, да будет благословенно его имя, был вам очень близок.
— Мне не хочется говорить о нем.
— Почему?
— Может, вы не знаете, рабби. Вам никто не рассказал, что на самом деле произошло? Он сам прыгнул в канал. Он покончил с собой. Разве это не грех?
— Да, грех, но никто ведь не знает, как это случилось.
— Его собирались депортировать в Германию. Тут не нужно гадать, какие мысли роились в его голове.
Раввин пожимает плечами.
— Наверное, нужно рассматривать все возможности. Вы обижены, Анна? — спрашивает он. — Он обидел вас своим поступком?
— Обида — это не то слово.
— Он вас оставил без поддержки?
Она глубоко вздыхает.
— Пожалуйста, я не хочу говорить об этом.
— Вы же сами начали разговор. Возможно, вам станет легче, если мы поговорим. Я знаю, что в глубине сердца он был очень добрым человеком.