Анонимные грешники
Шрифт:
Я приоткрываю веко, мой взгляд падает на его губы. Никакой ухмылки. Это хорошо. Когда я поднимаю глаза, от его взгляда у меня перехватывает дыхание. Оно затуманено безумием. Желанием. Для меня.
Вновь обретенная уверенность разливается по моим венам, и, не прерывая зрительного контакта, я опускаюсь на кожаный диван позади себя. Не моргая, я поднимаю пятки на сиденье и медленно провожу руками по внутренней стороне бедер.
Анджело рычит и проводит рукой по своей челюсти.
— Сними их.
Дрожащими пальцами я приподнимаю бедра и снимаю трусики. Он поворачивается, чтобы посмотреть на тонкое розовое кружево,
— Господи, — бормочет он. Затем его внимание возвращается к моему лицу. Мои глаза и тело следуют за ним, когда он подходит к краю дивана и кладет ладони на подлокотник. — Ложись, — требует он. — И. Покажи. Мне.
Прикусив нижнюю губу, я сползаю спиной вниз по дивану и раздвигаю колени, обнажая перед ним все. Когда стон вырывается глубоко из его груди, волна удовольствия захлестывает меня.
— Черт возьми, Аврора. Ты само совершенство. Конечно, по-другому и быть не может.
Моя киска пульсирует от его комплимента, и я начинаю обводить свой клитор двумя пальцами.
— Это то, что ты сделала? В океане? — спрашивает Анджело прерывисто.
Подавив всхлип, я киваю.
— Вначале.
Его взгляд темнеет.
— Вначале?
Сделав глубокий вдох, я снова киваю.
— Да, — прохрипела я. — А потом… — мои пальцы прокладывают дорожку по моим влажным губам, от клитора вниз к входу. — А потом я засунула палец внутрь себя.
— Покажи мне.
Я провожу пальцем внутрь, и жар разливается у меня внутри. Выдерживая его похотливый взгляд, я говорю: — А потом я вставила два пальца.
Он снова выжидающе опускает глаза на мою киску. Я просовываю внутрь второй палец, постанывая от удовольствия, когда мои стенки растягиваются, чтобы вместить дополнительный палец.
— Тебе хорошо, детка?
Детка. Жар поднимается от моего пульсирующего клитора.
— Да, — хнычу я, быстрее вводя в себя палец. Затем я ловлю его взгляд и застенчиво улыбаюсь: — Держу пари, было бы лучше, если бы ты сделал это.
В его глазах вспыхивает мрачное веселье, но его руки, вцепившиеся в изгиб подлокотника, говорят мне, что он сдерживает себя. Видеть его таким взвинченным, сводит меня с ума.
— Скажи мне, что бы ты сделал со мной.
Его ноздри раздуваются, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот придет в себя и прекратит это. Но он этого не делает. Вместо этого он отталкивается от подлокотника и опускается на корточки у моего бедра.
О, святой гусь. Сейчас он так близко, что я чувствую запах его лосьона после бритья, чувствую исходящий от него жар. Его рукав касается моего обнаженного бедра, и мое сердце замирает. Пожалуйста, прикоснись ко мне. Пожалуйста, ради любви к Богу, прикоснись ко мне. Но он сжимает руки вместе и упирается локтями в бедра, поворачиваясь и пристально наблюдая за мной.
— Прежде всего, я бы снял этот дурацкий маленький лифчик, — рычит он.
Выгибая спину, я протягиваю руку и расстегиваю его. С озорной улыбкой я бросаю его ему на колени. Он стонет, сжимая ткань в кулаке и поднося ее к своему лицу. Я погружаю пальцы в свою киску сильнее, быстрее, возбуждаясь от вида его больших рук, вцепившихся в мое нижнее белье.
— И что потом? — шепчу я.
Его взгляд опускается на мою грудь, и он прикусывает нижнюю губу.
— А потом я бы взял эти идеальные сиськи в рот, посмотрел, такие ли они сладкие на вкус, как выглядят.
— Мммм, — стону я, сильно теребя сосок.
Его
глаза сверкают.— Тебе нравится грубо, детка?
Я дергаю плечом, вытаскивая пальцы и проводя ими по своему клитору.
— Я не знаю, — застенчиво шепчу я.
— Тогда я бы хотел это выяснить, — рычит он, придвигаясь ближе.
Я приподнимаю бедра, чтобы он мог лучше рассмотреть, что происходит у меня между ног.
— Я бы отшлепал эту маленькую тугую киску, просто чтобы услышать, как ты кричишь.
Приглушая всхлипы, я шлепаю себя по киске, выгибаясь под ударной волной удовольствия, которая прокатывается от моего клитора к низу живота. Святой ворон.
— Сильнее, — требует он.
Я снова шлепаю, внутри меня разгорается оргазм.
— Вот же лебедь, — бормочу я, поворачивая голову и вгрызаясь в подушку.
— Не смей отводить от меня взгляд, Аврора. Я хочу увидеть выражение твоего лица, когда ты кончишь.
Я поворачиваюсь к нему, и он удовлетворенно наклоняет голову.
— Хорошая девочка. Теперь потри свой клитор так сильно, как только можешь.
Я отчаянно киваю, потирая клитор все сильнее и сильнее, извиваясь как от удовольствия, так и под тяжелым взглядом Анджело. Мой оргазм все нарастает, отчего у меня кружится голова и перехватывает дыхание.
— Не смей, блять, останавливаться, — рычит он, склонившись над моим коленом и не сводя глаз с моей киски. — Я хочу видеть, как твой оргазм вытекает из киски и стекает по твоему бедру.
Мой клитор пульсирует, пока каждый мускул в моем теле не напрягается, и чистое, прелюбодейное удовольствие не взрывается внутри меня.
— О, Боже! — я кричу, мое тело берет верх, когда я трусь о ладонь, чтобы высвободить каждую частичку своего оргазма.
Мои глаза закрываются, и я пытаюсь отдышаться, в то время как фейерверк в моем животе и между бедер медленно прекращается.
Через несколько секунд диван проваливается. Сквозь опущенные ресницы я вижу, как Анджело встает во весь рост. Огромная выпуклость натягивается на промежности его брюк. Господи. Он в последний раз пробегает голодным взглядом по всему моему телу и останавливается на моем лице, на его губах играет мрачная ухмылка.
— Я ошибался на твой счет, Сорока, — хрипло говорит он, облизывая губы. — Ты плохая девочка.
Бросив последний затяжной взгляд, он поворачивается к двери и отпирает ее. Как раз перед тем, как он проскальзывает сквозь нее, я вижу что-то розовое и кружевное у него в руке.
Мой лифчик.
Он незаметно засовывает его в карман и оставляет меня полулежать на диване.
Полностью обнаженную и измученную.
Глава девятнадцатая
Образ невесты моего дяди, голой и мастурбирующей прошлой ночью, так глубоко въелся в мою сетчатку, что я, черт возьми, вижу это каждый раз, когда закрываю глаза.
Призрак ее неглубокого дыхания все ещё звенит у меня в ушах. Влажный шлепок, когда ее рука шлепнула по своей набухшей киске, преследует меня. И когда ее лицо покраснело, а все ее тело затряслось, когда она кончила, я понял, что должен убираться к чертовой матери, пока не сделал чего-то, чего уже не смогу вернуть.