Анонимные грешники

Ее маленькая ручка сжимает мой кулак. Теплая и мягкая.

— А что случилось с твоей мамой? — шепчет она.

— Я ждал возле женского туалета, пока моя мама приведет себя в порядок. Прошло пять минут. Потом десять. В конце концов, я начал чувствовать беспокойство. Что-то было не так, я просто знал это. Поэтому я вошел, выломал дверь кабинки и… — я поднимаю взгляд на небо и качаю головой. — Она просто лежала там, привалившись к унитазу. Мертвая.

Вздох Рори звенит у меня в ушах.

— Кофе…

— Это был раствор яда, который в течение нескольких минут вызвал у нее сердечный приступ.

— О, мой гусь. Анджело. Мне так жаль, — вздыхает она. — А потом твой отец…

— Через три дня у него было кровоизлияние в мозг, — я сажусь прямо, выпрямляя спину. Я не хочу сейчас говорить о своем гребаном отце. — В любом случае, я не смог найти того мудака с ярмарки ни бесплатно, ни за деньги. Должно быть, это был местный житель, потому что я помню, что у них на шее была татуировка футбольной команды «Красных Дьяволов». Но никто на Побережье не захотел говорить. Особенно Висконти.

— Так вот почему ты ушел?

— Я ушел, потому что мамы не стало. Кто-то ещё в семье должен был быть хорошим, чтобы компенсировать плохое. Это то, чего она бы хотела. Не пойми меня неправильно. Я далеко не святой. Но я пытаюсь держать себя в рамках, хотя в большинстве случаев это практически невозможно.

— Но Анонимные Грешники…

— Да, я знаю, — я бросаю на нее взгляд и облизываю губы. — У всех нас есть свои пороки, Рори. Нажимать на курок или избивать какого-нибудь мудака до полусмерти раз в месяц — мое. Черт, это единственное, что удерживает меня в здравом уме. И я оправдываю это, потому что все, кого мы убиваем, заслуживают того, что с ними происходит. Мне удалось убедить себя, что мама одобрила бы это — ее сыновья делают что-то хорошее, чтобы компенсировать плохое.

Между нами воцаряется тишина. Я практически слышу, как вопросы вертятся в голове Рори, и все они умоляют, чтобы их задали. Но когда мы встречаемся взглядами, с ее губ срывается только одно.

— Так почему же ты вернулся, Анджело?

Я не могу удержаться от смеха. Сколько, блять, раз мне задавали этот вопрос с тех пор, как я приземлился на побережье. И все же Рори — единственный человек, который добьется правды.

— Последние девять лет чувство вины не дает мне покоя. Мне нужно найти человека, который убил мою маму, а затем мне нужно убить его.

Шок пересекает ее идеальные черты, но он проходит так же быстро, как и появился.

Она кивает и утыкается подбородком в воротник моего пиджака.

— Когда ты сказал Альберто, что будешь водить меня в Дьявольскую Яму два раза в неделю в обмен на мою помощь, ты не шутил.

Мои губы подергиваются.

— Похоже, ты разочарована.

Ее смешок звучит приглушенно.

— Да.

У меня снова это гребаное чувство в груди. Тяжелое, которое давит на мою грудную клетку, угрожая сломать то, что находится под ней. Это подтверждает то, что в глубине души я уже знаю: я слишком долго находился на Побережье, а теперь увяз слишком глубоко.

Когда я встаю, Рори выжидающе смотрит на меня.

— Помоги мне найти его, и я улечу следующим рейсом с Побережья. Тебе больше никогда не придется беспокоиться о том, что я сорву твою сделку с Альберто. Я не переступлю черту на песке, — хрипло произношу я.

Каждое слово выходит натянутым, но я заставляю себя сохранять нейтральное выражение лица. Но я не могу удержаться и провожу рукой по ее подбородку, приподнимая его, чтобы она посмотрела на меня.

— Пообещай мне кое-что, Рори.

Я чувствую, как под моим большим пальцем бьется ее пульс.

— Что? — шепчет она.

— Что мы найдем его до твоей свадьбы.

Она делает паузу.

— Почему?

— Потому что видеть тебя в помолвочном платье и так тяжело. Но увидеть тебя в подвенечном платье? — рычание вибрирует глубоко внутри меня. Я усиливаю хватку. — Это будет гребаной пыткой.

Несколько минут спустя я стою у подножия каменных ступеней, засунув руки в карманы, и смотрю, как Рори возвращается на вечеринку по случаю своей помолвки, унося с собой горькую часть меня.

Что-то шевелится за кустом, привлекая мое внимание.

— Кто там? — рычу я, снова доставая свой гребаный воображаемый пистолет.

Тор выходит из-за кустов, застегивая молнию на брюках. Он видит меня и останавливается, его взгляд сужается. Его взгляд устремляется вверх по лестнице как раз вовремя, чтобы заметить кусочек золотых волос Рори, исчезающих я в отеле.

Позади него из тени появляется блондинка, одергивает платье и хихикает. Она опирается на руку Тора, но он отмахивается от нее, не сводя с меня глаз.

— Иди наверх.

Она смотрит на него, потом на меня и обратно, и, не говоря ни слова, шатаясь, поднимается по лестнице, не сказав больше ни слова.

Тишина окутывает нас. Я стискиваю челюсти.

— Аврора хорошая малышка, — ледяным тоном говорит он. — А мой отец — мудак. Но не заставляй меня выбирать.

Мои зубы задевают нижнюю губу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что я уважаю тебя, Анджело. Ты был мне большим братом, чем когда-либо были мои собственные братья. И, черт возьми, Раф — мой лучший друг. Но дело в том, что Большой Ал — мой отец, — его кулаки сжимаются по бокам, глаза темнеют. — Не приставай к его девушке. Не заставляй меня выбирать.

Мы пристально смотрим друг на друга, кажется, несколько минут, прежде чем он поднимается по лестнице и возвращается на вечеринку.

Я должен был сказать ему, что до этого не дойдет. Ему не придется выбирать, потому что мы провели черту на песке.

Но в этом-то и фишка линий на песке. В конце концов они смываются, и вы не можете вспомнить, где вы их нарисовали. Но когда нет границ, нет линий, отгораживающих вас от мира, случаются плохие вещи. Случаются войны, случаются убийства. И я не могу, не хочу оставаться на Побережье, чтобы предотвратить их.

Поэтому, вместо того, чтобы нарисовать эту линию на песке, мне придется высечь ее в бетоне.

Глава двадцать вторая

— Меня зовут Рори Картер, и я совершаю плохие поступки.

Едва слова слетают с моих губ, как ветер подхватывает их и уносит над неспокойным морем. Я произношу их не более чем шепотом, остро ощущая толпу всего в нескольких футах позади меня.

День всех святых. Первое воскресенье ноября, посвященное чествованию ушедших из жизни близких. Я уже произнесла небольшую молитву за свою маму, и теперь я нахожусь среди моря Висконти, которые приехали издалека, чтобы собраться у общей могилы родителей Анджело.